"Ну здравствуй, Питер! Питер, прощай!"(С)

* — Рассчитай меня, Дима, — Аркадин заходит в студию и, не переобуваясь, падает на диван. — Решил? — Хакимов сглатывает судорожно, но за высоким воротом рубашки не видно, как вздрагивает кадык. — Окончательно переезжаешь? — Ну конечно! Чего тянуть то? — Валера смотрит с усмешкой и объясняет, как маленькому мальчику. — В Питере тоже люди живут, не пропаду! Дима хмыкает презрительно в ответ на эту фразу. Валера точно не пропадет. Пропадут они — «Матрица» и «Наив». Дима, в первую очередь, пропадет! Вместо презрительной ухмылки получается какая-то жалкая улыбка. — Ты же понимаешь, что пока мы найдем нового гитариста, нужно чтоб ты задержался в группе? — пытается соблюсти формальности Снейк. Валера закатывает глаза. — Дима, ты невыносим! А если бы я умер? Ты бы меня с того света достать пытался, потому что группа пока еще не нашла нового гитариста? Двадцать шестого отыгрываем Питер и я остаюсь там. — У нас же Иваново двадцать седьмого? — Хакимов беспомощно хлопает ресницами. — Иваново, — Валера морщится. — Там уже без меня… В студии наступает гробовая тишина. Дима смотрит в окно, пытаясь хоть как-то собрать мысли в кучу и, самое главное, не разреветься, как трехлетний ребенок. — Ну так что, я пойду тогда? — Аркадин встает с дивана и подходит к своему директору. Пока еще директору. Протягивает руку. Снейк жмет горячую грубоватую ладонь с тонкими длинными пальцами и мысленно умоляет Валеру поскорее убраться вон из студии… Аркадин неловко пытается обнять Хакимова, но тот отстраняется. — Не надо, Валер… Пожалуйста! Гитарист на секунду замирает, глядя в глаза барабанщика. Там, на дне их, плещется столько боли и отчаяния, что можно утонуть! Захлебнуться и не выплыть. Аркадин ощущает эту боль каждой своей клеточкой, но помочь Диме сейчас не в силах. Они были слишком близки все эти годы и теперь сделать равнодушный вид не получается от слова «совсем». Валера выпускает Хакимовскую руку и, не оборачиваясь направляется к двери. * Концерты проходят на одном дыхании, вот только как дышать после них — Снейк еще не знает. Не придумал себе тактику. Валера, как назло, старается быть обходительным — чувствует свою вину, наверное. Но это Диму только злит. — Ты можешь не лезть ко мне? — не выдерживает он однажды. — Сделай так, чтоб я уже смирился с тем, что скоро тебя не будет. Не только у меня, но не будет и в группах! Аркадин пожимает плечами и отходит от него. А Дима смотрит на эти плечи и вспоминает, как стискивал их до побелевших кончиков пальцев всякий раз после долгого перерыва, пытаясь привыкнуть к дискомфортным ощущениям в первые минуты. Как царапал эту спину, оставляя глубокие следы, свидетельствующие о том, что любовник Аркаша был прекрасный. Теперь все это счастье доставалось Питеру. Воспоминания особо остро режут душу, подкрепляемые тонким запахом туалетной воды шастающего неподалеку гитариста. Хакимов готов выткнуть себе «Агнером» глаза, чтоб перестать уже смотреть на Аркадина. Хотя, знает, что это бесполезно — перестав видеть, он будет прислушиваться к каждому шороху, что нисколько не убережет его нервы от срыва. Дима ненавидит Питер, ненавидит всей душой. Еще недавно было все-равно, с легкой долей восхищения — с исторической точки зрения город всегда манил. Сейчас только ненависть, которую он не собирается скрывать. Сегодня толерантным быть не хочется. «Наебенюсь вечером!» — решает Снейк. Эта мысль приносит секундное облегчение. Выступление… Драйв, угар и… злость? Хакимов готов отшвырнуть палки и начать биться о свой «том» головой. За кулисами она была очень приветлива с Димой. А сама держала Аркашу за руку и прижималась к нему. И Снейк стоял и пялился, как дурак на то, как она терлась о Валерку… А потом не выдержал, отозвал Аркашу в сторону и сквозь зубы попросил сделать так, чтоб ему до конца вечера больше с ней не пришлось пересекаться. Аркадин молча кивнул и исчез вместе со своей дамой, зайдя в гримерку за пять минут до выхода на сцену. — Какая же ты мразь, Валера. Дима злится на гитариста и бурчит себе под нос проклятия. К Кате он уже привык — столько лет они с Аркашей были вместе. А эта молодая и пронырливая блядь с полными чувственными губами… У Хакимова перед глазами так и стоит картинка, как она отсасывает у Валерки… а ведь, наверняка, это было и не раз! Как она закатывает свои томные глаза и оба они стонут… — Аа-а-а! — Дима со всей дури херачит по тарелкам. Коля вздрагивает, поворачивается спиной к залу, смотрит на барабанщика, пытаясь понять, что случилось, но Снейк машет рукой, пресекая все вопросы. * — Спасибо, ребята! — Валера шумно обнимает всех на прощание, жмет руки Чаче, Коле, техникам. Иванов много улыбается, Коля с ребятами стараются не показывать вида, что им грустно — бодро похлопывают друг-друга по спинам, плечам. Дружеская атмосфера, все крепятся. Хотели посидеть, проводить, но Дима запретил. Завтрашний концерт в Иваново перенесли по техническим причинам. Теперь Снейку нужно еще придумать, что и как сказать фанатам, чтоб не подставлять группу и Аркашу. Валера подходит, пытается заглянуть в глаза, но Хакимов прячет взгляд. Пока прячет — видит ее за стеклянной дверью с его гитарой возле ног и его сумкой в руках. Блядь! — Ну давай, что ли? — Аркадин тянет ладонь, Снейк жмет ее вполсилы. — Дим. Дим, спасибо за все! Приятно было с тобой поработать! Улыбка сползает с Валеркиного лица. Он воровато оборачивается на девушку за дверью. — Счастливо, Аркаш! Тебе спасибо. — Дим. — Валер. Не надо, иди. Она ждет. И он уходит. А Хакимов остается. Смотрит вслед этой паре, которая скрывается за поворотом, потом закуривает. Если прямо сейчас не закурить, то сорвется голос и предательски задрожит. Этого никто слышать не должен. Ушел Валера и ушел. И хуй с ним! На завтра назначены пробы нового гитариста — группы сохраняются! А что будет с Хакимовской душой — это никого ебать не должно. Внезапно фигура в черном, стремительно выбежавшая из-за угла, лишает Снейка равновесия, практически сбивая с ног и опрокидывая на стену. Сигарета улетает на газон и гаснет. Валера прижимается, целует, зарывается пальцами в волосы. — Хакимов, блядь, я не могу уйти! Я не могу, сука! Ненавижу тебя! Дима стонет, тянет Аркадина на себя, отвечает на его поцелуй. Такой родной и любимый. И уже не верится, что можно вот так гладить, ласкать. — Не уходи, пожалуйста… Останься, Валер, я уже не помню, как это — жить без тебя! Я не сумею… Не уходи! — Я должен… — Ты никому ничего не должен! Где она? — Там, за углом стоит. — А ты чего? — Сказал, что телефон забыл… а он в кармане лежит… Дима, сделай так, чтоб я ушел! Я сам не уйду. Мне сейчас сдохнуть проще, чем от тебя оторваться! Дима трется щекой о колючую Валеркину, смотрит в глаза и тонет в нежности, которой они наполнены. Захлебывается своим горем. Упирается больно лбом в Аркашин висок и, внезапно, отталкивает гитариста. — Пшел прочь! Валерка на секунду замирает. В глазах сверкает обида. — Дим…? — Я сказал, пошел! Хватит издеваться надо мной и над собой! Аркадин стоит, качаясь в нерешительности, но молчит. Он все понимает. — Я ударю тебя, если ты не уйдешь, — устало шепчет Снейк и опускается на корточки, обхватив голову руками. — Про-о-очь! — Можно я тебе позвоню… Когда-нибудь? — шепчет Валерка и, не дождавшись ответа, уходит. Дима даже не смотрит ему вслед. Он слышит звук удаляющихся шагов и этого вполне достаточно. Дверь служебного входа приоткрывается, в щель высовывается Колян. Он внимательно оглядывает пустую улицу и несколько секунд изучает Снейка на корточках. — Ты с кем тут орешь? — Один. — А так можно что ли? — Коля, — Дима встает и направляется шатающейся походкой к басисту. — Это Россия, тут вообще можно все! Например, спать сразу с несколькими бабами. И мужиками. Главное, чтоб они друг о друге не знали! — Дим, ты бухнул что ли? — пятится Коля обратно в клуб. — Нет. Но собираюсь! Прямо сейчас! Будешь со мной? Где Саня? Зови всех! * Мальчика на прослушивание привела Стася. Она, кажется, играла с ним в какой-то группе. В «Диезах»? Возможно. Дима не вникает. — Репертуар групп тебе знаком хоть немного? Гитарист неуверенно кивает. — Стась, накидай ему список песен по «Матрице», а Коля по «Наиву» пусть напишет. Ну, самые там такие… Штук по десять. Через две недели попробуем сыграться. Видя недоумевающие глаза басистки, Дима пожимает плечами и выходит курить на улицу. Стася плетется следом. — Дим, а посмотреть, послушать? — Стась, а на что смотреть то? Как он с гитарой стоит? Парень взрослый, как обкатает наш материал, так и поговорим. — Тебе просто нужно смириться! Костя тоже уходил — все рыдали… Пережили ведь! — Послушай, ты, — Дима ловко перехватывает запястье басистки. — У Кости хотя бы серьезный проект! А тут бабская юбка! И вообще, не тебе за Костю рассуждать. — О, Дмитрий Абдулович, да Вы ревнуете что ли? — Стася выворачивается из цепких пальцев директора. — Тогда смиритесь еще с одной мыслью, что Вы ей проигрываете сто очков еще на начальном этапе. А мальчика надо посмотреть. Вдруг, влюбитесь и все пройдет! * Валера звонит даже чуть раньше, чем ожидает этого Снейк. Точнее, Дима даже не надеется — оно как-то само все внутри происходит: на каждый входящий звонок Хакимов вздрагивает и руки тут же становятся холодными. Момент настает. Дима пытается сделать голос чуть более равнодушным, чем есть на самом деле. — Да, Валер. — Дим, привет! Помощь нужна… Есть деньги? Я отдам. — Сколько? — Снейк не на шутку встревожен. — Что случилось? — Можешь на карту скинуть? — Валера называет сумму. Дима присвистывает, но переводит. — Валер, что случилось? Может, расскажешь? — Она… там у нее накрылся проект. Требуют неустойку. А мы уже все вложили… Я отдам, правда, Дим! Хакимов не дослушивает, сбрасывает вызов. Молча убирает телефон в карман. «ОНА»… Да пропади она пропадом! Ненависть захлестывает с такой силой, что Дима рад, что успел спрятать смартфон в кармане. Сама дура, еще и Валеру подписала на это все! Ну ничего, должен же настать тот день, когда Аркадин прозреет! Не может все продолжаться бесконечно! Не бывает такого! Это же просто сон, дурной сон! Пусть между барабанщиком и гитаристом уже ничего не будет, как раньше, но лишь бы этот гребаный гитарист прозрел! Снейк хлопает себя по щекам, пытаясь собраться. Получается хреново. Мысли похожи на виноградное желе, пахнущее дешевой «Изабеллой». Хакимов помнит вкус этого пойла уже очень много лет. Тогда они с Валерой больше ничего не смогли достать после одиннадцати и пили эту дрянь. Вокруг все пропахло виноградом — губы, волосы, одежда. Было пьяно и хорошо, когда Аркадин касался его, словно бы случайно — задевал рукой, щекотал кожу длинными прядками. И Снейк пошел ва-банк. Просто повернулся и поцеловал. Валера, словно этого и ждал — набросился зверем. Весь мир перевернулся в сознании: в голове шумело, цветные пятна летали за закрытыми веками. Рука, непривычная мужская, нагло шарила под резинкой трусов и это дико возбуждало. Снейк стонал и терся о Валеру, пытаясь не сойти с ума от счастья и от желания. А потом, пережив два оргазма за вечер, Дима блевал «Изабеллой» и Аркадин держал ему волосы над унитазом, переодически целуя в позвоночник, выступающий на обнаженной спине… Хакимов трясет головой и тянется к бутылке виски. Лучше бы водка, но водки нет. В принципе, сейчас похуй, чем закинуться. Лишь бы забыть. Лишь бы выбросить из головы весь этот пиздец, живущий там многие годы и не оставляющий в покое. Нет, Аркадин не вернется. И нечего надеяться на что-то там… Стася права, нужно смириться и жить дальше! Снейк пьет прямо из горлышка и морщится. Бухать — это не выход. Тогда что вообще выход? Окно? Бутылка снова взмывает вверх, янтарная жидкость исчезает в Диме. В голове начинает шуметь, в ушах тоненько поет «тиии-и-и». Хакимов касается головой прохладной подушки и засыпает… * Валера больше не звонит. Деньги просто, однажды, падают обратно Снейку на карту. Вдогонку прилетает смс: «Спасибо, друг». Друг, значит. Хорошо. Дима снова тянется к бутылке. Сегодня репетиция, но это не важно! Он успеет проспаться. А если не успеет, все-равно к этому уже все привыкли за последние два месяца. Чаще всего, Снейк дремлет пьяный на диване в студии. Благо, есть прописанные барабаны. Благо, все снисходительно прикрывают глаза на это блядство, как выразился однажды Чача. Блядство — это то, что делает Валера. Так считает Дима. А то, что директор сегодня пьян — это не блядство. Это дезинфекция душевных ран. Раны не затягиваются. Дезинфицирующего средства нужно все больше и больше. Когда Хакимов открывает глаза, за окном уже темно. — Вот черт! — Дима резко садится на диване, комната начинает движение по кругу. — Просрал репетицию! Такое за два последних месяца впервые. На телефоне шесть пропущеных от Саши и четыре от Коли — значит, сегодня они должны были собираться «Наивом». Репетиция, судя по всему, закончилась уже часа два с половиной назад. Снейк с силой сжимает голову в руках, хватает себя за волосы и кричит от боли. Входную дверь кто-то бесцеремонно выносит ногами. Хакимов поднимается с дивана и, шатаясь, идет на разборки с нежданными гостями. — Ты? — он распахивает двери. На пороге Аркадин, запыхавшийся и взволнованный. — Почему не открываешь? Почему на репетиции не был? Телефон твой где? — Я проспал. — Дим, ты пьяный что ли? Ты пьешь? Валера водит носом и отталкивает Снейка с дороги, проходя в квартиру. Включает свет в прихожей и осматривается, затем нагло идет на кухню. Щелкает там выключателем и спотыкается о кучу пустых бутылок на полу, которые Дима даже уже не выбрасывает. — Хакимов, ты что? Ты охуел что ли? Лицо у Аркаши вытягивается, в глазах столько боли и отчаяния, что Диме становится стыдно. — Мне, конечно, Саша говорил, что ты шизгаришь тут, но я не думал, что все так плохо! Снейк опирается о косяк и свысока пытается взглянуть на Валеру. Чувство вины исчезает и теперь хочется выебываться. — Что тебе еще Саша говорил? — Больше ничего. — И с каких это пор вы обсуждаете мою личную жизнь? Это он тебя сюда прислал? Побоялись, что я коньки отброшу? Не дождетесь! Я вам такой радости не подарю! Тебе — тем более! Это слишком большая честь — сдохнуть из-за тебя! Аркадин сокрушенно качает головой. — Вижу, с тобой бесполезно разговаривать… — А ты еще и не пытался, чтоб такие выводы делать. — Да я просто… — У тебя всегда все просто! Слишком просто! Ты просто решил что-то для себя и весь мир подстроился! И ты счастлив! Тебе же никто не мешает быть счастливым? Оставь и ты меня в моем несчастье! Дай мне просто переболеть тобой и забыть, как всех остальных, кто был до тебя! — Не дам, — шепчет Валера и делает шаг навстречу Снейку. Руки Аркаши, такие родные и любимые, обнимают Хакимова. Вытаскивают из джинсов заправленную футболку, гладят под ней, покрывшуюся мурашками, кожу. Дима стонет в голос и зарывается пальцами в копну Валеркиных волос, притягивая его к себе, и целует в приоткрытые губы. Аркадин тихонько проталкивает Снейка в спальню и оба они падают на кровать. Одежда мешает, от нее избавляются в считанные секунды. Хакимов скулит и извивается, подставляя тело под Валеркины поцелуи и прикосновения. Аркадин не торопится, смакуя каждый сантиметр кожи. Наслаждается тем, как трется об него Снейк, как плавится и умирает от желания. Ему и самому сейчас хватит нескольких движений, чтоб кончить и раствориться в Димке. Но так хочется растянуть момент на подольше! Хакимов обхватывает губами Аркашин член и ласкает языком. Валерка шипит и пытается сдержаться, но ничего не получается — горячий язык Снейка настолько ловкий и проворный, что шансов никаких! Аркадин перестает мучать себя — выгибается, запрокидывает голову назад и толкнувшись еще раз в узкий рот Хакимова, заполняет его спермой. Дима довольно урчит и вылизывает все дочиста, поглаживая подушечками пальцев бархатистую кожу любовника. — Ну держись, Змея! — отдышавшись, Валерка сползает вниз по Диминому телу и устраивается у него между ног, любуется на стоящий колом член партнера и осторожно касается языком головки. Снейк вскрикивает от остороты ощущения и Аркаша не выдерживает: как давно он не занимался любовью вот так — страстно и красиво! Нет, Диме никогда не было равных в постели. Никто так не заводил и не доводил до финала ни до, ни после него. Всякий раз после пережитого со Снейком оргазма, Валера думал о том, что это сродни очищению и перерождению. «Мне кажется, с тобой я видел космос», сказал однажды он Хакимову. Тот усмехнулся: «Гагарину привет!» «Сейчас ты у меня передашь Белке и Стрелке», думает Валера и, осторожно прикусив член любовника, резко вбирает его в себя до основания. Снейк рвано выдыхает, цепляясь пальцами за пододеяльник и, всхлипывая, кончает. Перед глазами снова, как в тот «изабельный» вечер, плывут радужные пятна. Аркадин смакует остатки спермы: облизывается, вытирает губы и укладывается рядом. Просовывает свою руку под Снейка и тот устраивается на ней, положив голову ему плечо. Это была их любимая поза после секса. Она была очень уютная и можно было спокойно приходить в себя и наслаждаться близостью и теплом друг-друга. Сейчас думать о том, что все это происходит по привычке — просто не хочется. Пусть будет уют. Пусть будет ощущение того, что все хорошо. Хотя бы еще минуту. Но проходит пять и семь, и Валера уже сопит, засыпая. Дима не хочет его будить, не хочет нарушать иллюзию, но надо! — Валер… Лер! — Снейк тихонько тормошит Аркашу. — М? — Аркадин укладывается поудобнее и прижимает Диму к себе. — Тебе домой не пора? — А тебе? — Так я дома, — охуевает Хакимов. — Ну вот и я тоже. Теперь, — улыбается Валера и, не открывая глаз, чмокает Снейка в висок. — Спи, заебал. А то у меня уже опять встает. Дима ничего не понимает и боится переспросить. Но и поверить счастью тоже боится. Означают ли Аркашины слова, что Питеру можно помахать рукой? Или завтра все исчезнет, как сон? Но, даже если и так, пусть это будет завтра! А сегодня они вместе! Дима осторожно лезет пальцами под одеяло и касается Валеркиной плоти; чувствует, как член начинает упираться в бедро. Аркадин сбивается в дыхании и утыкается носом в шею Снейка. — Хакимов, какая же ты стерва! Это было так подло с твоей стороны, услышать из всего набора фраз только то, что у меня на тебя стоит… — Заткнись! — Дима в два счета оказывается сидящим на Валере сверху. — Я хочу тебя! Он впивается поцелуем в припухшие губы Аркаши и наваливается сверху. В этот раз все происходит не так медленно и нежно. Валерка подминает Снейка под себя и входит в него. Хакимов привыкает, как всегда, стискивая плечи гитариста побелевшими пальцами. Потом тихонько толкается навстречу. Аркадин начинает двигаться. — Господи, как я скучал, — шепчет он и капля пота, стекая по его виску, падает Снейку на лицо. Дима обхватывает ногами Валеркину спину, прижимая его бедра к своим еще теснее. — Глубже, — шепчет он и тянется за поцелуем. — Валер… я сейчас умру… Оргазм накрывает их практически одновременно. Снейк помогает себе рукой и изливается на живот с глухим стоном. Валерка чувствует, как внутри у Хакимова становится совсем узко. Он упирается лбом в Димин висок, затем поворачивает голову и ловит взгляд синих глаз. Пристальный и полный любви. — Давай, — шепчет Снейк и сжимает мышцы. Аркадин рычит и обессиленно падает сверху на Хакимова, заполняя его собой целиком. * Проснувшись утром, Валера еще какое-то время лежит без движения. События вчерашнего вечера оставляют слишком сильный отпечаток на психике. Дима, такой родной и любимый, спит на его руке и крепко обнимает во сне. Надо будет сегодня все ему рассказать — морщится Аркадин. Про то, как подстряли с ней на бабки. И про то, как чуть не стал отцом. И про то, как она потеряла ребенка. И про то, как жизнь стала совсем невыносимой. Без Снейка. Может быть, истерики питерской интеллигенции еще и можно было бы вытерпеть, не знай Аркадин, как умеет выгибаться под ним Хакимов… Но когда Валера начал по ночам называть девушку Димой, стало ясно, что затея с переездом в город на Неве была так себе идеей. Чачин звонок сегодня был, как знак свыше. Аркадин помчался в аэропорт, потому что знал, что испытания поездом точно не выдержит. Слишком долго ехать — быстрее по воздуху! Он касается губами черной Хакимовской челки. Дима улыбается во сне. — Я люблю тебя! — шепчет Валера, прижимая к себе сонного и теплого Снейка. — Больше никакого алкоголя, никаких расставаний и никаких других гитаристов. Не потерплю, чтоб перед тобой мелькала еще чья-то задница! А еще — никаких других баб. Я тебе обещаю!