Protect me from what I want

      Ночи над Аль-Бетилем всегда были темнее ночей во всяком другом месте. Была во тьме этих ночей какая-та особая мистическая загадочность, которая и делала их особенными. Возможно, дело было в архонте и главе этого и без того мрачного и в известной мере угрюмого города; возможно, у всех просто массово разыгралось воображение — никто не знал точный ответ на этот философский вопрос, да никто, на самом деле, его и не искал.       Вейн готовился ко сну. День был тяжёлым, а следующий обещал быть ещё тяжелее: необходимо было встать до рассвета и выдвинуться с корпусом рыцарей смерти на границу Эриша, где в очередной раз случился пограничный конфликт с имперцами. Отягощало это не то чтобы сложное, но весьма утомительное мероприятие то, что Вейну предстояло на несколько недель покинуть Сандро.       «Белкет присмотрит за ним, — снимая верхнюю одежду и оставаясь только в нательной рубахе и льняных штанах, мрачно хмурился Вейн. — Он слишком заинтересован в рождении нашего ребёнка, а потому не позволит Алехандро как-либо навредить ему до моего возвращения», — утешение было слабым, всё-таки Вейн за свою жизнь привык доверять только себе, однако это всё равно было лучше, чем ничего.       Дверь в комнату с тихим скрипом отворилась, и кто-то вошёл в неё абсолютно бесцеремонно и совершенно без стука. Вейн нахмурился сильнее, поднимая глаза на внезапного интервента, и тут же проглотил все резкие слова, крутящиеся на языке.       На пороге комнаты стоял Алехандро. Раздражённый, недовольный, абсолютно голый, возбуждённый Алехандро.       От открывшейся ему картины на мгновение Вейн растерялся. Проскользив взглядом по бледной коже, худой фигуре своего любовника, он остановил взгляд на его круглом, но достаточно аккуратном животе. Алехандро, проследив за взглядом Вейна, раздражённо фыркнул и решительно, вразвалочку подошёл ближе, забираясь на чужую кровать, на которой и сидел Вейн. — Ты что тут делаешь? Ещё и в таком виде? — отгоняя наваждение, строго спросил Вейн, тут же заключая любовника в свои объятия и пытаясь согреть его холодную кожу. — Заболеть вздумал? — Алехандро в ответ снова раздражённо фыркнул и смешно потёрся холодным носом о чужую горячую шею. — Я просто хочу тебя, — будничным тоном, словно они обсуждают погоду, отозвался Сандро. Он и до этого в принципе не отличался какой-то особой стеснительностью, а потому мог говорить о таких интимных темах, не поведя и бровью, но сейчас…       Сейчас в его голосе была равнодушная сухая констатация факта. «Просто моё тело чувствует физиологическую потребность, ничего более» — вот, что скрывалось за его словами и тоном. И при этом ни желание самого Вейна, ни специфическое положение ничуть Алехандро не беспокоили. — Скажи спасибо своей самодеятельности, — словно читая чужие мысли, в тихой ярости шипит он, и Вейн крепче смыкает объятия.       Алехандро шипит, Алехандро ругается, Алехандро проклинает Вейна на чём свет стоит. Однако поток брани прерывается шумным выдохом и тихим протяжным стоном, когда Вейн целует его в чувствительное место на шее рядом с выпирающей косточкой челюсти. Алехандро вытягивает шею навстречу ласке и неосознанно подаётся вперёд, осторожно придерживая круглый выпирающий живот.       Даже сами Боги-Драконы не ведают, как он всё это ненавидит!       Живот тяжёлый, живот неуместный, живот мешающий. Из-за него Алехандро превращается в гротескную куклу, неповоротливую и уродливую. Каждый шаг, каждое движение — словно испытание, после которого гулко стучит сердце и катастрофически не хватает воздуха. В то время как требовательное, эгоистичное существо внутри толкается, давит на органы и забирает себе все силы родителя.       Алехандро ненавидит его. Ненавидит всем сердцем и душой, и была бы его воля, он бы сейчас же собственными руками уничтожил его. Но он не может. Как минимум потому, что Вейн, не спускающий с него глаз, окруживший его своей заботой, банально не даст этого сделать.       Алехандро ненавидит его.       Он в принципе сейчас сосредоточие ненависти и раздражения. Требовательное, эгоистичное, маленькое существо ломает и перекраивает под себя весь организм родителя, и Алехандро сгорает от тихого раздражения, клокочущего внутри.       Сначала перепады настроения, потом непреодолимое круглосуточное желание есть, а теперь вот, пожалуйста, повышенное сексуальное либидо! И это он ещё молчит о физических трансформациях, уродующих его тело! — Ты уверен, что это не навредит ребёнку? — Вейн вскидывает бровь и с тошнотворной заботливой нежностью аккуратно касается упругой обнажённой кожи. Алехандро в ответ яростно рычит, до треска ткани сжимая воротник чужой рубахи. — Мне плевать, навредит это твоему ублюдку или нет, — он никогда не скрывал своей ненависти к ребёнку в своём чреве, а потому от недовольно сошедшихся на переносице бровей Вейна по его губам расползается ядовитая кривая ухмылка. — Если ты не трахнешь меня сейчас же, я сам сделаю это! В конце концов, ты уж точно не единственный здоровый мужчина в Аль-Бетиле! — глаза Вейна от этих слов темнеют, подёргиваясь дымкой зарождающегося гнева, и он до синяков на запястьях хватает чужие руки. — Пока ты носишь моего ребёнка, — в ледяном голосе Вейна слышится угроза, но Алехандро не испытывает страх. Наоборот, от этого в паху становится совсем тесно и влажно, и он в очередной раз мысленно проклинает предающее его тело. — Даже не думай о том, чтобы спать с кем попало! — хватка на запястьях становится грубее и сильнее, и прежде чем Алехандро успевает поморщиться от неприятных ощущений, Вейн впивается в его губы грубым поцелуем.       Сандро вкладывает в свой ответ всю ярость и ненависть, на которую способен. Он кусает до крови чужие губы и язык, напирает с не меньшим неистовством, с которым целуется Вейн. Желание, меж тем, становится совсем неодолимым, и Алехандро нетерпеливо ёрзает, притираясь пахом к паху Вейна.       Они сидят на кровати, и Вейн упирается спиной в стену. Алехандро, желание которого затмевает разум и инстинкты, практически вдавливает любовника в холодный твёрдый камень. Он жаждет удовольствия, жаждет наполненности, но Вейн не спешит давать их ему.       Его руки блуждают по обнажённому верху Алехандро. С любовью и нежностью гладят круглый живот, ловя робкие толчки ребёнка и срывая с губ его родителя яростное рычание, полное ненависти и злобы. Сам Алехандро в это время забирается холодными пальцами под рубашку любовника и до синяков сжимает его бёдра там, где начинается пояс брюк.       Вейн продолжает выцеловывать Алехандро. Припухшие губы, подставленные скулы, шея — всё, до чего он может дотянуться, покрывается поцелуями, в то время как горячие мозолистые ладони с живота поднимаются выше, аккуратно накрывая и чуть сжимая грудь.       Сандро шипит яростно от боли и унижения — прямо пропорционально животу растёт и грудь, наполняясь молоком так, словно он действительно собирается после родов кормить ею ребёнка. Алехандро ругается, проклиная своё тело, — он не какая-то там баба, чтоб заниматься подобной ерундой! И ладно, если бы она только появилась и всё, так ещё и болела той самой ноющей тянущей болью, что была словно назойливый комар, мешающий спать и сосредоточиться.       И Вейн теперь её касался. А Алехандро, вопреки всему, не хотелось его отталкивать. Наоборот, мерзкая боль приносила какое-то извращённое удовольствие, от которого член твердел словно камень.       Алехандро протяжно болезненно застонал, всхлипывая. — Тебе больно? — Вейн с тревогой посмотрел на исказившееся уродливой мукой наслаждения лицо любовника. — Не смей останавливаться, — на выдохе простонал он, чувствуя себя до омерзения унизительно и вместе с тем до блаженства прекрасно. — Или клянусь, я точно прокляну тебя так, что даже Белкет не сможет помочь, — Вейн на привычную угрозу лишь весело усмехнулся и чуть сильнее сжал грудь в своих руках.       Алехандро ахнул от прошедшего по телу разряда боли и наслаждения. На потемневших ореолах сосков проступили крупные жемчужно-белые капли молока. Вейн, глядящий со странным восхищением, тут же прильнул к одному из них губами, пока Сандро в полубессознательном порыве всё же умудрился стянуть с него штаны.       Вейн осторожно провёл языком по соску, слизывая молоко. После чуть прикусил его зубами, потягивая и играясь, сильнее обхватывая губами и поддерживая грудь одной рукой. Алехандро, выгнувшись настолько сильно, насколько позволяло положение, протяжно застонал, впившись пальцами в жёсткие волосы любовника, а второй рукой нетерпеливо нащупывая его член и помогая себе насадиться на него.       Вейн гортанно прорычал, не отрываясь от своего занятия, когда почувствовал свой член внутри Алехандро. Чуть сильнее сжал рукой грудь и сомкнул на соске зубы, потягивая его и вызывая своими действиями новую порцию молока, которое тут же с жадностью слизывалось, вылизывалось и поглощалось.       Алехандро стонал и всхлипывал. Рвано и резко двигал бёдрами, подскакивая на Вейне. Тот также рвано и резко толкался внутрь узкого прохода, чувствуя, как плотно сжимает его в себе Алехандро, и время от времени задевая чувствительный бугорок внутри него. Сандро вскрикивал в такие моменты, до крови прикусывал губу и почти до слёз жмурил глаза. Его член, зажатый между его круглым животом и напряжённым животом Вейна, истекал смазкой и был совсем влажным. Напряжённым до предела — ещё пара толчков, и он кончит обильно и резко.       Вейн, меж тем, оторвавшись от одной груди, прильнул к другой. Алехандро снова всхлипнул, до боли сжав волосы любовника. Тот в ответ крепче сомкнул объятие на чужой пояснице, сильнее зажимая между двух животов напряжённый член.       От обилия ощущений Алехандро громко протяжно застонал. Он прогнулся в пояснице насколько позволяло положение и широко распахнул глаза, упираясь свободной рукой в колено Вейна. Оргазм накрыл сокрушительной волной, заставляя кончать обильно и долго, чувствуя внутри себя разливающееся тепло чужого семени и крепкие сильные объятия любовника, разрядка которого настигла лишь от реакции партнёра.       Несколько мгновений они сидели в молчаливой недвижимости. Вейн обнимал, крепко прижимая к себе, обмякшее, расслабившееся тело Алехандро, спрятав на его груди своё лицо и покрывая бледную кожу, обтягивающую твёрдую кость, лёгкими поцелуями. После он осторожно вышел из нутра своего любовника, укладывая его набок, а сам потянулся за какой-нибудь более-менее чистой тряпкой. — Я тебя ненавижу, — тихим уставшим голосом на выдохе прошептал Алехандро, когда Вейн аккуратно вытирал его. — Я знаю, — отозвался Вейн, скашивая глаза на застывшее каменной маской равнодушие на чужом худом лице.       «Надо попросить Белкета внимательней следить за ним, — укладываясь рядом с Алехандро и прижимая его к себе, подумал Вейн. — Хорошо всё-таки, что архонт остался в Аль-Бетиле», — Сандро и не думал вырываться из чужих объятий, но что-то Вейну всё же подсказывало, что проснувшись утром, любовника подле себя он не увидит.       Впрочем… Было бы действительно удивительно, если бы было наоборот.