Protect me from what I want

      Негромкий голос колдовской рекой стелется по светлице. Хёд-слепец, могучий колдун, владеющий великими чарами, распевно читает заклинания, и Улль вслушивается в чарующий голос, прикрыв глаза. Наслаждается им, чувствуя, как внутри растекается сладкий восторг, и сердце в восхищении бьётся чуть быстрее.       Хёд сам предложил ему это. Он сильный колдун, знает он магию рун, за которую отец его отдал свой глаз и жизнь. Повинуются его воле магические знаки, открывают ему свои тайны, и может он направлять их силу во благо союзников и во вред врагам. Поэтому он сам предлагает Уллю, и Улль в почтении склоняет перед ним голову.       Он ценит доверие и заботу своего возлюбленного. И он будет счастлив носить на своём теле татуировки, нанесённые и заговорённые им.       Слепые глаза не становятся помехой, и чувствительные пальцы осторожно ведут по гладкой коже, исследуя контуры твёрдых мышц лучника. Улль сидит спиной к Хёду и терпеливо сносит боль, когда волшба проникает под кожу, закрепляя краску из трав и магии, собственноручно приготовленную Хёдом. Под его руками возникают чёрные магические рисунки, сплетённые руны и связывающий их орнамент, и заклинания льются, нарушая молчание и тишину светлицы.       На это требуется много сил, и за раз Хёд не может покрыть всё тело возлюбленного защитными знаками. Но он рисует на его спине, заканчивая песнь гальдра, и выдыхает устало, прикрывая слепые глаза. Касается холодными ладонями лопаток лучника, и он не вздрагивает, но расслабляется под этим прикосновением. Слепец льнёт к нему ближе, прижимаясь и укладываясь щекой, и на несколько мгновений они замирают в этом своеобразном объятии.       А потом Хёд тянется к нему ещё ближе и касается губами чёрного рисунка. Магия осталась глубоко внутри него, и сейчас сложное руническое сплетение было не более чем татуировкой, увековеченной на сильной спине Улля. И вот теперь Хёд касается её губами, руками осторожно упираясь в плечи и скользя ладонями вниз, к лопаткам.       Улль напрягается от неожиданности буквально на мгновение. Тут же он расслабляется, и Хёд не сомневается, что на его губах появляется мягкая улыбка. Прикрывает глаза, отдаваясь во власть ощущений, и смешно фыркает.       Хёд целует его в одну собственноручно нанесённую татуировку, а затем в другую. Чувствительные пальцы его блуждают по всему телу лучника, скользя по твёрдым рельефам сильных мышц, исследуя все чёткие линии тела. Улль расслабляется под прикосновениями, льнёт к ним, и возбуждение подмешивается к волнам наслаждения, ласкающим его изнутри. — Мне нравится твоё тело, — Хёд негромко прерывает мимолётную тишину. — Я люблю касаться тебя.       В движениях слепца нет ни намёка на пошлость. Лишь любопытство, восхищение и безграничная любовь. Каждое движение преисполнено невинной ласки и отзывается чистым удовольствием, заполняющим Улля с головой. Но вместе с тем поднимающим перед закрытыми глазами воспоминания-фантазии, от которых простых прикосновений оказывается слишком мало. — Ты прекрасен, — Хёд вновь целует его татуировку у изгиба шеи, и пальцы его спускаются к бёдрам, останавливаясь на них и не рискуя спуститься ниже.       Улль на это лишь негромко смеётся и качающимся движением подаётся ими назад. Контурами ягодиц едва ощутимо проходится по чужому паху, улавливая его возбуждение. — Я хочу дотрагиваться до тебя всего, — обернувшись к возлюбленному, Улль уловил милую тень смущения на его лице. Нежно улыбнулся ей, за локоть утаскивая Хёда за собой. — Я хочу тебя всего. Я люблю тебя всего, — Хёд признался в очевидном, сбрасывая с себя одежду и приникая губами к губам Улля.       Их поцелуй получился долгим и глубоким. Размеренным и неспешным, в течении которого они потеряли остатки мешающей одежды. Остались друг перед другом совершенно нагими и ласково улыбнулись друг другу, вновь приникая друг к другу в поцелуе, медленно опустившись на кровать, отчего Хёд придавил своим телом Улля.       Это неправильно. Но Улль, лишь для него одного такой открытый, принимает его и доверяет. Сильное тело и твёрдые мышцы расслабляются под прикосновениями чувствительных пальцев, и Улль льнёт к ним, издавая негромкие стоны. Это неправильно, мужчина не должен принимать в себе другого мужчину, как женщину... К Сурту всё это!..       Их близость — не пошлость, не бездумная страсть и не зов плоти. Чувственность и любовь, и возможность соединиться, стать истинно единым целым, неразделимым и полным. А потому Улль выгибается и подаётся вперёд, и накрывает рукой щёку Хёда, полным нежности взглядом глядя в его лицо. — Не бойся, любовь моя, — он шепчет, притягивая его к себе ближе. — Я хочу чувствовать тебя в себе. Я люблю тебя.       Хёд выдыхает в ответ и обнимает Улля, прижимаясь грудью к его груди. Слегка надавливает тазом, разводя тугие мышцы, и плавными качающимися движениями входит в горячее нутро. Улль в ответ выгибается в сильных руках и горячо сладостно выдыхает на грани стона. Обнимает Хёда за плечи, прижимая к себе, а второй рукой зарывается в волосы, перебирая их. Так сладко... Так тепло... Так хорошо...       Сильные колени обнимают за бёдра. Улль расслабляется, и Хёд опускает его на кровать. Он смотрит полным любви взглядом на нависающее над ним лицо и вновь кладёт ладонь на щёку, поглаживая её. Второй рукой находит руку возлюбленного и переплетает с ним пальцы, соединяясь не только телом, но и духом. Хёд на это наклоняется, оставляя на приоткрытых губах поцелуй, и делает первый толчок, который Улль принимает, двигая бёдрами и выдыхая сквозь поцелуй.       Он подаётся вперёд, касаясь кончиком языка кромки зубов Хёда. Находит затем его язык, сплетаясь с ним, пока возлюбленный неспешно, глубоко и чувственно качает бёдрами, двигаясь внутри. Улль сжимает его в себе, словно желая слиться с ним воедино, обнимает ногами, обвивает свободной рукой шею, прижимая ещё ближе к себе, пока пальцы крепче смыкают замо́к из их ладоней.       Когда Хёд разрывает поцелуй, он намеренно толкается так, чтобы задеть самую чувствительную точку внутри Улля. Тот откликается долгим стоном, выгибая шею, и Хёд приникает к ней, оставляя на ней поцелуи. Спускается ниже, губами касаясь контура татуировки на ключице, и поцелуями следует по ней до груди. Исследует сильное тело возлюбленного, помогая себе свободной рукой, гладящей свободную половину груди и бок, спускаясь аж до бедра по резким чётким линиям. Улль отзывается на это чувственными ритмичными толчками и негромкими стонами, и Хёд ощущает, как то расслабляются, то сжимаются его пальцы, сплетённые в замо́к с чужими пальцами.       Ласки их неспешные и нежные. Кто-то мог бы сказать, что недостойные мужей. Однако животной и грубой бывает лишь похоть, но чистая любовь не нуждается в проявлении силы. Наоборот её сила в чувственности, которую возлюбленные передают друг другу и делят друг с другом. Блаженство, накатывающее волнами и проникающее в каждую клетку тела, заполняя её до краёв. Одно на двоих дыхание и негромкие стоны, и сплетённые в замо́к пальцы. — Даже норны не ведают, как сильно я люблю тебя, — толчок в его тело и ласковое поглаживание на влажном твёрдом члене выбивают из груди Улля всхлип, и он вновь тянется за поцелуем, обнимая возлюбленного за шею, когда он склоняется над ним. — Ты лучшее, что со мной случалось, — толкаясь вновь, ответил Хёд. — Я люблю тебя, — он сам целует Улля, но поцелуй смазывается, когда возлюбленный долго стонет, сильнее сжимая его везде, где только может.       Чувствительные пальцы Хёда ласкают полный напряжения и возбуждения член. Скользят по влажной горячей плоти, следуют по течению сосудов-рек, чувствуя пульсацию крови. Касаются кромки головки и гладят её, и Улль задыхается. И когда Хёд вновь задевает внутри него самую чувствительную точку, наслаждение взрывается, растекаясь по телу тёплой истомой.       Улль стонет долго и громко, и горячее семя его изливается прямо в руку Хёда, которая продолжала гладить член. Он расслабляется, туманным взглядом глядя в улыбающееся лицо возлюбленного, и улыбается в ответ. Продолжает сжимать его везде, где только может, позволяя ему закончить.       Улль блаженно жмурится, подаваясь навстречу, когда Хёд замирает. Наклоняется, находя губами губы возлюбленного, и целует его, пока собственное семя изливается в чужое тело. Заполняет его, обволакивает и льётся на постель, стоит только Хёду покинуть Улля и опуститься рядом.       Они сплетаются в объятии, тёплом, практически жарком, и дарят друг другу долгие, полные нежности поцелуи.