If the sky is pink and white, If the ground is black and yellow, It's the same way you showed me, You showed me love.
Часть 1
30 апреля 2019 г. в 22:11
Лазурный берег Ниццы красиво поблёскивает на солнце, манит, будто бы шепчет, создавая волнами тихий прибой, что еле разбивается о близлежащие мелкие камешки. Неторопливый ветер аккуратно рассеивает облака, открывая обзор на безграничное чистое небо, с каждой секундой окрашивающееся в нежные розовые оттенки. Время близится к вечеру, пляж пустеет, кто-то разбредается по домам, а кто-то наоборот — приходит, тихонько ложится в гамак, беседку, держа в руке остывший ванильный латте, наблюдая за красивым закатом, стараясь до малейшей детали запечатлеть его в своей памяти.
Лука сидит прямо на гальке, босиком и в одних шортах, лениво зажимая косяк между средним и указательным пальцем. Затягивается глубоко, прикрыв веки от удовольствия, выдыхает дым маленькими колечками, наслаждаясь и расслабляясь благодаря окружающей атмосфере. Вокруг — тишина, практически штиль, который разбавляет лишь ненавязчивая мягкая музыка. Солист поёт о сладкой жизни, спокойствии и любви, о том, что нужно быть проще. Лалльман совершенно точно согласен с ним.
Сделав очередную затяжку, откидывает голову вправо, рассматривая проходящих мимо людей. Замечает его. Улыбается, наблюдает. Скользит по растрёпанным волосам в вечном творческом беспорядке, по незамысловатой татуировке в левой части груди, по крепким запястьям с проступью малахитовых вен. Встречается взглядом. Смотрит в родные глаза как-то обезоруживающе и хищно одновременно. В очередной раз падает в пропасть. В очередной раз убеждается, что он пьянит хлеще любого даже самого крепкого алкоголя.
Нутро сжимается с новой силой, сердце набирает ритм свыше ста ударов в минуту, качая по телу кровь, разгоняя адреналин и серотонин, когда Элиотт подходит к нему и опускается рядом. Вытягивает ноги вперёд, опирается на ладони по обе стороны от себя, хмыкает.
— Всё ещё балуешься, малыш? — произносит до одури ласково, не пытаясь скрыть нотки доминантности в голосе. Лука закашливается. — Думаю, тебе хватит, — подмигивает, — позволишь? — медленно тянет руку, выхватывает сигарету, нарочно касаясь влажных податливых губ. Слегка надавливает, следя за расширяющимися зрачками напротив, гипнотизирует всеми фибрами. Подносит фильтр к приоткрытому рту, чтобы сделать затяжку, но вновь закрывает, садясь чуть ближе. Наклоняется и прикуривает. Выпускает серое облако, что окутывает их обоих, хмелит, распаляет. Смотрит на густые ресницы, на мурашки, что разбегаются по плечам, на изгиб длинной шеи и подрагивающий кадык. Смотрит внимательно, подмечает каждую мелочь, осознаёт, насколько его мальчику сейчас хорошо. Отстраняется, выдыхая носом две еле заметные струйки. Снова затягивается, придвигается к Луке вплотную, обхватывает за шею и отправляет яд из лёгких в чужие уста. Медлит пару секунд, будто бы наслаждаясь, но не сдерживается, целует — глубоко, жарко, настойчиво.
Поцелуй терпкий от дыма, с привкусом табака, что немного горчит, но такой дурманящий и интимный. Отключающий разум, но чувственный до невозможности, что возносит их близость на высший, несуществующий уровень. Окружающий мир исчез, время замедлило ход, все живые души вокруг испарились. Они остались одни — один на один в этом безумном трансе.
В жилах течёт истома, что ведёт до дрожи в коленках, а голова кружится от нахлынувших ощущений и возбуждения. Руки гуляют по телу, пальцы зарываются в волосы и оттягивают, массируют, крепко ухватываясь за затылок, боясь отпустить, потерять, не насытиться. Остаток сигареты давно выброшен в сторону, дотлевая и оставляя на камнях тёмные пятна. Ещё немного, и от их самообладания не останется и следа.
Элиотт отрывается от тёплых губ с тихим причмокиванием, первым приходит в себя. Безумно пялится, ловя на себе такой же безумный взгляд, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Вид у Луки счастливый-счастливый и раскрасневшийся, словно тот выиграл джекпот в виде чека на миллион евро, но кто сказал, что и он не выглядит так же?
Три долгожданных слова довершают образовавшуюся идиллию:
— Я люблю тебя.
За ними следует не менее долгожданное:
— Я тебя тоже люблю.
Залив ангелов всё ещё шепчет, небо над ними всё такое же розовое.