Мне не жаль...

                    Александр влетел в гостиную, миновал Дмитрия, поднявшегося навстречу, и скрылся в коридоре.       — Не надо меня провожать, граф! — крикнул цесаревич, стоило Орлову выйти следом. Тот растерянно замер, наблюдая, как Александр сбегает по ступеням и, не глядя на склонившихся в поклоне слуг, отрывисто приказывает подать коня, рваными движениями накидывая крылатку на плечи.       Александр бежал отсюда прочь, быстрее, пока ещё были силы и решимость, пока разум принимал желание Натали расстаться, а сердце не вступило в противоречие с разумом. Он хотел покинуть дом, не оборачиваясь, потому что боялся, что голос изменит и взгляд выдаст отчаяние, как предавали сейчас руки, мелко подрагивая. Прикусив щёку, Александр стремительно вышел из дома, вскочил на коня и с трудом удержался, чтобы не обернуться, прекрасно зная, что Натали не увидит ни в одном из окон. Её письма жгли сквозь рубашку, но он точно знал, что не найдёт в себе силы открыть хотя бы одно. Не сейчас. Может, позже, когда утихнет боль и станет легче дышать. Умом он понимал, что решение, тяжесть которого взвалила на себя Натали, правильное. И что лучше расстаться так, сохранив нежную память о счастье, чем дождаться, когда чувства охладеют, а связь станет тяготить. Александр понимал, принимал, смирялся, но легче от этого не становилось. Он столько ждал встречи, надеялся, мечтал, а теперь… Больше никогда не иметь возможности коснуться её, поцеловать, сказать о своих чувствах. Снова запереть глубоко внутри то, что делает его настоящим, живым.       Конь цесаревича нёсся по улице, распугивая прохожих и заставляя кареты испуганно разъезжаться. За ним едва поспевали двое адъютантов, надеясь, что его высочество вернётся во дворец и уж там следить за его безопасностью будет кто-то другой. Но Александр свернул прямо к Неве, миновав Зимний, и резко осадил коня у Троицкого моста. Там, на другой стороне реки темнела Петропавловская крепость. Острый шпиль подпирал свинцовое небо; там, за толстыми стенами, ожидали своей участи узники, и Александр невольно почувствовал себя одним из них. Обернулся, глядя на громаду дворца за спиной — те же стены, та же безысходность. Ледяной ветер обжигал лицо, острой снежной крупой впиваясь в кожу. Срывал слёзы, едва они появлялись на глазах, и уносил к реке, к крепости, к несвободе… Адъютанты успели здорово замёрзнуть, не решаясь заговорить с цесаревичем, когда над крепостью сверкнуло, вычерчивая абрис шпиля, а следом прогремел гром. Цесаревич вздрогнул, словно опомнился, приходя в себя, развернул коня и направился во дворец. Короткая слабость, которую он мог себе позволить, закончилась, и пришло время вновь быть тем, кем все хотели его видеть: мужем, сыном, наследником.              Натали не знала, откуда у неё взялись силы, какой внутренний сосуд открылся, разливая в душе ледяное спокойствие. Только что она чувствовала, что рассыпается на крохотные кусочки и больше никогда не сможет подняться. Но вот где-то вдалеке прогрохотал гром, словно напоминание о том, что жизнь продолжается. Слёзы закончились резко, только горло всё ещё перехватывало болезненным спазмом, не давая вздохнуть полной грудью. Натали осторожно поднялась, опираясь на диван, и несколько раз глубоко вздохнула. Распрямила плечи, вздёрнула подбородок и уверенным, хоть и медленным, шагом направилась в гостиную.       Здесь ярко пылал камин, и Натали только сейчас поняла, как замерзла в галерее. Она протянула озябшие руки к огню, чувствуя, как пробирается от кончиков пальцев тепло — сейчас думать о таком — простом, приземлённом, было проще всего. Не допускать мыслей об Александре, вообще никаких. Не позволять себе думать о нём как можно дольше, пока перестанет при одном только упоминании его имени перехватывать сердце.       — Натали, всё в порядке? — Дмитрий появился в гостиной минуту назад, и всё это время смотрел, как она пытается согреться, продолжая держать у огня уже начавшие розоветь от жара руки.       — Да, — спокойно ответила Натали и, наконец, отошла от камина. — Вы провожали цесаревича?       — Нет. Он уехал, не простившись. Я… — Он осторожно посмотрел на неё, пытаясь по отсутствующему выражению лица понять, о чём можно спросить. — Я не знаю, мне показалось, он был чем-то расстроен, и я не посмел…       — Мы расстались. — Это прозвучало так сухо и ровно, что, не наблюдай Дмитрий, в каком состоянии была жена последние дни, он бы поверил, что ей абсолютно всё равно.       — Вы?..       — Расстались, Господи, обязательно надо повторять?! — воскликнула Натали, и боль, тщательно скрываемая, на миг прорвалась сквозь безупречный фасад холодной сдержанности. — Простите. — Она быстро взяла себя в руки и даже улыбнулась. — Я не должна была повышать на вас голос, просто сейчас не лучший момент для душевных разговоров. Но я вскоре возьму себя в руки, вот увидите. — Натали смешалась, резко отвернулась, поднеся руку к губам. Вздохнула несколько раз, с отчаянием понимая, что камин перед глазами расплывается и дрожит. — Вот увидите, — прошептала она, — всё будет хорошо. Совсем скоро.       — Натали!.. — Дмитрий подошёл к ней, протянул руку, почти коснувшись, надеясь обнять её, успокоить, но она повела плечом, отступая на шаг, по-прежнему на глядя в его сторону.       — Не надо, прошу вас. Не сейчас. — При мысли о том, что он коснётся её так же, как касался Александр совсем недавно, так, как он никогда больше её не коснётся, хотелось кричать. Скрипнув зубами, Натали вздохнула прерывисто, смахнула быстрым движением слёзы и спросила: — У нас много приглашений? Я бы хотела навестить друзей в ближайшее время. Сможете ли вы составить мне компанию? Думаю, первое время нам бы следовало появляться вдвоём, но посещать не больше двух домов за вечер. Вы согласны?       — Я, признаться, не думал об этом. — Дмитрий и впрямь совершенно не думал о том, как лучше вести себя, куда ездить и кого посещать. Все его мысли по возвращении в столицу были заняты лишь её самочувствием и взаимодействием с императорской семьёй. Теперь же Натали, видимо, горела желанием погрузиться в светскую жизнь Петербурга, пока есть возможность и позволяет состояние. Впрочем, никто не считал предосудительным, когда дама посещала балы и приёмы, пока её положение не становилось слишком очевидным.       Дмитрий понимал желание жены не просто развеяться — погрузиться в круговорот развлечений с такой силой, чтобы забыть обо всём. Он почти физически ощущал её боль, видел её, затаившуюся, в глубине зелёных глаз, в скорбных складках, собиравшихся у губ, когда она полагала, что никто не наблюдает за ней. Пожалуй, никогда ещё Натали не была для него такой яркой, манящей и недоступной, сделавшись тем более далёкой, чем больше проходило времени со дня расставания с цесаревичем. Дни летели за днями, прошёл октябрь, и ноябрь медленно принялся одевать Неву в ледяное убранство.       Натали стояла перед высоким зеркалом, расправляя широкое кружево, из которого поднимались покатые плечи. На шее переливался розовый жемчуг, повторяясь в заколках, что держали причёску и пышные перья в локонах. Подтянув высокие перчатки, Натали сделала пируэт, глядя, как взметнулись юбки. Корсет привычно подчеркнул талию, всё ещё тонкую и стройную, но совсем скоро, через месяц уже, от него придётся отказаться. Приложив руки к животу, Натали зажмурилась на короткий миг, но тут же распахнула глаза и улыбнулась отражению. Нет, она не будет думать ни о чём, кроме бала. Кроме возможности встретить друзей, обсудить новости из дворца и закружиться в вихре танцев.       Порой ей хотелось всё бросить и уехать из столицы. В любое поместье, хоть своё, хоть Дмитрия. Жить там затворницей, в покое, вдали от блеска и шума. И только одно пугало, заставляя снова и снова искать развлечений в гостиных: тишина и мысли, что неминуемо проснутся, стоит ей остаться одной. Мысли, что будут сжирать её изнутри, подтачивая хрупкое душевное равновесие. Сожаления, тоска, боль — Натали боялась этого, малодушно надеясь, что с рождением ребёнка так или иначе станет легче. И тогда она сможет думать о том, что потеряла, без сожалений. Сможет достать его письма, сможет позволить себе вспомнить каждое слово. Сможет говорить о нём без дрожи в голосе. А пока… Уверенно кивнув своему отражению, Натали подобрала меховой палантин и вышла из спальни, встретив мужа у лестницы.       Сегодня Дмитрий предпочёл форме угольно-чёрный фрак, а в изящной булавке для галстука и запонках сияли жемчужины в тон тем, что украшали шею Натали. С мягкой улыбкой он наблюдал за тем, как она приближается, склоняя голову и отвечая улыбкой.       — Что ж, сегодня нас ждут у Бестужевых, а после — приём у княгини Черкесской, я слышал, они привезли троих индусов из последней поездки в Азию.       — Индусов? Откуда? — Натали повернулась к графу спиной, подставляя плечи, на которые он накинул переливчатый атлас, отделанный сизым мехом чернобурки.       — Кажется, из индийских колоний англичан, — ответил Дмитрий, слегка задевая кончиками пальцев её шею. С сожалением отступив, он поспешил натянуть перчатки, позволяя слуге надеть на него крылатку.       Они стали ближе, насколько вообще применимо было это понятие в этих сложных, запутанных отношениях. Каждый вечер на виду у всех, каждый день порознь. «Самая красивая пара в этом сезоне» — с лёгкой руки княгини Воронцовой это звание закрепилось за Орловыми, а острый ум графини вкупе с обходительностью графа делали их желанными гостями любой гостиной. Дмитрий, по всеобщему признанию женской половины высшего общества, был «до умиления влюблён» в свою жену, что расценивалось, как нечто забавное и трогательное. Натали же, знавшая всех и вся, но до замужества почти не водившая тесных знакомств вне дворца, оставалась фигурой в чём-то загадочной, хотя и окружённой романтическим ореолом — как же, покинуть службу при принцессе ради того, чтобы выйти замуж, да ещё и за того, кто, хоть и обладает значительным состоянием, но имеет титул ниже. Конечно же, за этим стояла какая-то история, дознаться до которой ставили себе целью все столичные сплетницы, но пока что всё выходило так, будто княжна и впрямь вышла за Орлова, следуя велению сердца.       — Слишком гладко всё выглядит, — скучающе протянула княгиня Черкесская, наблюдая за тем, как чета Орловых обходит зал, здороваясь с гостями. — Она не выглядит счастливой.       — Будто вы много знаете счастливых пар, — усмехнулась графиня Вронская, провожая взглядом статного офицера из императорского полка.       — Может, и не много, — пожала плечами княгиня. — Но разочарование жизнью в женских глазах я, представьте себе, читаю с лёгкостью.       — С вашим воображением вам бы писать романы! Уверена, они будут иметь успех!       Большой зал был полон гостей. Бесшумно сновали слуги с подносами, заставленными напитками и лёгкими закусками. Наверху, на открытой галерее, музыканты настраивали инструменты. Шуршали юбки, звенели бокалы, то тут, то там раздавался смех — вечер был в самом разгаре, сегодня здесь собрался весь Петербург. Поэтому, когда объявили о приезде Александра Николаевича и Марии Александровны, княгиня Черкесская зарделась от удовольствия, в то время, как Натали побледнела, едва не выронив бокал.       Это была их первая встреча. Слишком рано, ещё по живому, по ранам, что не успели даже начать затягиваться. Натали показалось, что время застыло, звуки утихли и даже свет стал слабее. Только в ушах что-то протяжно звенело. А в следующую секунду он встретился с ней взглядом, застыл на короткий миг, грустная улыбка скользнула по губам, и вот цесаревич уже отвернулся, здороваясь с канцлером.       Натали знала, что будет тяжело, но не подозревала даже, что настолько. Словно кто-то со всей силы ударил в живот, выбил весь воздух из лёгких, выбросил, как рыбу, на берег, заставив беспомощно открывать рот в надежде вздохнуть снова. Он был рядом, совсем близко, родной, из её снов, из её прошлого. И Натали тянуло к нему, словно магнитом, и взгляд то и дело выхватывал его в толпе, пока не наткнулся на другой, взволнованный, — принцессы.       — Боюсь, нам надо подойти и выразить своё почтение. — Дмитрий возник из-за спины, подставляя локоть и уверенно подводя Натали к Александру и Марии.       — Ваше высочество. — Натали присела в неглубоком реверансе, протягивая руку для поцелуя. — Не ожидали вас встретить сегодня.       — Это была моя идея, — сказала Мария, скользя лихорадочным взглядом от мужа к Натали и обратно. Но оба они упорно отводили глаза, смотря куда угодно, только не друг на друга. Александр мазнул губами по её руке и тут же отпустил, пробормотав:       — Не самая удачная.       — Я рада видеть тебя в добром здравии, — вновь заговорила Мария, нервно улыбнувшись. — Говорят, ты была нездорова.       — Спасибо, теперь всё в порядке. После вашего визита мне стало гораздо лучше. — Натали вложила в улыбку как можно больше сердечности и вновь присела. — С вашего позволения.       Дмитрий кивнул, уводя Натали как можно дальше, пока она вцепилась в его руку, даже не заметив этого. Сердце рвалось обратно, к нему. Просто стоять рядом, слушать голос, быть может, обменяться парой ничего не значащих фраз. Чувствовать его, дышать им. Жить им.       — Быть может, вы хотите домой? — тихо спросил Дмитрий. Натали встрепенулась.       — Так скоро? Что подумает княгиня?       — Что вам стало нехорошо. А может, — он склонился к её уху, пронзая глазами княгиню Черкесскую, — что муж-самодур увёз вас домой, изнывая от ревности.       Натали невольно улыбнулась, покачала головой.       — Вы действительно желаете себе подобной славы?       — А вы действительно сможете провести здесь всю ночь? — Дмитрий почувствовал, что начинает раздражаться. Что за склонность к причинению боли самой себе? Натали приподняла бровь и холодно улыбнулась:       — Вы во мне сомневаетесь, граф?       Она должна была это пережить. Чтобы доказать самой себе, что сможет. Чтобы сделать крохотный шажок к новой жизни. И она старалась, хотя чувствовала его взгляд на себе. Он прожигал сквозь платье, горел на коже, проникая к сердцу. Подойти бы ближе, коснуться руки, хотя бы мимолётно… Ради чего она лишила их этой малости? Ради того, чтобы сейчас со спокойным равнодушием смотреть в глаза принцессе? Стоило ли оно того? Они больше не принадлежали друг другу, но тянулись, невольно, раз за разом оказываясь рядом.       — Это невыносимо, — прошелестело прямо над ухом. Натали вздрогнула, но Александра уже не было рядом — он успел отойти на несколько шагов и теперь непринуждённо разговаривал с отставным генералом. По телу пробежала дрожь, обдала знакомой, тёплой волной, сворачиваясь внизу живота. Натали прикрыла глаза, коротко выдохнула и тут же их распахнула, находя взглядом мужа. Нет, она не станет заново через всё это проходить. Снова обманывать, скрываться, потому что вновь выплыть из этих чувств не сможет. Ещё одно слово, один жест — и она станет молить о том, чтобы они снова были вместе…       — Прошу вас, мне нужно домой, — прошептала Натали, когда Дмитрий подошёл. — Вы можете остаться, а я вернусь.       — Не говорите ерунды. — Орлов поджал губы, ища цесаревича, но того поблизости не оказалось. Неужели они договорились о чём-то?.. Волна злости поднялась изнутри, резкая, вспыхнула в голове, застилая глаза красным. — Мы вернёмся вместе.       Натали покорно склонила голову, позволяя отвести себя к княгине, чтобы попрощаться. Они ждали карету молча, думая каждый о своём. И если Натали пыталась вернуть с таким трудом приобретённое душевное равновесие, то Дмитрий буквально задыхался от ревности. Он подозревал, конечно, что подобное может произойти, но это оказалось больно. Как и всегда больно — отдавать её ему, самолично подводить к спальне, оставаясь за дверью. Снова говорить себе о том, что надо надеяться. Но на что, ради Бога?!       Он рывком распахнул дверь, подставил руку, помогая Натали забраться в карету, сел сам и стукнул по крыше. А Натали думала, думала, думала о том, что не хочет возвращаться в прошлое. Как бы счастлива она там ни была, у этой любви нет будущего. Нет сейчас, и не было никогда. Рано или поздно действительность догнала бы, растоптала. И это уже происходит. Но Натали почти привыкла жить без него, почти заставила себя успокоиться, почти начала забывать. Дважды в одну реку нельзя войти — не она это придумала, но есть ли смысл сомневаться? Натали прикрыла глаза и откинулась на сидении, крепко стиснув руки на коленях.       Дмитрий следил за ней, с трудом сдерживая желание схватить за плечи и встряхнуть. Крикнуть, что она — глупая девчонка, если надеется вернуть Александра. Что он не может вечно спасать её. Что он любит её так сильно, что готов запереть в доме, если это поможет не свалиться обратно, в пропасть, из которой с таким трудом и без потерь выбралась.       — Что будет дальше? — спросил Дмитрий, ступив на ступени перед домом. Карета покатилась в каретный сарай, двери приветливо распахнулись, приглашая хозяев войти.       — О чём вы? — Подобрав юбки, Натали принялась подниматься.       — Дальше, Натали? Что будет дальше? — Он перешагивал через две ступени сразу, быстро поравнявшись с ней. Схватил за локоть, резко разворачивая, останавливая почти у дверей. Ждавший за ней слуга поспешил отступить за дверь, чтобы не мельтешить перед глазами.       — Дальше я лягу спать, — ледяным тоном процедила графиня, вырывая локоть из захвата. — А завтра выслушаю ваши объяснения.       — Мне не в чем перед вами оправдываться! — выкрикнул Дмитрий, но взял себя в руки, дождавшись, когда Натали снимет манто. Не глядя швырнув пальто на руки слуги, он вновь догнал её, и они принялись подниматься на второй этаж.       — Вы отлично знаете, о чём я говорю, — тихим, дрожащим от ярости голосом проговорил он. — Вы вновь решили возобновить ваши встречи? Вы хотели встретиться сегодня, не так ли? Но я помешал своим решением проводить вас, и…       — Вы действительно думаете так? — Натали остановилась посреди лестницы, шокировано глядя на него. — Вы считаете, что я смогла бы вновь обмануть вас? Я ведь обещала, ещё тогда, в Италии, помните?       — Помню, — усмехнулся он. — Поэтому и спрашиваю: что дальше?       — Ничего. — Она опустила глаза и вновь стала подниматься наверх. — Ничего, — повторила она, прикусив губу.       — Вы по-прежнему любите его, — горько прошептал он ей вслед. Натали, успевшая подняться, обернулась и ответила тихо:       — Да, и этого не изменить. Но это не значит, что я не хочу его забыть. Просто… Просто это очень не просто.       И она ушла, оставив его стоять посреди лестницы с гулко бьющимся сердцем, полным сожалений и уставшей надежды.       Натали не спалось. Сейчас бал был в самом разгаре, Александр танцевал, смеялся, возможно, флиртовал, желая забыть о ней, так же, как делала она всё это время. А сейчас ей не спалось, потому что одна мечта не давала покоя — чтобы он был рядом. Именно сейчас он был нужен так сильно, что Натали ощущала настоящую боль от потребности видеть его, чувствовать, любить. Она металась по спальне, заламывая руки, или же ложилась на кровать, пустым взглядом уставившись в потолок. Её бросало то в жар, то в холод, каждая клеточка тела ныла при одном только воспоминании о звуке его голоса, о блеске его глаз. И его «невыносимо» звучало в ушах набатом. Четыре часа утра Натали встретила, сухими, лихорадочно блестящими глазами глядя в окно, где вновь разыгралась непогода и невозможно было отличить: туман клубится меж ветвей деревьев или мокрая взвесь сыплется с неба. Повинуясь порыву, Натали запахнула плотнее халат и поспешила вниз. Распахнув двери, ведущие в сад, она решительно пошла по дорожке, надеясь, что ветер выдует из головы все мысли, а холод — заморозит боль, что жгла сердце.       Она остановилась под старой яблоней, чьи голые ветки царапали серое небо. Подняла глаза к небу и, не выдержав, закричала так громко, как только могла, исторгая из себя пустоту, что поселилась в груди после расставания с Александром. Неужели она вообще когда-нибудь пройдёт или сможет заполниться чем-то?       Ноги подкосились, Натали упала на колени, пряча лицо в ладонях, и зашептала горячечно:       — Господи, помоги! Помоги мне его забыть, Господи! Дай мне сил, одари смирением, приведи к мудрости. Господи! Помоги мне его забыть!       Она полностью погрузилась в себя, не слыша ничего вокруг, не видя, и, когда на плечо легла рука, резко вздрогнула, оборачиваясь.       — Натали? Наташа! — Дмитрий схватил её за плечи, разворачивая, вглядываясь в бледное, мокрое лицо. — Как вы здесь… Зачем?..       — Помогите мне, — прошептала она так тихо, что он скорее понял, нежели расслышал её слова. Она молила, и сама не понимала о чём просит. Помочь подняться с колен? Помочь забыть? Помочь жить дальше?       Он поднял её, и Натали послушно встала, обвила шею, когда Дмитирий взял на руки, возвращаясь в дом. Прижалась к нему, отогреваясь в тепле его тела. Он был в плотном стёганом халате, видимо, сидел в кабинете, когда она решила выйти в сад. И сейчас дышал тяжело, словно бежал через весь дом.       — Когда вы перестанете мучить меня, Натали? — проговорил он, внося её в спальню и опуская на кровать. — Когда вы вспомните о том, что я — живой?       Он взял её ладони в свои и быстро их растёр, поднося к губам, согревая дыханием. После потянулся к халату, развязывая ленты, — подол промок и испачкался. Скинул с её ног домашние туфли и собрался было уходить, когда Натали с неожиданной силой притянула его к себе, заглядывая в глаза.       — Помогите мне его забыть. Прошу. — Она смотрела совершенно серьёзно, словно не шептала только что под дождём, моля у Бога о помощи. — Дима, помоги мне его забыть…