Бок о бок, пока море лижет пятки. Рука об руку, пока солнце у горизонта. Глаза в глаза, пока смерть благосклонна.
Палец мягко ложится на курок. Касаться холодного металла для него так же привычно и естественно, как пить крепкий кофе по утрам. И эффект от этого соприкосновения такой же бодрящий, не позабытый ни на секунду. Кругом царствует тьма, и тишина обволакивает слух, но он видит своих жертв отчетливо. Они у него прямо на ладони. Настойчивый шепот в голове велит действовать. Палец напрягается, прицел наведен на первую цель. Волосы красные, как кровь, что бурлит в жилах, глаза яркие, искрящиеся, полные жизни, блеск которой постепенно угасает, пораженный болезнью, поселившейся точкой прямо между бровей. Выстрел — и человек падает. Шепот в голове не умолкает, подталкивает к следующей цели. Руки не дрожат. Волосы рыжие, как страстное пламя, всполохами обжигающее кожу, ослепляющее на мгновение. Глаза теплые, смелые, смотрящие с вызовом и в то же время безграничным доверием. Доверие предают, ударяя прямо в сердце. Выстрел — и человек падает. Шепот в голове становится душераздирающим криком, когда прицел выхватывает новую цель. На языке привкус крови, отдающей кислым металлом. Волосы черные, сливаются с окружающей тьмой. Глаза родные, глаза — бездонные дыры, поглощающие, грустные. Целься в душу — не промахнешься. Выстрел… Шумно захватывая ртом кислород, он резко подскочил с влажной подушки и схватился за сердце, буйно колотящееся в грудную клетку. Мужчина сглотнул, поморщившись: горле пересохло настолько, что глотать было больно. Он тут же ощутил, как по голой и мокрой спине прошелся холодный воздух, и поежился, не в силах унять внезапную дрожь. Мужчина закрыл лицо ладонями и попытался успокоиться. В спальню через открытое окно проникал теплый ветерок, принося запах моря. Небо постепенно начинало светлеть — рассвет совсем скоро. Тихая комната, погруженная в синие оттенки ускользающей ночи, не таила в себе никакой опасности вот уже многие годы. Только это помогло ему довольно быстро прийти в себя. Мужчина потер пальцами точку между бровей и тяжело вздохнул. Совсем рядом кто-то пошевелился, тихонько простонав сквозь нарушенный посторонним беспокойным шумом сон. Он повернул голову. — Прости, я разбудил тебя… Сонный молодой человек поднялся следом и, накренившись из-за слабости в мышцах, прильнул к мужчине, укладывая голову на его плечо. — Снова кошмары?.. — он зевнул, приоткрыв глаза и тут же закрыв их вновь, погрузившись в легкую дрему. — Да… — Сегодня, вообще-то, была моя очередь просыпаться с воплями, — подметил он. — Хосок, ты же помнишь, что это лишь кошмары?.. — Конечно, — мужчина улыбнулся краешком губ и, взяв любимого за руку, уложил его обратно, бережно обняв. — Пусть лучше все кошмары достанутся мне, а не тебе, Чимин. — На двоих делить проще, — вновь зевнул он, пригревшись в руках мужа. Хосок запечатлел на его губах легкий поцелуй, затем, не удержавшись, прижался губами еще и ко лбу, задержавшись чуть дольше, вдыхая запах волос и успокаивая боль в груди.*2*
День был настолько солнечным, что невольно начинаешь задумываться, что это какой-то чудный сон. Однако дело в том, что он и вовсе позабыл тот последний раз, когда видел в сновидениях нечто хорошее. Но летнее солнце грело спину и темные волосы, подсушивало утреннюю росу на растениях, украшая пространство яркими красками, несмотря на то, что это было за место. Чонгук утер вспотевший лоб под ниспадающей на лицо челкой и поднялся на ноги, убедившись в том, что ночной дождь щедро полил цветы, посаженные им на трех могилах. Чуть отвлекшись, он закатал рукава светлой рубашки и собрал задние волосы в небрежный пучок, чтобы не мешали, — шею тут же обдал ласковый ветерок. Взяв маленькую щеточку, Чонгук осторожно смахнул принесенную ливнем грязь с надгробий и, оставшись довольным проделанным трудом, вздохнул. — Ну, вот и все… — молодой человек коротко и немного грустно улыбнулся, прищурившись. Больше он так ничего и не сумел сказать, хотя в голове было довольно много мыслей и невысказанных фраз. С самого первого раза, как он приехал сюда, к этим могилам, так и не смог набраться сил и открыть рот. Однако, несмотря ни на что, Чонгук продолжал приезжать сюда и ухаживать за тремя могилами. За одной он смотрел тщательно, другие две облагораживал хотя бы для того, чтобы не портили общую картину, да и для собственного спокойствия. Больше некому. Это не попытка замолить грехи или типа того. Просто он так захотел. Просто это дарит ему душевное спокойствие хотя бы на пару часов, что Чонгук тут проводит. Чон Чонгук жив… а душа так и бродит неприкаянным призраком. Внезапно сзади раздались шаги. Чонгук услышал их и невольно напрягся, потому что явно помнил, что с самого утра никого на кладбище не видел, а значит, что этот человек приехал недавно и целенаправленно пришел к нему. Он обернулся и немного растерялся, узнав человека, стоящего чуть поодаль. — Здравствуй, Чонгук. Давно не виделись. — Каспер?.. — парень удивленно вытянулся, двинувшись к нему. — Действительно… давно. Года два, кажется? — Где-то так, — коротко усмехнулся Вуд и пожал протянутую руку, мягко и осторожно. На дружественные объятия никто из них двоих так и не решился. — Я увидел твою машину, так и знал, что найду тебя у их могил. Чонгук искоса глянул себе за спину и замялся. Он знал, почему Каспер ходит на кладбище, но сам он с той же целью ни разу сюда еще не приходил. Мужчина, будто услышав его мысли или прочитав что-то во взгляде, спросил, приподняв красивый букет свежих белых лилий, который держал в другой руке: — Не хочешь сходить со мной к Юнги? — Нет. Каспер запнулся, но Чонгук пояснил, отведя глаза и скрестив руки на груди: — Я не могу… и не хочу. Там нет его тела, Кас. Я не… не вижу смысла. — Я понял тебя, — Каспер вздохнул и не стал перечить, ведь отчасти Чонгук был прав. Да и он имел полное право так считать. — Прости. — Тебе не нужно извиняться. — И все же… Я рад тебя видеть. Как жизнь? Слышал, готовишься к свадьбе? Чонгук невольно вздрогнул, но не успел ничего ответить, так как подбирал слова, а Каспер тем временем, улыбнувшись, продолжил: — Это хорошо. Ты молодой, вся жизнь еще впереди. Сколько уже тебе? Двадцать восемь, кажется? — Да, — Чонгук вяло кивнул. — Но… насчет свадьбы… все сложно. Я сам по себе сложный, Кас, — тут он горько усмехнулся, отчего мужчине стало немного неловко за свои прежние слова. — Но не забивай голову моими проблемами. Сам разберусь, как всегда. Они постояли так немного, слушая свои мысли и шелестящий ветерок, щурясь от солнца и даже не глядя друг на друга. Затем Каспер все же подал голос: — …какие планы? Чонгук поднял голову и посмотрел прямо на него. — Хочу навестить свою семью. А потом… не знаю. Буду надеяться, что проснусь на следующий день с рассветом.*3*
— Стой, папа, нет! Там ловушка! Хоуп несется на всех парах, вскидывая пятками кучи песка в воздух, и, прыгнув на папу, сбивает его с ног. Они оба валятся на песок, мужчина так вообще чуть не «вкопался» плечом. Чимин с испугу инстинктивно обхватил дочку руками и прижал к себе, зажмурившись от летящего в лицо песка, уберегая ее от удара. Девочка же, однако, почти сразу выпутавшись из его рук, села на колени, строго глядя папе в совершенно растерянные глаза. — Ты чуть не попал! — воскликнула она и, надув губы, пригрозила ему пальцем. — Смотри под ноги, папочка! Со стороны тут же раздался всплеск громкого смеха. Хосок буквально выполз из укрытия, сооруженного с помощью автомобильных шин, и завалился на спину, продолжая хохотать, хватаясь за живот. Чимин, кряхтя, приподнялся, сплевывая хрустящие на зубах песчинки и отряхивая волосы. Он искоса глянул на мужа, недовольно скривившись, и поднялся на ноги, оттряхнув одежду. Хоуп уже рванула к отцу и с разбегу прыгнула ему на живот, мигом выбив из мужчины весь воздух даже при том, что тот вовремя напряг пресс. Теперь Хосок вымученно закашлялся, не переставая охать и смеяться. А Хоуп улеглась на его дрожащей груди, донельзя довольная, уставилась глазами-бусинами на Чимина и лучезарно улыбнулась. — Я звал вас обедать полчаса назад! — запричитал омега, уперев руки в бока. — Чем вы вообще занимаетесь?! Чимин осмотрел ту самую ловушку, от которой его «спасла» дочь… Обычная яма. Подавив улыбку, чтобы противостоять чарам Хоуп, которые она излучала одним своим искрящимся хихиканьем, он нахмурился. Хосок, услышав те самые нотки в голосе мужа, поднялся на ноги, все еще с трудом сдерживая смех. Чимин оглядел их. Хосок и Хоуп с ног до головы были в песке. Казалось бы, взрослый альфа, а ведет себя ну точь-в-точь как его десятилетняя дочь. — Мы играем, папочка! — Да, — поддержал ребенка Хосок, улыбнувшись мужу, — мы играем, папочка. Чимин закатил глаза, цокнув. Хосок, как и его дочь, пользовался своей улыбкой как тайным оружием, чтобы растопить сердце любимого, но Чимин противился их чарам. Ведь кто, если не он, будет следить за порядком и дисциплиной в семье. — Быстро. Мыться. Оба. Хосок лишь коротко усмехнулся и, достав из-за пазухи пистолет, бросил его дочери. Хоуп ловко поймала оружие и сняла с предохранителя. Хосок подмигнул мужу, сказав: — А теперь поиграем по-взрослому. Чимин обмер, не успев ничего сказать. Хоуп развернулась и прицелилась в жестяные банки, стоящие от нее в десяти метрах. Хосок успел закрыть ей уши руками, прежде чем девочка выстрелила. — В яблочко, милая! — чуть ли не взвизгнул от счастья альфа и, нагнувшись, поцеловал радующуюся Хоуп в макушку. — Вся в отца! — Кто бы сомневался… — пробубнил Чимин, отходя от мимолетного испуга и обижаясь на то, что его совершенно никто не слушает. — Ты что-то сказал, дорогой? — спросил сладким голосом Хосок, прикрыв глаз и прицелившись, когда дочка отдала ему пистолет. — Ничего, дорогой, — передразнил его Чимин, показав язык, из-за чего рассмеялась Хоуп. Внезапно Чимин подскочил к Хосоку и на свой страх и риск выхватил пистолет, оттолкнул мужа, вздернув руку и выпрямившись. Хосок только успел повернуть к нему голову, как Чимин выстрелил пять раз подряд, ни разу не промахнувшись и сбив все банки. Сунув пистолет Хосоку в руки, Чимин, зачесав назад светлые волосы, смерил его холодным, строгим взглядом с ног до головы и сказал, невинно пожав плечами: — Ой, теперь вам не во что стрелять. Видимо, придется все же пойти и умыться, а потом сесть за стол и съесть всю кастрюлю супа, который я варил с самого утра. Чимин развернулся на пятках и твердой походкой направился обратно в дом, пересекая пляж и так ни разу не обернувшись. Его слова оспариванию не подлежали. Хосок с нескрываемым восхищением посмотрел ему вслед, улыбаясь влюбленным школьником. Хоуп подошла к отцу, так же пристально глядя на удаляющегося папу. — Он просто выделывается, — прошептал Хосок дочке, боясь получить следующую резиновую пулю в свою пятую точку, если Чимин услышит. Хоуп заливисто рассмеялась и сказала: — Папочка стреляет круче всех. — Я ему поддался. — Не ври! — Ах, так?! А ну иди сюда, мелочь! Девочка пронзительно завизжала и кинулась за Чимином, увиливая от рук Хосока. Мужчина улыбнулся и, глубоко вдохнув морской воздух, побрел домой. Он с каждым днем на протяжении почти десяти лет влюблялся в своего мужа заново. Вновь и вновь. И с каждым днем это чувство накрывало его с головой все сильнее.*4*
Оглядывая стоящие ровными рядами аппетитные пирожные, он думал о том, какие больше понравятся любимой племяшке, попутно вспоминая, что у нее аллергия на шоколад и карамель. Орехи не любил Чимин, а Хосок мог, в принципе, съесть все, что угодно, приговаривая при этом, что он, вообще-то, не сладкоежка. — Малиновые, пожалуйста. А еще горячий шоколад и американо. — Конечно. Чонгук обернулся к стеклянной витрине за спиной и, привалившись к стойке у кассы, посмотрел на улицу. Он заказал кофе в придачу к остальному, потому что еще при входе в лавку краем глаза заметил черный мотоцикл, припаркованный у ювелирного магазина на противоположной стороне улицы. Он, возможно, перепутал бы его с каким-нибудь другим мотоциклом, если бы не нацарапанные на щитке «JК». У этой небольшой детали вандализма своя история. Два года назад, на семейном празднике, они с Хосоком перебрали, проще говоря, напились. И поспорили. В итоге Чонгук спор проиграл, а заданием для него было нацарапать что-нибудь на мотоцикле Алисы. А тот взял ключи да и нацарапал свои инициалы. Девушка долго-долго смотрела на надпись и ничего не говорила, а Чонгуку было очень стыдно с утра смотреть ей в глаза. Он долго раскаивался, пока она все молчала и смотрела задумчиво на кривоватые серые буквы. Затем Алиса просто пожала плечами, странно усмехнулась, посмотрела Чонгуку в глаза и спросила: — А на мне свои инициалы бы нацарапал? Он так и не понял, была ли то шутка. Алиса просто поджала губы, все так же задумчиво улыбаясь, и уехала на день раньше, чем планировала. После Хосок целую неделю ходил с фонарем под глазом, а вот Чонгук отделался только легким испугом и смутным чувством в груди, которое он свалил на похмелье. Потом за ним приехал Шон, и он как-то позабыл об этой истории. Ровно до сегодняшнего дня, вспомнив все в подробностях. Только вот теперь нацарапанное «JK» выглядело более аккуратно, словно с самого момента сборки украшало мотоцикл. Чонгук усмехнулся своим мыслям, задумавшись, а заметила ли Алиса его «Ауди». Заметила, скорее всего, даже раньше, чем Чонгук увидел мотоцикл. — Ваш заказ. — Благодарю. Парень вышел из лавки со сладостями, которая открылась в городке совсем недавно, и встал у своей машины, поправляя короткие волосы, которые выбивались из пучка и прикрывали щеки. Он решил дождаться Алису. Спустя несколько минут девушка вышла из ювелирного и направилась было к мотоциклу, но Чонгук окликнул ее и помахал рукой. Он увидел, что Алиса улыбнулась и, поглядев по сторонам, перебежала дорогу, наплевав на то, что зебра была в нескольких метрах правее. — Чонгук-и! Сразу поняла, что твоя тачка. Она, не раздумывая, крепко обняла парня, Чонгук ответил тем же, стараясь не пролить кофе. Отстранившись, девушка сняла очки, чуть прищурившись. Они посмотрели друг другу в глаза с легкими полуулыбками на губах. Они не виделись около полугода, потому что Алиса была за границей. Ну, а так они оба жили в Спящем городе, там же и работали, поэтому пересекались довольно часто. — Кофе. — О, как заботливо, — усмехнулась она и, приняв стаканчик, кивнула в сторону автомобиля. — Подбросишь до семейства Пак? — Туда я и направляюсь. — Давненько я здесь не была, — расслабленно выдохнула девушка, уместившись в кресле. — Хоуп, должно быть, уже сильно выросла. — Я, к сожалению, тоже довольно редкий гость у них, — хмыкнул Чонгук, сев за руль и кивнув на ремень, чтобы Алиса пристегнулась. Она закатила глаза и улыбнулась. — Какой же ты правильный, аж тошнит. Как там Шон? Я думала, вы приедете вместе. От веселой улыбки Чонгука вмиг ничего не осталось. Он особо не затягивал этот момент, таить ведь от родных все равно бесполезно. Да и Алиса сама рано или поздно обо всем бы узнала, потому что Чонгук ей все-все рассказывает. — Мы расстались. — Оу… Поделишься? Чонгук пожал плечами, мол, отчего нет. Он Алисе доверял всецело, за прошедшие годы они стали чуть ли не лучшими друзьями. Вернее, стали бы, если бы не странные моменты, которые порой меняют атмосферу между ними. Когда их обмен нелепыми до смешного шутками переходит во… флирт? На который отвечали они оба, чувствуя себя в те моменты смущенными и счастливыми одновременно. Но никто не подавал никаких знаков, что это всерьез, что это не игра, никаких шагов не предпринимал. Поэтому они застряли в нескольких мгновениях от звания «лучшие друзья» и… пропастью, в которую им было страшно посмотреть, но и очень хотелось. — Он добивался тебя три года, а встречались вы почти семь лет… В голове не укладывается. — Я люблю Шона, я благодарен ему за все эти годы, что он поддерживал меня. Я восстановился благодаря ему... «И тебе», — хотел добавить Чонгук, но промолчал, продолжив свой рассказ: — Но… эти отношения с самого начала были обречены на провал. И я чувствую себя последним человеком… Все эти годы я искал причины, чтобы расстаться, но Шон был идеальным… Идеальным, понимаешь? Я не мог ничего ему предъявить. Мне было с ним спокойно… Но ничего более. Я не любил его так, как любил Юнги, как любил Тэхена… Шон не тот человек, который понял бы меня, которому я мог бы все рассказать. Все эти годы я жил с мыслью, что хочу быть один. Именно я отравлял наши отношения, именно я душил любовь Шона к себе… Мне очень жаль, я так и сказал ему, собрав сумки и выйдя за порог, несмотря на то, что последней каплей стал его поступок. Он словно специально подарил нам причину для разрыва. Шон переспал с нашей общей знакомой. Я увидел в ее Инстаграмме фото его машины, вернее, ее голые ноги в его машине. Потом прижал Шона, а он во всем признался. Но в итоге на самом пороге извинялся именно я. Единственное, чему я рад, это то, что мы так и не успели пожениться, а то еще по нотариусам пришлось бы ездить… Мы как чувствовали, что не стоит. — Что ж… — Алиса не знала, что ей сказать, но, если честно, странное чувство сродни облегчению поселилось в ее груди. Чонгук в этих отношениях ей живого человека не напоминал совершенно, за исключением пары раз, когда он действительно пытался дать Шону что-то большее, нежели «ничего». — Папа, правда, был очень расстроен этой новостью… А еще он все еще ждет внуков. Я сплошное разочарование, — Чонгук вздохнул и горько улыбнулся, не сводя глаз с дороги. — Не могу уследить за собственным настроением… Не могу создать семью с прекрасным альфой. Не могу иметь детей… Не… — Так, стоп, — Алиса положила ладонь ему на бедро и чуть сжала пальцы, вглядевшись в профиль парня, смотрящего строго перед собой. — Даже не думай расклеиваться. Сегодня у твоей племянницы день рождения, и я думаю, что она захочет видеть улыбку дяди, а не его слезы. Давай, Чонгук-и, соберись. А то Хосок подумает, что это я тебя довела. Чонгук нервно посмеялся, но тепло, что разлилось у него в груди, немного согрело. — Спасибо тебе. — Да что там, — отмахнулась она. — Да и ты же не хочешь, чтобы Чимин, заметив твою кислую мину, полез с расспросами? — Точно, — кивнул Чонгук. — Не подумал. Я расскажу ему, но не сегодня. — Сегодня я́ буду твоим Шоном, но не стану жалеть, просто налью выпить. — В таком случае ты точно не Шон, — Чонгук, вопреки своему настроению, посмеялся. — Тогда буду твоей Алисой и просто налью выпить, идет? Чонгук кивнул. Улыбка не сходила с лица всю дорогу до дома его семьи.*5*
— Иди мой руки, Хоуп, я сейчас, — сказал Хосок, отряхивая ноги от песка на крыльце. Дочь унеслась в ванную, а мужчина, прежде чем последовать за ней, завернул на кухню с лукавой улыбкой на губах. Он подошел к Чимину и прижался к нему со спины, специально расслабившись, заставляя омегу чуть согнуться от его веса. — Отстань, — усмехнулся Чимин и попытался выбраться, но тут Хосок обхватил его за талию и прижался сильнее, жарко выдыхая в шею. Чимин замер от прокатившихся по коже мурашек. Страсть между ними вспыхивала моментально даже после стольких лет совместной жизни. Он чувствовал сильное возбуждение мужа, но все еще хотел его подразнить за непослушание. — У тебя проблемка… — Стоит тебе взять оружие в руки, как я уже готов, — Хосок коснулся губами его кожи за ухом, а затем игриво прикусил мочку. Чимин специально выгнулся, задевая пятой точкой его возбуждение. — Да что ты… — Пап! Вы ссоритесь? Мужчины отошли друг от друга на небольшое расстояние, раскрасневшиеся и неловко улыбающиеся. Хосок оперся о столешницу и посмотрел на дочку, а Чимин, сделав вид, что занят, поставил на стол две миски. — Ничего такого, зефирка! Просто шептал твоему папочке на ухо небольшой секретик. Хосок проследил взглядом за Чимином, который, вытерев руки, даже не глянул на него и улыбнулся. — Ну, с тем, что небольшой, я согласен. Хосоку понадобилась секунда, чтобы понять, что муж его подстебнул, намекая на размер достоинства. Хотя это и была ложь! — Ах ты! Чимину понадобилась секунда, чтобы сорваться с места и побежать в другую сторону, не в силах сдержать ехидной улыбочки. Хосок рванул следом. Хоуп посмеялась и уселась за стол, чтобы начать кушать. Все равно они скоро вернутся, дом не такой большой, чтобы бабочка от своего цербера могла долго прятаться. Чимин заскочил на лестницу, поднялся, перепрыгивая через ступеньки, Хосок — за ним. Но поймал омегу альфа только когда тот забежал в спальню и не успел запереться на балконе. Хосок схватил Чимина за талию, развернул и, подняв в воздух, как пушинку, повалил на кровать. Хосок, нависнув сверху, сжал пальцами покрывало по обе стороны от головы Чимина. Омега тяжело дышал и смеялся, на секунду ему действительно стало страшно, будто от хищника убегал. А внутри Хосока плескался азарт и возбуждение. Они ведут себя совсем как дети, даже Хоуп порой выглядит серьезней, чем ее тридцатишестилетний отец и тридцатилетний папа. — Небольшой, значит?! — Ну я же не сказал «маленький»! — захохотал Чимин, сощурив глаза, залился игривым смехом, увидев реакцию Хосока, вызывая и у мужа улыбку. Чимин уперся ему ладонями в грудь, пытаясь оттолкнуть, да не вышло. — Это одно и то же! Знал бы, что ты такой вредный, не женился бы. — Ты прекрасно знал! — Да, — смягчился Хосок и огладил его скулу, глядя на любимого с переполняющей его до краев нежностью, — знал. И ни о чем не жалею. Однако! Порой непослушных надо наказывать. — Придется наказание отложить, — сладко улыбнулся Чимин и провел пальцем по его груди, — тебя внизу ждет суп. — Не-ет, меня здесь ждет се… — Папа-а-а! — прокричала Хоуп с кухни, и мужчины напряглись, подрываясь с кровати и готовясь хоть из окна выпрыгнуть, лишь бы быстрее до дочки добраться. — Дядя приехал! Хосок с Чимином одновременно выдохнули. Чимин даже за сердце схватился, прикрыв глаза, а у Хосока отпало всякое желание, одолевающее его секундой ранее. Они переглянулись, нервно посмеявшись, и, взявшись за руки, вышли из комнаты. Только в коридоре Хосок все же не удержался и, прижав мужа к стене, украл у него жаркий поцелуй. Чимин довольно улыбнулся и, обняв его за шею, поцелуй себе вернул.*6*
Хосок распахнул входную дверь и, спрыгнув с крыльца, подбежал к брату, подхватив его и крепко обнял, закружив. Оказавшись в родных руках, Чонгук заметно расслабился, и будто бы бетонная плита, давившая на плечи, раскололась и упала. Поставив младшего на ноги, Хосок широкими ладонями обхватил его голову и, наклонившись, крепко поцеловал в макушку. — Я рад тебя видеть! — Как и я тебя. — Шон с тобой? Чонгук поджал губы и медленно покачал головой из стороны в сторону. — Ладно, — и без слов все понял брат, — позже обсудим, если захочешь. Он еще раз чмокнул его в лоб и поднял голову, когда услышал хлопок двери машины. Хосок уставился на Алису, сощурив глаза в подозрении, потом мельком глянул на Чонгука и про себя решил, что им действительно будет что обсудить. Чонгук тем временем, обогнув махину-брата, поймал подпрыгнувшую к нему на руки Хоуп. Они звонко засмеялись. Чимин вышел на крыльцо следом, Чонгук и его притянул к себе, обнимая. Чимин коснулся губами щеки Чонгука, которого привык за эти годы считать своим младшим братом. — Давно не заглядывал к нам, Чонгук-и. Проходи! — Там сладости в багажнике и кое-какие продукты. Хоуп слезла с его рук и с улыбкой смотрела на дядю. — Я помогу! — Спасибо, зефирка, идем. Вновь обогнув Хосока, они направились к машине, но Хоуп, увидев Алису, завизжала и бросилась со всех ног к ней, оставив ревнующего дядю за спиной. Чонгук усмехнулся и побрел к обнимающимся у машины девушкам. Хоуп Алисой восхищалась, беря с нее пример во всем. С этого все семейство умилялось, и только Чонгук не уставал соперничать с ней за внимание малышки, как когда-то соперничал с Чимином. Единственный, кто был вне конкуренции родственников и друзей, — это Хосок, любимый папуля. Хосок двинулся к ним и тоже приветливо улыбнулся бывшей напарнице и надежному другу, крепко пожав ей руку, а затем, не сдержав теплого порыва, обнял. — Ну здравствуй, старый пират. — Я младше тебя на два года! — возмутилась Алиса, пихнув его в плечо. Хосок засмеялся и пошел к брату, помогать с покупками. Чонгук всеми клеточками тела чувствовал, что он дома, что в кругу семьи. Лишних не было, как не было и недостающих. Эти люди — все, что ему нужно сейчас. Этим людям он может рассказать все, ну кроме, разве что, маленькой зефирки, но ей и не нужно знать о прошлом, связывающем членов их семьи. Они все ведут двойную жизнь. Это тяжело, и только здесь, на берегу моря, можно расслабиться и забыть о той выдуманной и «счастливой» стороне. Именно на этом месте Чонгук вновь обретает себя. Именно здесь он возвращается к тем временам, когда они с Чимином ждали и надеялись. Он не хочет в то время, но он заложник обстоятельств, как и все они. Шрамы не перестают чесаться, кошмары все так же заставляют Чимина подскакивать с постели по ночам, та же бессонница не дает Хосоку сомкнуть глаз, порой дело доходит до потери сознания. Алиса все еще окутана с ног до головы сожалением, она как самурай, не отомстивший за господина. Порой, она до обидных слез кричит в пустоту своей квартиры, обвиняя всех на свете вплоть до себя самой, пока не сядет голос. Они все неизлечимо больны, но друг другу являются обезболивающим. Папа Чимина скончался на следующий день после того, как узнал, что у него есть внучка и что сын теперь в надежных и любящих руках, что он больше не будет справляться со всем в одиночку. Если бы не Хосок, Чимин бы сломался, когда встретил папину Смерть лицом к лицу, сломался бы, если бы никто не держал его за руку и не ждал дома в тот момент, когда он стал сиротой. Он всегда мысленно готовился к этому, потому что от папы, которого он помнил с детства, почти ничего не осталось… Такова жизнь. Теперь его родители вместе, и он надеется, что они счастливы. Эти мысли успокаивали скулящее сердце. Но шло время, и боль притупилась, не исчезла, но уже не разрывала, как и боль по Тэхену. Чонгук с Алисой успешно освободили папу Чона-младшего из тюрьмы. Тот долго убивался, узнав про Хосока, про его смерть, корил себя, хотя виновным не был. Он Хосока искренне любил. Его переполняло счастье, что он может обнять родного сына, будучи на свободе, и в то же время его глушило горе из-за того, что не сможет больше увидеть второго сына. Он попросил отвезти на кладбище, но Чонгук не ходил, потому что не хотел смотреть на лицо живого брата, выбитое на холодном камне. Папа его не заставлял. Хотя он и не говорил, но Чонгук уверен, что папа ходил еще и на могилу бывшего мужа, отца братьев. Теперь омега работает, встречается с хорошим альфой, ответственным и, несмотря на все, с серьезными намерениями. Чонгук только рад и в жизнь папы не встревает, как и он в жизнь сына. Только вот, узнав о разрыве семилетних отношений с Шоном, точно будет сильно переживать. Чонгук уже это предчувствует… Самое обидное во всем этом, что он не может иметь детей. Это подтверждено. Эта новость стала для него ударом под дых. Однако теперь, спустя пару лет, он считает, что нет в этом такой уж беды… Возможно, он заслужил это проклятие, а может… Подарок? Кто знает? Это как посмотреть. Если бы у них с Шоном родился ребенок, Чонгук бы не смог уйти, но не только в этом дело. Чонгук привык быть один и справляться сам, держать в себе и жить так, как его устраивает. Ему нравится наслаждаться счастьем Чимина и Хосока, ему нравятся эти моменты, но себя папой он не представляет. Дядей — да, крестным для малышки Хоуп — да, но не папой для нового человека… Тем более… не в укор Шону и их отношениям, но Чонгук от него ребенка не хотел. Три года назад он забеременел, но случился выкидыш, и после этого, несмотря на заботу Шона, их отношения и пошли по отвесному склону вниз. Чонгук устал. Первым, к кому он поехал из больницы, не сказав ничего ни Шону, ни папе, ни брату, была Алиса. Сказать, что она была шокирована, увидев бледного, как смерть, друга, — ничего не сказать. Но с Алисой было спокойно. К брату он все равно не смог бы поехать, только не в тот момент. Чонгуку жалость была не нужна, ведь Хосоку порой все еще тяжело в глаза смотреть после всего. Чимину — просто не хочется. Не в такой ситуации уж точно. Хосок бы и слова ему плохого не сказал, но Чонгуку было бы тошно от собственных мыслей рядом с ним и Чимином. А Алиса… Алиса не жалела. Она сделала ему какао, включила какой-то дебильный фильм, еще и про вампиров, что заставило Чонгука нервно смеяться раз в двадцать минут. Она просто молча сидела с ним на диване, близко-близко, будто стала опорой. С ней не нужно было ни взглядов, ни слов. Только касания, если честно, Чонгук очень ценил. Их касания… Они были особенными, что ли. Он не знает, когда все это началось. Они с Алисой много времени провели вместе, пока старались вытащить папу Чона из тюрьмы, практически вместе жили около года. Это их сблизило на каком-то духовном уровне, они уживались идеально, это даже пугало порой. Чонгук даже с Хосоком так мирно не жил. С Алисой они ссорились только из-за того, кто сядет за руль автомобиля, или кто будет готовить ужин, или кто будет сегодня работать дольше с документами, или кто кого подбросит на работу. Алисе тоже эти внезапные отношения нравились, но был Шон, был Шон и Чонгук, а не Алиса и Чонгук. Представлять любовь с Чонгуком до безобразия легко, переходить на флирт с ним приятно, вызывать улыбку просто, заставлять радоваться обоюдно необходимо… Однако. Есть Шон, нет Алисы, есть раны Чонгука, которые не заживут ни из-за Шона, ни из-за Алисы, ни из-за Хосока или кого-либо еще. Но он неизменно приходит к ней в дом, когда плохо, и это чертовски льстит, но все, о чем она может думать в тот момент, — это его благополучие, а не собственные непонятные чувства. Они не знают, как это обозвать и что с этим безымянным делать. Алисе комфортно с Чонгуком, рядом с ним она не чувствует давления, которое было с Намджуном, только спокойствие и необходимость оберегать. Чонгуку с Алисой уютно, как с кем-то родным, рядом с ней он не ощущает груза ответственности, который каждый день давит на плечи теми или иными жизненными вопросами… Вот, что между ними, — ничего. Но в то же время — нечто огромное, теплое и невероятно удобное обоим. — Чонгук-и, поможешь с тарелками? Парень вздрогнул и кивнул, отвлекаясь от разных мыслей. Он отвернулся от созерцания старой доброй террасы, на которой, увлеченно болтая и потягивая пиво, Хосок и Алиса жарили мясо на мангале. Чимин протянул Чонгуку тарелки и благодарно улыбнулся. — О чем думаешь? — как бы невзначай поинтересовался он, закинув полотенце на плечо и вернувшись к нарезанию овощей. — Да так… и сам не знаю, — пробормотал Чонгук, сосредоточившись на сервировке, — просто рад вернуться. — Это и твой дом, — заметил Чимин, стянув кусок помидора. — Тебе всегда здесь рады. Чимин буквально кожей чувствовал, что с Чонгуком что-то не так. Они ведь долгое время жили бок о бок, научились улавливать перемену настроения друг друга. — Может, ты хочешь сперва поговорить об этом с братом, а не со мной?.. Чонгук поджал губы. Чимин всегда был слишком проницательным, слишком понимающим и добрым. Он вот-вот готов был разрыдаться и кинуться Чимину на шею, но вместо этого опустил голову и пробормотал: — Ты не против? — Я справлюсь здесь, не беспокойся. Чонгук вновь кивнул и тенью выскользнул на террасу. Хосок что-то весело рассказывал старой напарнице. Алиса развалилась в лежаке, держа в руке бутылку пива, другой — поправляя очки. Солнце медленно скрывалось за горизонтом, окрашивая море в кроваво-красный сияющий цвет. В последних на сегодняшний день теплых лучах резвилась Хоуп, строя замок из песка. — Брат, — позвал Чонгук. Хосок замолчал и повернулся к нему с улыбкой, которая, однако, — стоило их взглядам встретиться — немного дрогнула. Мужчина, собравшись, все же улыбнулся младшему еще ярче, а затем посмотрел на Алису. — Эй, не против, если мы тут перекинемся братскими секретами? Алиса глянула на Чонгука, помолчав немного, а затем коротко улыбнулась. — Конечно, — забавно кряхтя, она поднялась на ноги и позвала за собой Хоуп. Уходя в дом, Алиса на мгновение остановилась рядом с Чонгуком и отдала ему свою бутылку, мягко коснувшись руки. Чонгук задумчиво проследил за ней. Хосок спокойно продолжал жарить мясо, давая время на то, чтобы младший брат собрался и рассказал все, что его гложет. Чонгуку понадобилось пять минут на то, чтобы допить пиво и смести мысли в кучку. — Я расстался с Шоном. — ...хорошо. Чонгук замер. Хосок к нему даже не обернулся, делая вид, что все в порядке вещей, будто брат подошел и сказал, что Чимин позвал к столу. — И? Хосок все же обернулся. — Что такое? — Я думал… ты будешь, ну не знаю… Хосок тихо и по-доброму усмехнулся и притянул младшего к себе, приобнимая его за плечи. Чонгук надулся, согреваясь в его объятиях и глядя на жарящееся мясо вместе с Хосоком. — Ты попытался завести семью, но ничего не вышло. Я прекрасно знаю, как ты старался, я знаю также то, что ты никогда не любил Шона в том смысле, когда любят вторую половину, любят супруга, к примеру, — Хосок говорил негромко, не читал нотации, просто раскладывал спутанные мысли брата по полочкам в алфавитном порядке, выкидывая ненужные. — Он не твой человек, так уж сталось. И мы оба знаем, почему так, знаем, что… этого уже не поправишь. У тебя впереди вся жизнь. Не хочешь — не надо. Не заставляй себя, не воспринимай слова папы о том, что тот, к примеру, хочет внуков, всерьез. Потому что он и без этого всегда поддержит тебя в любом деле, в любой беде. Каждый должен жить для себя до того момента, пока не найдет того, рядом с кем захочет разделить даже последний вдох. Чонгук не хотел говорить вслух о том, что у него уже был такой человек… этот человек ушел, забрав от Чон Чонгука — не много не мало — ровно половину. Хосок и так прекрасно знал, о чем и о ком думает младший, оттого тягостно вздохнул и погладил его по плечу. Все то, через что они прошли, осталось для Хосока в прошлом, для Чонгука же это являлось неотъемлемой частью настоящего, не позволяющей ему расправить крылья и почувствовать себя свободным. — Тебе сейчас тяжело, я понимаю, малыш… И нашей поддержки тебе, должно быть, мало, но ты же знаешь, что мы на все для тебя пойдем? Чонгук кивнул, борясь с подступающими слезами. Пиво отвратительной горечью осело на языке… ему бы сейчас горячего шоколада… с мятой, желательно. Жаль только, что Чонгук вовсе не чувствует больше мятного запаха, не может, как бы ни старался. Как и Чимин уже не помнит запах коньяка. — Я люблю тебя, ты ведь понимаешь? — Да, — шепнул Чонгук, положив голову ему на плечо. Слеза непроизвольно все же скатилась по его щеке, парень смахнул ее прочь и всхлипнул, успокаиваясь. Он не плакать сюда приехал. — В любом случае… Я перестал мучить его… и себя тоже. — Мудрое замечание, — одобрительно кивнул Хосок. — Именно поэтому я так спокойно отреагировал на эту новость. Я рад, что больше не вижу того неуверенного и наигранно счастливого выражения твоего лица. Пусть ты сейчас грустишь, но ты испытываешь искренние эмоции. Расслабься с нами сегодня, со своей семьей. Позволь голове отдохнуть. Новая жизнь, Чонгук-и. У всех она начинается рано или поздно. Моя длится уже десять лет… Хосок обернулся через плечо и посмотрел на мужа, который, улыбаясь Алисе, которая что-то говорила, показывал дочери, как красиво свернуть салфетки. — И я счастлив. И я хочу такого же счастья для тебя. — Мясо подгорает, — кивнул Чонгук. Хосок мгновенно встрепенулся и, выпустив его из объятий, принялся переворачивать сочные кусочки. Чонгук усмехнулся, взлохматил волосы и, шмыгнув носом в последний раз, забылся. Он в кругу семьи. И сейчас все действительно хорошо.*7*
Ужинали шумно и весело. А чего еще было ожидать от дня рождения племянницы? Семья их маленькая, но дружная, прошедшая через такое, что и врагу не посоветуешь. Семья, пополнившаяся новыми членами. Семья, узы которой на крови не заканчиваются. Они четверо станут последними, кто помнит город Спящим. Время идет. Все меняется. Трава разбивает асфальт, новая жизнь сменяет старую. Проклятие испаряется, затирается, растворяется в бесконечном потоке минут. Чонгук сидит за столом и видит этот поток в лучезарной улыбке своего брата, в морщинках у его глаз, в серебристых нитях его волос у висков. Он видит этот поток, расставляющий все на места, в мягком взгляде Чимина, в его русых волосах, хрупких плечах и тонких запястьях, в Хоуп, заливисто смеющейся своим детским голоском. Он видит этот поток, меняющий все с ног на голову, в пальцах Алисы, переплетенных под столом с его собственными для поддержки и мысленного «мы рядом с тобой». Чонгук видит то, что время изменило, что время отняло и добавило, и улыбка сама собой трогает его губы. Сердце щемит все так же, в голове все такая же каша, но улыбка искренняя, слова тоже, как и смех, пусть и довольно тихий и несмелый. Он просто… немного устал. Чонгук знает, что они тоже видят… Видят в кошмарах, тенью залегающими под глазами, видят в шрамах, остающимися на коже и где-то намного глубже, видят в улыбках и слезах, в тенях и солнечных лучах, видят в собственной голове… Видят и помнят. Но все равно плывут в потоке времени, живут свою новую жизнь. И уже не так страшно. Чонгук же все никак не может оттолкнуться от земли и поплыть.*8*
Из кухни семья плавно переместилась в гостиную. Было довольно поздно, но Хоуп сегодня разрешалось ложиться на час позже, ввиду особенного дня. Девчушка, излучая энергию, скакала вокруг взрослых, не унимая веселой беседы, пока не притащила карты. Чонгук снова забылся. Он помнит, как в этой гостиной обнимал Чимина, пока тот думал над приобретением дома… В тот год они свыкались с жизнью без Хосока. Воспоминания серые и зябкие, как и тот день. — Где, скажи на милость, ты взяла карты? — изумился Хосок, принимая из рук дочки колоду новеньких игральных карт, блестящих, искусно расписанных. — Лежали под шкафом, — как ни в чем не бывало ответила Хоуп, плюхнувшись рядом с отцом на ковер. — Давайте сыграем! Чонгука передернуло еще при слове «карты», а уж на «сыграем» он и вовсе побледнел, затем позеленел, будто стало дурно. Хосок же только замер на секунду, глядя на колоду в руке, поглаживая пальцами холодный глянец. Края зазывающе поблескивали, но мужчина знал, что о них спокойно можно порезаться. Чимин искоса глянул на мужа и опустился рядом, плавно, изящно. Время сделало его невероятно нежным, смотришь — не налюбуешься. Силуэт тонкий, движения неспешные, голос негромкий и спокойный, уверенный, в какой-то степени мудрый. Хосок всегда к нему прислушивался, они даже не спорили никогда, потому что Чимин всегда прав. И это действительно так, а еще Хосок таким образом отдавал ему кое-какой долг за то самое время отсутствия. Но об этом не упоминалось ни словом, ни взглядом, ни намеком. — Ну… почему нет? — мужчина пожал плечами, окинув взглядом Алису и Чонгука, приглашая их сесть с ними рядом. — Только один раз, — добавил Чимин. В голосе его не было ни капли волнения, спокоен, как и всегда. Только в глазах читалось что-то странное, немного напряженное, но и то вскоре исчезло. В конце концов, это всего лишь карты. Чонгук, глубоко вздохнув, вернул себе самообладание и сел в круг к остальным. Все как зачарованные смотрели на руки Хосока, тасующие колоду. Сперва необходимо было определить, кто будет сдатчиком (раздавать карты), им станет тот, у кого карта будет больше — обычный жребий для справедливости. — Папочка, дай мне! — попросила Хоуп, когда Хосок закончил. Он без лишних слов протянул оставшиеся карты дочери, улыбнувшись ей. — И откуда ты знаешь, как играть? — поинтересовалась Алиса с лукавой улыбкой. — В школе мальчики научили. — Тебе надо с этим что-то сделать, Хосок, — с упреком прошептал Чонгук. — Азартные игры? Серьезно?.. Чимин тоже был не особо доволен этой новостью, но промолчал, зарекшись обсудить это с дочерью, пояснив, что пока рановато заниматься подобным и нечего идти на поводу у сверстников. Хосок кивнул брату, мол, все будет нормально. Чонгук успокоился. Хоуп разложила карты веером в своих ладонях и выпрямила руки. — Тяните. Взрослые переглянулись. Никто не хотел почему-то быть первым. Но через пару секунд двинулся Чимин, еле слышно вздохнув. Он немного помедлил, пальцем поддел карту из середины «веера» и потянул к себе, усаживаясь на место и только потом глядя на нее. Чонгук внимательно следил за его лицом. Никто не заметил, но Чимин странно замер, сглотнув. Тогда парень сам быстро и не глядя вытянул себе карту. Огромными усилиями ему стоила улыбка, застывшая на губах вместо положенного вскрика или хотя бы брезгливой дрожи. Черно-белое лицо пляшущего идиотский танец человечка было обращено к нему, оно смеялось, оно корчило издевательскую рожу. Этот смех тревожил барабанные перепонки. Наверняка лицо Чонгука сильно исказилось, потому что Алиса обеспокоенным голосом спросила: — Все нормально? — Хосок, почему ты не вытащил Джокеров? — вскинулся Чонгук, не ответив ей, но все и без слов поняли, что именно не так, особенно Чимин, глянувший на супруга. — Оу, совсем забыл, давай сюда, — мужчина сконфуженно махнул рукой, будучи уверенным в том, что все же вытащил их ранее за ненадобностью. Чонгук отдал ему карту. А Хосок добавил: — Если найдете что-то лишнее — скидывайте. Чимин тем временем, оглядев всех и молча повертев свою карту между пальцами, сунул ее под подушку, лежавшую рядом, и вытащил другую. Чонгук обменялся с другом понимающими, но напряженными взглядами...*9*
Пухленькие губки, нежная кожа, длинные ресницы, обрамляющие глаза цвета темного шоколада, черные шелковистые волосы… она копия своих родителей. Маленькая куколка. Невинная, энергичная, смелая и умная девчушка. Чимин сидит на краю кровати своей дочки, гладит ее по голове, вслушиваясь в мирное сопение, дарящее ему самому несравнимое ни с чем спокойствие. Он прекрасно помнит, как, нависнув над кроваткой, часами наблюдал за спящей Хоуп с самого первого дня ее рождения. Только в своем ребенке в те моменты он находил тот необходимый растревоженному сердцу покой. Новая жизнь кажется Чимину волшебным сном. А его самый страшный кошмар состоит в том, что однажды он проснется, но не почувствует горячих объятий Хосока, не услышит смех дочери. Что останется совсем один, без них, без своей опоры, без смысла… Каждое утро до момента открытия глаз — пытка. Хосок всегда ждет, когда проснется Чимин, чтобы показаться мужу на глаза, иначе утро может плохо закончиться для всех. Чимину за эту свою слабость перед любимым стыдно, но Хосок всегда успокаивает вопреки всем словам. Поэтому Чимин начал вставать раньше. — Она заснула? — послышался осторожный шепот. Чимин поднял глаза. Хосок выглядывал из-за двери, мягко улыбаясь. — Да. Он поднялся, подоткнув одеяло, и выпорхнул из спальни. Хосок взял его за руку, придерживая свою бабочку рядом, и прикрыл дверь, обернувшись к мужу с легкой улыбкой на губах. — Где Чонгук и Алиса? — Чонгук-и пошел прогуляться к морю еще полчаса назад, — ответил Хосок, ведя Чимина к их собственной спальне, — а Алиса только сейчас пошла за ним. — Я не пожелал спокойной ночи… — Завтра еще пообщаетесь, — Хосок приобнял его за плечи, поцеловав в макушку. — Я же вижу, что ты устал. — Не настолько, чтобы валиться с ног, — усмехнулся Чимин и, повернувшись, окольцевал талию Хосока руками. Упершись подбородком ему в грудь, Чимин посмотрел в родные глаза, пусть и черные, страшные, но невероятно теплые и самые любимые, после глазок их дочки, разумеется. — Что? — улыбнулся Хосок, коснувшись его щеки. Чимин пожал плечами, по-мальчишески улыбнувшись. В полумраке спальни его глаза блестели будто бы от скопившихся слез, но во всем был виноват свет серебряной луны. — Ничего… Просто я очень люблю тебя. Хосок шумно вздохнул, на улыбку улыбкой не ответил: не смог. — Я люблю тебя больше. Мужчина наклонился к нему. Чимин доверчиво прикрыл глаза, приняв его губы своими. Хосок целовал сладко, мягко, как того требовала эта тихая и спокойная ночь. Чимин таял, его, будто отражение звезды, качало на мерных волнах. В этих руках можно было забыть о чем угодно, даже о потоке того самого времени, что ускользает крупинками в песочных часах, меняя все по часовой и против. Единственное, что не изменится, сколько бы ни прошло времени, — это их чувства друг к другу. — Я хочу любить тебя во всех своих жизнях, если такие существуют. Каждый день, час, минуту, секунду… — шептал Хосок ему в губы. — Просто быть рядом, защищать… — Даже если мы не будем вместе? — спросил Чимин, глядя на него со всей присущей его сердцу теплотой. Хосок усмехнулся. — Да, но это невозможно. — Ты так уверен? — лукаво улыбнулся Чимин, поддев пальцами его подбородок. — С чего бы? — Ты не устоишь перед моим очарованием в любом случае, — ответил Хосок, осторожно поймав зубами палец Чимина. — Ах, так! — наигранно возмутился он и отклонился назад, все еще находясь в крепких объятиях. Хосок двинулся вперед корпусом, не обращая внимания на то, что муж его отталкивал, упираясь ладонями в грудь. — Напомнить тебе, кто из нас первый признался? — Тебе не надо напоминать, я помню в деталях, — проговорил Хосок, изгибая губы в мягкой улыбке. Еще немного — и они свалились на кровать. Хосок подмял под себя Чимина и, глядя ему в лицо, бережно смахивая русые пряди, сказал: — Я самый обычный альфа, который влюбился в ужасно офигенного омегу, но вот загвоздка — первая встреча не удалась… Вот, что я сказал тогда, в машине. От этих слов дрожь пробежала по телу Чимина, и он замер, стерев игривую улыбку с губ. Он смотрел на Хосока, как никогда серьезного, и молчал, слушая и не перебивая. — Ты выбежал из кофейни, промок до нитки… До усрачки напугал меня… Да, после этого я и признался. Но если бы ты не понял тягу ко мне раньше, то не сунулся бы под дождь. Так что это ты тут проигравший, милый. Говорил Хосок тихо, ласково, в голосе его не скользило и тени издевки, только удовольствие и даже смущение. Чимин потянулся к его лицу рукой, очерчивая скулы пальцами. — Проиграл ли я? Вопрос в самую цель. Хосок тихо засмеялся, уткнувшись ему в плечо, переплетая пальцы. В лунном свете блеснули обручальные кольца.*10*
— Не замерз? Чонгук, оторвавшись от созерцания звезд под плеск волн, повернул голову на голос. Но в этом не было необходимости: Алиса сразу же оказалась рядом, уселась на песок, вытягивая ноги. Парень же обнимал свои колени. — Нет, — он вновь уставился на небо. Алиса смотрела только на профиль Чонгука, обдумывая что-то. За все годы она так и не заменила мутный протез на тот, который бы не отличался от ее родного глаза. Она только смеялась, говорила, что прикольно, что лишний повод носить крутые очки круглые сутки, что пугает людей и привлекает внимание. Чонгук на эти ее отговорки только фыркал, качая головой и посмеиваясь. На самом же деле даже такие, казалось бы, неунывающие люди, как Ким Алиса, тоже могут сильно привязываться к плохим воспоминаниям. Наверняка именно это дает ей силы на то, чтобы вставать каждый божий день и просто жить дальше. Чонгук только одного не знал, не улавливал, вернее сказать: он сам является одной из этих ее причин, ради которых стоит трудиться. Пока был Шон, Алиса не могла об этом вот так сказать. Будь Чонгук таким же проницательным, как Чимин или же Хосок, то понял бы сам и очень давно. — Тебе полегчало? — спросила девушка, приобняв его за плечи и немного потерев, чтобы согреть, хоть ей и самой было довольно зябко в одной кожанке. — Полегчало… но надолго ли? Чонгук поджал губы, глядя вверх. Алиса опустила голову ему на плечо и вздохнула, когда парень приобнял ее в ответ. Хотелось спать, но поговорить хотелось еще больше. Еще, если честно, немного хотелось целоваться. Почувствовать, каково это, когда касаешься языком соленых от слез губ и когда они принимают тебя, пусть и от тоски, от жалости… пусть. Она знала, что Чонгук был не из тех людей, которые поведутся на подобное из жалости. Ситуация с Шоном — немного не тот пример для сравнения. Алиса привыкла отбрасывать глупые и немного пьяные мысли. Просто на мгновение, поддавшись слабости, она подумала, а что если бы… Но потом всколыхнулось их с Чонгуком общее прошлое… стало совсем тоскливо, совсем неправильно. Им большего не нужно. По крайней мере, на данный момент. Девушка в этих платонических отношениях завязла. Забота о Чонгуке стала сродни наркотику. Это был тот самый легкий тип страдания, к которому рано или поздно привыкаешь, как и страдание по безответной любви к лучшему другу. Со временем этим чувством начинаешь наслаждаться. В эти периоды не понимаешь одного: мазохист ты или же все еще не до конца потеряно. А ведь действительно… они же лучшие друзья, если посудить. Платоническое. Вот, что между ними, если давать конкретный ответ на конкретный вопрос. Это любовь. Любовь, пожалуй, одна из самых крепких, надежных. — Я устал быть неприкаянным, — внезапно Чонгук заговорил вновь. — Просто хочу начать заново… — А ты готов? — Не знаю… Разве не стоит сперва начать, чтобы понять это? — вопрос в ночное небо, прямо к подмигивающим звездам. Они, как ни странно, не отвечают. Алиса выпрямилась и посмотрела туда же. Она ведь тоже, точно так же, как и Чонгук, ни хрена заново не начала. Чего стоит только этот дурацкий бесцветный глаз. Чонгук вздохнул и повернул голову. Они встретились блуждающими взглядами, в которых не было видно совершенно ничего, но в то же время отражался весь спектр человеческих эмоций. Парень прислонился к ее лбу своим, коснулся кончика носа своим, обжегся дыханием и обжег своим. Алиса закрыла глаза. Платоническое. Больше, чем целоваться, хочется ругаться матом и горько смеяться. А губы ведь буквально в миллиметре. Платоническое… А может… К черту?.. — Сбежим? Полчаса. Городок, два шлема и рев мотоцикла среди спящей улицы. Поспешное и непонятное смс папе, для галочки и чтобы не волновался, хотя — с вероятностью в сто процентов — тот ничего не поймет и переживать все же будет. Но немного алкоголя и надежды в крови… так что как-то все равно. А Хосок и так проницательный, догадается, когда утром увидит ключи и «Ауди», к ним прилагающуюся. «Ауди» — Чимину в наследство. Чонгуку больше не нужна. Мотоцикл, кажется, тоже у них не надолго задержится. Ведь есть одно условие при начинании новой жизни: отринуть старое и тянущее вниз. Да, больно… Но жить с этим еще больнее. Обнимая Алису, глядя на мелькающие огоньки, вслушиваясь в рев мотора, Чонгук думал о том, что это все — одна большая ошибка, что он вновь оступился. Но это, черт возьми, тот самый единственный шаг, о котором он не жалеет. — Эй, выше нос. Смотри!Рассвет…