***
За завтраком мать заботливо интересуется у сына о его делах в школе. С утра женщина выглядит немного помятой, в принципе, как и остальные в такое трудное утро понедельника. Она заправляет мешающую смоляную прядь за ухо и не может не выглядеть любимой из-за главы семейства, который глаз с супруги не сводит. Она целует Юнги в макушку, вытягивая губы трубочкой. Ага, ему сейчас очень до школы есть дело. У мальчика в голове вчерашний вечер и прекрасный лик объекта вожделения. — Выпускные экзамены на носу, волнуешься? — отец пытается прощупать почву, не отрываясь от завтрака. Юнги все эти психологические штучки знает, поэтому просто обходит препятствие. Оба родителя имеют высшее образование по специальности клиническая психология, и Юнги, по правде говоря, всегда это немного выводит из себя. — Нормально всё, — тухленько мямлит сын, кромсая металлическими палочками яичный ролл. — Что-то случилось? — отцу не нужно подолгу наблюдать за собственным сыном, чтобы прийти к выводу, что не всё-то тут в порядке. — Мы готовы тебя выслушать, ты же знаешь. Юнги ковыряет заусенцы, и мама ласково оттягивает одну его руку от другой. — Я же не твой пациент, чего ты сразу, — тоже вяло как-то. — Но я твой отец. — Я заметил, — грубовато, но он не специально, честно говоря. Расковыряв яичный ролл, начинает ковырять нарезанный кимпаб. Но в рот ни зёрнышка — аппетита нет абсолютно. — Прости, — выдыхает, откладывая палочки в сторону, — ты прав, я просто стрессую из-за подготовки к экзаменам. — Тогда тебе нужно отдохнуть. Может, сходишь с друзьями после школы куда-нибудь? Расслабишься и всё такое. — Можем устроить вечер кино! Закажем вредной еды, а может даже разрешим тебе выпить пива… — мама в своём репертуаре. — Да не-е… Я лучше потрачу время на зубрёжку. Лишним-то не будет. Встаёт со стола, упоминая, что необыкновенно опаздывает, и нужно торопиться. Прощается с родителями, и стоит только хлопнуть дверью, как супруги моментально разворачивают дискуссию на тему сердечных переживаний собственного сына. — Десять из десяти, он влюбился, — говорит женщина, присаживаясь на край стола. Она подносит нарезанный кимпаб ко рту супруга. Мужчина не видит смысла спорить на этот счёт. Всё ведь и так очевидно. Это поведение ни с чем не спутать. Он недолго думает, откидываясь на спинку стула. — Сто процентов облажался перед ненаглядной — я по-отцовски чувствую, — действительно чувствует, потому даже руку на сердце кладёт. Будь тут их сынок, обязательно спросил бы, почему папаня по-отцовски не чувствует, что облажался он перед ненаглядным. В самом-то деле. Сказал бы, что родители даже на время не посмотрели, когда он про опоздание сказал. А вышел Юнги в этот раз, между прочим, на двадцать минут раньше обычного. Вероятность того, что в этот раз в школу одноклассников отвезёт именно Хосок, равна пятидесяти процентам. А Юнги, если кто не знал, не тот парень, что станет рисковать лишний раз. Он не такой уж и дурак и на рожон не пойдёт, да и встреча с мужчиной ему не только не нужна, но ещё и не выгодна. «Трус, » — скажут люди. Юнги ответит: «Очень предусмотрительный».***
Мин заранее включил на телефоне беззвучный режим, чтобы одноклассники не смогли дозвониться с расспросами, типа: «чего ты там копаешься?» и «где ты вообще?». Он пинает камушек, который, кстати, никак не мешал ему пройти, и бедолага отлетает куда-то в сторону. Потом смотрит вверх: небо укрыто перистыми облаками, и это вроде как обещает хорошую погоду на некоторое время. Только юноше никакой погоды не требуется, определённо, это и есть апатия. Улица, вдоль которой он идёт, целиком и полностью усеяна жёлтыми деревьями, но когда поворачивает за угол — видит вдалеке вкрапление единственного красного клёна. Сначала было тоскливо от этой желтизны, а потом стало ещё тоскливее от этого безобразного пятна. Ну и зачем оно тут? Этот красный клён портит весь вид. А ещё выглядит ненужным. Ну что он сделает, если его дурная влюблённо-отверженная голова с эмпатией относится ко всякой окружающей его чепухе? Отставить эмоции! Кулаки сжимаются от злости на самого себя: ведь это не первый отказ (если его можно так назвать), в прошлом были и другие отношения, где всё было совсем по-другому (как у взрослых)! И ему ведь не тринадцать, это не первая его любовь… Это вообще не любовь! И убиваться здесь не из-за чего! Мин Юнги мысленно проклинает день, когда в его голове вообще возникла мысль о том, что старший Чон неплох собой. — Если не сегодняшним вечером, то завтрашним, — тихонечко бормочет себе под нос, — а если и не завтрашним, то через неделю. Всё обязательно пройдёт через неделю… Действительно. Если так подумать, ни одно его безответное сердечное дело не длилось больше недели. Юнги просто подождёт ещё недельку, а потом будет жить счастливо, с трудом вспоминая имя этого мужчины.***
— Йа! Мин Юнги! — было первым, что юноша услышал от своих одноклассников-друзей, едва успевших на урок. Стоит только Юнги оторвать голову от парты, уже кажется распухшую от дум о своих совершенно идиотских чувствах, как это становится бессмысленным со звонком, означающим, что разговор подождёт. Да и учитель уже в классе. — Эй! — на это Юнги принципиально не поворачивается, хотя уверен, что адресовано именно ему. — Эй, Юнги! Ещё парочка таких «эй», и у молодого и неопытного учителя математики, господина Нам Дарыма, из ушей начинает валить пар, и лицо его становится красным, немного светлее утреннего клёна. — Ким Тэхён, я требую тишины в классе, — и Тэхён действительно затыкается. — Извините. К середине урока до Юнги доходит сложенный в несколько раз пастельно-зелёный стикер: «ты телефон дома забыл что ли??? я настрочил тебе миллиард сообщений». Юнги эти сообщения ещё год бы не видел, но всё-таки находит в себе силы разблокировать телефон и зайти в чат с другом. Он кликает на стрелку вниз, просто игнорируя десяток (миллиардом действительно попахивает) сообщений, и решается ответить только на самое последнее: «срочно выкладывай, что там у тебя произошло». ug я не хочу об этом говорить просто я больше не буду ездить с вами в школу буду один ходить пешкомtaeh01.09 с чего блин вдруг (((((( просто расскажи что не так тебя кто-то обидел? кто этот говнюк? просто скажи мне его имя!!!!!!!
ug его имя чон хосок он мне кажется нравится но я ему точно нет и вчера он дал мне это понять я немного расстроен и не хочу пересекаться с ним лишний раз пау! чистосердечное признание прямо в твоё сердечко! (((((taeh01.09 0_о почему ты рассказываешь мне об этом только сейчас (это первое)! второе! это всё печально конечно и я понимаю твоё состояние но в следующий раз уточняй у меня или у гука кто нас подвозит потому что сегодня чон хосок отказался вставать с кровати и нас отвёз чимин мы чуть не опоздали на урок потому что до последнего ждали тебя у твоего дома
ug ты злишься?..... не злись ((я не специально (((taeh01.09 всё нормуль я не злюсь .....в отличие от моего красавчика-муженька повернись и посмотри на его мордочку!!!!! он у меня такой пупсик!!!
Юнги внезапно поворачивается всем корпусом, чтобы взглянуть на друга. Лицо у того действительно недовольное, будто случилось что-то, что испортило его настроение до конца дня. Чонгук стеклянным взглядом пялится в доску, а потом под тяжестью взгляда его оказывается и Юнги. Тот конечно же корчит рожу и сразу же отворачивается. ug фу он страшненький не то что его братец........ ((taeh01.09 ._.
В конце концов, смертный раскрывает все карты касательно своих чувств. Он рассказывает, что его одолевает какое-то странное желание изнутри, что хочется быть рядом со старшим Чоном, хоть тот и оттолкнул. Наперекор желанию старшего, ему хочется сорвать с себя цепь, на которую его Хосок и посадил, и так сильно прижаться к нему, буквально раствориться в нём, хоть бы на долю секунды. Больше ничего и не требуется. Вот уж. Чонгук на все эти плескания смертного мотает головой и говорит, что нет ничего страннее чувственных порывов Юнги. — Всё пройдёт, — говорит он, — ты, главное, не зацикливайся. И от него ничего не жди. И правильно говорит. Он, как никто другой знает: бессмысленно ждать телодвижений от того, кто собственного брата оставлял одного в сумме лет так на триста, потому что ему необходимо было спрятаться в свою норку, разбираться со своими мыслями и заботиться только о себе. Чонгук вообще высказывал свои обиды старшему брату лишь единственный раз: тот раз был и первым, и последним. Младший тогда жил в незнании двадцать лет, разыскивая своего брата, своего единственного родного человека на этой земле, по крайней мере единственного, о ком ему было известно. — Хён, ты куда? — Чонгук весело скользит в соломенных лаптях по деревянному полу их небедного по меркам того времени дома. Старший торопится, скидывая в свой дорожный мешок необходимые вещи. Ему нет дела до пустой болтовни младшего брата, который, кажется, никак не хочет взрослеть, которому лишь бы в уток из лука пострелять да девок позажимать в сараях. Младшенький ночи просиживает в публичных домах, едва доходя до дома с восходом солнца (имеется в виду, ноги еле его держат), день спит, а под вечер встаёт, чтобы опохмелиться макколи*, и снова в путь-дорогу — кутить ночь напролёт. — Ты чего, не слышишь? Хён, — дёргает за рукав и тут же скользит на месте, падая прямо на пятую точку. Не так уже всё это и весело. — Ответь мне. Почему ты молчишь? Хосоку снилась этой ночью земля, на которой он прежде не был: люди там ходят в закрытых одеждах, головы их обмотаны цветными тканями, а в глаза летит песок, у них этот песок везде. Торговцы этого народа изредка бывают и в их родных краях, и сейчас они на рынке торгуют, на том, что у морского побережья. Хосок слышал лишь то, что сегодня они отбывают в свой край, как раз с ними он и планирует оказаться уже этой ночью на одном судне. — Я скоро ухожу. — Куда? На рыбалку опять? Ты же недавно ходил… — Квищин неуклюже поднялся с полу, отряхивая новенький ханбок, изготовленный на заказ лично для него. — А-а, на охоту? Так может мне с тобой пойти? Хосок всё слышит, но не отвечает до последнего. — Дальхван! — так звали мужичка, что прислуживал в их доме, — Йа, Дальхван-и! Неси одежды! Мы с хёном на охоту… — старший резко поднимает голову, заставляя одним взглядом тут же закрыть рот. — Я не иду на рыбалку. И на охоту не иду, — снова роется в своём мешке. — А куда тогда? — Чонгук взаправду удивлён, это можно прочесть по выражению его лица. — Я и сам не знаю. Ты видел торговцев в светлом тряпье? — он встречает непонимание в глазах напротив и тут же поясняет. — Они продают пряности и цветные ткани, видел таких? Младший кивает. — Я поеду на их земли, мне кажется, наш убийца там. — С чего ты это решил? — Я так чувствую, не перечь. — Тогда я еду с тобой. Дальхван!.. — Я еду один. И это не обсуждается. И пропал любимый хён на два десятка лет. Чонгук было думал, что брат уже покинул этот мир. Он скорбел, места себе не находил и молился за упокой души. Его слезам не было конца. Казалось, жизнь его собственная утратила всякий смысл. А потом Хосок вернулся, и в его взгляде не было и грамма сожаления, его, кажется, вообще всё устраивало — и что такого, что он пропал на двадцать лет? Он всё-таки был в поисках, Квищин искал спасения для них двоих… — Ты оставил меня одного! Один на один со всем этим миром! Я думал, ты погиб! А ты меня просто предал… — Я отсутствовал не так долго, чтобы мир успел обидеть тебя слишком сильно. Не драматизируй. Тем более, я уже вернулся. Позволь отдохнуть своему хёну после долгих лет поисков. Мне кажется, я заслужил отдыха больше, чем кто-либо. Это и было единственным и последним их разговором на данную тему: без драки обойтись не могло, зато им удалось выплеснуть друг на друга ярость, копившуюся всю прожитую жизнь. И сколько бы младший не рассуждал — всегда приходил к одному знаменателю: возможно, это и называется предательством. А может быть, Чонгук просто слишком полагается на опору в качестве старшего брата. Точнее сказать, полагался. Больше он так не делает, больше он своему хёну всецело доверять не может, да и не будет. Он не такой уж и дурной, чтобы вестись на всё вот это. Они вообще друг у друга одни единственные, и Чонгук был привязан к своему старшему брату по-настоящему, а не от безысходности. Отчего-то Хосок этой привязанности не ценил, он предпочитал не объясняться перед младшим братом, куда сам пропадает и что ищет. Сколько Чонгук помнит, Хосок всегда был чересчур холоден и отчуждён. А ещё раздражён, недоволен всем миром и зол на него же. — Хён, ты куда? — Куда глаза глядят. Ещё вопросы? После примерно таких вот не самых ласковых фраз, Чонгук прекращал допросы, потому что всегда это означало, что у хёна эмоциональное выгорание, и он покидает страну и брата лет на двадцать — не больше. Бывало, когда Хосок молча пропадал из виду, никого не оповещая о своём уходе — вот тогда минимум лет на сорок (как и случилось в последний раз). Возможно даже то, что никакое это не предательство. Это просто Чонгук — наивный младший братец, периодически встающий комом в глотке у старшего, не дающий порой свободно вздохнуть. Вот уж. Ан-нет. Всё-таки, «предательство» этому имя.