Fetish for my love

      Гарри сверяет адрес, который продиктовали ему по телефону, и ещё раз осматривает здание перед собой. Оно из тех неприметных построек серого цвета, которые могут потеряться на фоне множества многоэтажек большого города. Ни вывески, гласящей, куда он попал, ни одного знака, указывающего на то, что это клуб. Дверь, сделанная из металла красного цвета, рядом с ней — что-то наподобие домофона, и парень нажимает одну из кнопок. Внутри раздаётся звонкий сигнал, и пока Гарри ждёт, когда кто-то впустит его или выйдет навстречу, его решение много раз меняется. Он мотает головой, сделав несколько шагов к машине, а затем возвращается обратно. Внутри нарастает тревога, смешанная с любопытством. Будучи дома, он много времени провёл в душе, а затем полчаса не мог выбрать, что надеть, останавливая свой выбор на белой рубашке и чёрных скинни. Будто от его внешнего вида зависит расклад будущих событий.       Что его ждёт за этой дверью? Произойдёт ли нечто большее, нежели экскурсия? Само даже название звучит смешно. Как это будет выглядеть? Какая-нибудь женщина в латексном костюме проводит его внутрь и покажет комнаты для сессий? Гарри знает, потому что несколько раз интересовался этой темой. Он смотрел документальные фильмы о БДСМ культуре, а также много порно.       Его сердце быстро бьётся о рёбра, ладони начинают потеть. Гарри нетерпеливо переминается с ноги на ногу, затем проверяет, включил ли он сигнализацию на машине, ставит телефон на беззвучный режим и вдруг слышит чьи-то шаги. Звук стучащих полу каблуков приближается, и дверь медленно распахивается. Он не может связать ни слова, перед ним невероятной красоты девушка в настоящем что ни на есть латексном костюме, состоящем из юбки и кроп-топа чёрного цвета. Её стройные ноги украшают кружевные чулки, а образ дополняют лодочки на шпильке. Боже, Гарри никогда не видел таких красивых людей, она определённо была словно модель: длинные ниспадающие на плечи русые волосы, правильные черты лица и идеальная кожа. Её губы изгибаются в приветственной улыбке. — Добро пожаловать в Рай<i>. Меня зовут Николь.       Она проводит его к стойке, что-то медленно рассказывая. Гарри не может произнести ни слова, потому что определённо здесь своеобразная атмосфера. Длинные коридоры с красными стенами, расходящимися по разные стороны от стойки. Множество дверей, хранящие чужие тайны, воздух, пронизанный нотками мускуса и ванили. Гарри растерянно смотрит по сторонам, пока девушка что-то заполняет за стойкой. Только сейчас он замечает, что она сделана в форме человеческих статуй, переплетённых в каких-то изощрённых позах. Место завораживает, и парень понимает, что ещё больше волнуется. Здесь буквально всё пропитано сексом, на стенах картины с обнажёнными женщинами, плазма, подвешенная в углу залы, то и дело прокручивает клипы с двусмысленным посылом.       Даже ручка, которой Гарри ставит подпись на каком-то бланке, была в форме пениса. Ему всё же стоило прочитать, о чём в этом бланке шла речь, но вместо этого он сворачивает листок своего экземпляра и прячет его в нагрудный карман рубашки. Николь проводит его к одной из дверей и затем буквально проталкивает его в вовнутрь со словами: — Приятного времяпрепровождения.       Внезапно двери за Гарри закрываются, и он тут же оборачивается. — Что за чёрт? Эй, Николь… — Добро пожаловать…       Скользкие щупальца паники сжимают его плечи, парень остаётся сам в незнакомом ему помещении с незнакомцем в кромешной тьме. Где-то внутри здравый смысл кричит ему бежать, потому что изначально идея с экскурсией была весьма плоха. Несколько минут ничего не происходит, и Гарри просто сгорает от неизвестности, хотя где-то в закромах разума он понимает, что будет происходить. Страх сковывает его конечности, пока чей-то голос не будоражит его разум и тело. Он раздаётся совсем близко, посылая рой мурашек по его нежной юношеской коже. — Ничего не произойдёт, если ты сам этого не захочешь, — тёплая мужская рука опускается ему на спину, даря первое прикосновение, и Гарри закусывает губу. — Как тебя зовут? — Имена не имеют значения в этих стенах, — вдруг тишину разбавляет медленная, но при этом довольно красивая мелодия. — А теперь будь хорошим мальчиком и сними всю свою одежду.       Гарри шумно сглатывает и вслепую тянется к верхней пуговице рубашки, медленно обнажая свой торс. Он чувствует дыхание мужчины на своей коже, когда тот подкрадывается сзади. Пьянящий запах мускуса посылает в мозг сигналы возбуждения. Лёгкие поцелуи порхают по его спине, пока Гарри уже дрожащими руками стягивает джинсы вместе с боксёрами и тут же краснеет. — Ты прекрасный…       Гарри не успевает что-либо ответить, как получает первый поцелуй. Это ни с чем не сравнимое ощущение, чужие губы мягкие и нежные, щетина приятно царапает кожу, а язык ловко скользит в чужой рот. В нём почти нет нежности, незнакомец не церемонится её создать, он целует парня искусно и умело, словно не может насытиться. Гарри тяжело дышит и тянется в поиске тепла, но вдруг раздается характерный щелчок, и его руки оказываются скованы наручниками, от прохлады металла кожа покрывается мурашками. — На колени, — приказ чёткий и не приемлет непослушания. — Помнишь стоп-слово? — Красный, — быстро отвечает Гарри, пытаясь не завыть от возбуждения.       Его член уже пульсирует, пачкая живот смазкой, но руки слишком туго скованы, да и что-то Гарри подсказывает, что ему нельзя прикасаться к себе. Первый удар — шокирующий, спину немного обжигает от прикосновения стека. Это не так больно, как Гарри мог себе представить. Следующие удары сильней, и, если бы не темнота, Гарри мог лицезреть красные полосы на своей спине и руках. Мужчина что-то бормочет и резко тянет за волосы мальчика, отчего тот шипит от боли и тут же стонет. Удары чередуются с поглаживаниями и лёгкими поцелуями, и это сводит с ума, Гарри пытается дотянуться до своего члена, чтобы получить разрядку, но чужие руки лишь отдёргивают его, и он от безнадёжности просто опускается на колени, выпячивая уже покрытую красными полосами задницу. — Пожалуйста, — его голос звучит хрипло и умоляющие. — Ещё не время, детка… — удары один за другим обрушиваются на его расселину, бёдра и ягодицы, отчего Гарри стонет ещё громче, не боясь быть громким. Что-то подсказывает ему, что о звукоизоляции здесь позаботились. — Я больше не могу…       Удары прекращаются, и какое-то время между ними висит оглушающая тишина, он слышит тяжёлое дыхание мужчины, затем раздаются тихие шаги. Его освобождают от наручников. — Ты можешь прикоснуться к себе.       Его руки буквально зудят от нетерпения, но он тут же произносит: — Я… хочу, чтобы…       Доминант будто читает его мысли, перебивает монолог страстным поцелуем и опускает Гарри на спину, прижимаясь разгорячённым телом. Парень пользуется моментом и скользит руками по напряжённым мышцам, он утопает в чувствах, будучи в чужой власти, и громко кончает, когда тот проводит по влажному члену несколько раз рукой. Мужчина немного смещается, и краткого «открой рот» достаточно, чтобы Гарри впервые попробовал чужой член на вкус. Уголки губ начинает печь, солоноватый привкус естественной смазки дразнит вкусовые рецепторы. Мужчина трахает его рот быстро, несмотря на то, что Гарри не может вобрать всю длину и несколько раз давится. Он лишь пытается быть послушным и довести его до оргазма, упиваясь чужими стонами. Несколько капель спермы орошают его губы, ресницы и скулы, она горячая и довольно липкая. Незнакомец опускается рядом, и их плечи соприкасаются, оба неровно дышат и молчат.       Гарри разлепляет глаза в надежде разглядеть виновника его удовольствия, но безуспешно, вместо этого он чувствует что-то влажное на своём лице, и такая забота кажется ему весьма милой. Они снова целуются, но всё иначе, мужчина будто бы на мгновение теряет свой статус, и от былой доминантности не осталось и следа. — Ты же не думаешь, что это конец? — шепчет он ему в губы. — Мне нужно время. — Вставай, — он тянет Гарри за руку сквозь мрак, пока его ноги не упираются в что-то твёрдое.       Он взбирается на кровать и тут же чувствует, как мужчина седлает его бёдра, затем, оставив поцелуй на щеке, фиксирует его руки у изголовья кровати. Мечты Гарри сбываются одна за другой, когда что-то тёплое опускается на его уже полувставший член. — Ты не кончишь, пока я тебе не разрешу, — произносит доминант и тут же обводит расселину двумя влажными от смазки пальцами.       Эрекционное кольцо начинает вибрировать словно по команде, и волна удовольствия пронизывает всё тело Гарри, он стонет от смешанных чувств, пока незнакомец аккуратно растягивает его двумя пальцами. Это несравнимо с тем, когда Гарри пытался трахать сам себя под просмотр порно. Совсем другие ощущения: наручники больно впиваются в кожу, покрытую потом, спина жжёт от ран, а задний проход зудит. И сколько бы не требовалось выдержки, Гарри уже лепечет о том, что хочет кончить, его член болезненно пульсирует, стянутый силиконовым кольцом, а чужие пальцы проходятся по простате. — Пожалуйста, папочка. Я так хочу кончить. — Сейчас, love. Ты такой прекрасный сейчас, такой нуждающийся, — с этими словами мужчина вынимает пальцы и сгибает ноги в коленях, а затем входит в растянутую дырочку на всю длину.       Ощущение заполненности, которое Гарри давно не испытывал, накрывает его с головой. С каждым толчком он попадает точно по простате, отчего со рта у парня доносятся стоны и ругательства. Чужие руки сильно сжимают его бёдра, оставляя отметины, а губы засасывают чувствительную кожу на шее. В какой-то момент мужчина снимает кольцо с его члена, на мгновение останавливаясь, и они кончают одновременно, сливаясь голосами в стон. Гарри шипит от чрезмерной чувствительности, когда доминант выходит из него и ложится рядом, а затем попросту проваливается в сон.       Пробуждение в чужой кровати субботним утром нельзя назвать удачным. Гарри с трудом разлепляет глаза и не сразу понимает, где он. Комната, больше похожая на номер люкс дорогого отеля: дорогая отделка, мебель, стоящая целое состояние, и королевских размеров кровать. Почему-то Гарри представлял всё иначе: стеллажи с множеством стеков, плеток и кляпов, яркие вызывающие цвета в текстиле, множественная БДСМ атрибутика, которую можно использовать различными способами. Реальность оказывается намного приятней и реалистичней. Судя по тишине, он в номере один, в помещении идеальный порядок, будто последствия прошлой ночи растворились без следа. Гарри немного разочарован, ожидая увидеть рядом с собой мужчину. Хотя, учитывая, при каких обстоятельствах произошла их встреча, пробуждение в одной кровати было бы странным.       На подносе рядом с кроватью стоит чашка с ещё дымящимся кофе и несколько круассанов. Какая забота, однако, интересно от кого она исходила? От клуба или самого мужчины, с которым он провёл ночь. Чёрт, а ведь это и вправду случилось. Он впервые был в роли сабмиссива и первый раз занялся сексом с незнакомцем. Его тело ломит от приятной боли, а некоторые участки тела зудят. Гарри отправляется в ванную, находящуюся рядом, и застывает перед зеркалом. Цепочка засосов на шее фиолетового цвета, красные следы от стека на спине и заднице, волосы в полнейшем беспорядке. Он недовольно стонет и пытается размеренно дышать. Отголоски паники закрадываются в его душу, сковывая тело. Это было глупо и наивно, ведь он мог пострадать, да и использовал ли незнакомец защиту, Гарри не уверен. Нет, Гарри не будет жалеть о случившемся, всё произошло по обоюдному согласию, его спрашивали о чувствах и позаботились, в конце концов, об ощущениях.       Горячая вода помогает расслабить тело и снять напряжение, Гарри даже находит одноразовую зубную щётку с пастой и пользуется ей. Он собирает свою одежду, разбросанную по всей комнате, и, допив кофе, выходит в коридор. — Доброе утро.       На ресепшене сегодня другая девушка, одетая в кружевное короткое платье. Она вежливо улыбается Гарри, когда тот останавливается у стойки. — Лана, — представляется она, словно читая мысли. — Эм, приятно познакомиться. Я — Гарри. — Вчера здесь была другая девушка, я бы хотел у неё кое-что узнать. —  Возможно, я смогу помочь.       Гарри задумывается на мгновение, не понимая, нужна ли ему эта информация. В конце концов, это всего лишь секс, и вряд ли он повторится дважды. — Вчера я был с мужчиной в одном из номеров, но… Я могу как-то с ним связаться или узнать имя, например? — Боюсь, что это невозможно. Мы заботимся об анонимности наших клиентов.       Что же, это было ожидаемо. Гарри прощается с девушкой и покидает клуб с некой досадой. Несколько дней он проводит в полном одиночестве. Его телефон разрывается от звонков и сообщений, голосовая почта переполнена. До начала рабочей недели осталось три дня, и, честно говоря, он не хочет туда возвращаться. Слишком многое ему нужно переосмыслить в своей жизни, и, к сожалению, в скорейшем времени от него потребуется смелость в принятии важных решений. Он покупает билет на ближайший рейс в свой город и надеется, что приезд домой расставит окончательно точки над «i». Он вертит в руках красную зажигалку, наблюдая, как автобус заполняется людьми, и его взгляд опускается на небольшой маркет. Уже на кассе он расписывается в собственной ничтожности, пряча в карман пачку сигарет. Фильтр сладкий на вкус, пламя то и дело гаснет, сообщая об окончании газа, но Гарри всё же удаётся сделать первую затяжку. Дым обволакивает его силуэт, оставляя едкий запах на шерстяном пальто. Последний раз он надевал его на встречу с Луи. Интересно, что он сейчас делает, занят ли на работе или, возможно, дома? Гарри окунается в раздумья, не замечая, как воздух наполняется танцующими пушистыми снежинками. Они кружатся, застилая асфальт белым покровом, и несколько детей начинают весело кричать, пытаясь словить их ртом. Его губы невольно растягиваются в улыбке, сигарета потухает в одно движение. С последним сигналом водителя двери закрываются, и автобус начинает движение.       Через несколько часов он стоит уже на пороге своего дома. Он без чемодана или сумки, ведь его визит всё равно не долгосрочен. Он не видит смысла оставаться там, где его никогда не ждали. Дом отличается от других: он маленький, с небольшим двором и садом. Забор аккуратно выкрашен в зелёный цвет, новые замки и почтовый ящик. Он проходит по дорожке из гравия к дверям и не успевает опомниться, как слышит знакомый голос. Только вот он никогда не ассоциировался с заботой или любовью. Энн выглядит как обычно: затянутые в пучок волосы с едва ли заметной сединой, лёгкий макияж, передник, перепачканный в муке. На её лице натянутая улыбка без капли искренности, и Гарри уже становится не по себе. — Гарри, милый. Почему ты не предупредил, что приедешь? Боже, ты так вырос, скорей проходи в дом. Я почти закончила готовить, поможешь накрыть на стол, — лепечет она. — Мам, я приехал поговорить.       Гарри снимает пальто и оставляет обувь в прихожей. Его желудок скручивает от ароматов, доносившихся с кухни. Он давно не пробовал домашнюю еду. — О чём, милый? Хотя знаешь, может, это подождёт? Дейв вот-вот придёт с работы, устроим семейный ужин? Скорей, ставь на стол пирог.       На кухне идеальный порядок, приборы акуратно разложены на хлопковой скатерти. Энн, не дождавшись ответа, ставит на стол одно за другим блюда. Она что-то тихо бормочет, увлёкшись процессом, не замечая стоявшего на пороге сына. — Прекрати! Ты делаешь всё, что угодно, лишь бы не начинать разговор!       Энн замирает на месте с испуганным лицом, и её губы сжимаются в тонкую линию. Она ставит тарелку с горячим на стол и опускается на стул.  — Как ты смеешь так со мной говорить?! —  Мы не виделись три года, ты думаешь, почему я сюда приехал? За ветчиной и пирогом? Тебя никто не заставлял готовить, и если бы ты хоть раз интересовалась моим мнением, то знала бы, что я ненавижу семейные ужины. — Какой же ты неблагодарный… Я не намерена больше продолжать разговор. — Нет, ты будешь это делать. Потому что он у нас впервые происходит. Никто не мешает, я не дам тебе сменить тему и куда-то убежать под глупым предлогом. Ты будешь сидеть и слушать. — Ладно, но… — Никаких «но». Когда я прекратил общение, ты продолжала делать вид, будто ничего не случилось. Писала смс, поздравления присылала, узнавала, приеду ли я. У тебя есть версия, почему так произошло? — Я… не знаю. Возможно, у тебя не было настроения. — Три года? Серьёзно? — Да откуда я могу знать? Ты не говорил мне. — А ты и не спрашивала, в этом и проблема. Когда умер отец, всё взвалилось на твои плечи, ты много работала, а возвращалась без сил и эмоций. Сначала я был у соседки, потом в детском саду, откуда ты забирала меня самым последним, а потом и вовсе оставляла одного дома. Я много думал, и порой в мой мозг закрадывалась мысль о том, что всему есть оправдание. Ведь ты выживала как могла, строила свою личную жизнь. Считала, что всё делаешь правильно и до сих пор так считаешь. Но ведь у меня никогда не было мамы. — Гарри… — А только лишь женщина, которая меня родила. И мне пришлось пройти терапию, чтобы понять, кто ты на самом деле. — И кто же я, по-твоему? — Токсичная мать. Человек, не способный любить, сочувствовать, быть ребёнку надеждой, опорой, поддержкой.        Гарри продолжает свой монолог, наблюдая, как по лицу матери катятся одна за другой слёзы. Ему не жаль… Чувства, когда-то испытываемые к ней, навсегда атрофированы, надорваны, как струны старой гитары. Слишком много времени ему потребовалось, чтобы вытащить себя из состояния, когда в его голове звучали лишь заученные фразы «жалкий», «уродливый», «весь в отца» «ничтожество», «неудачник». Будто голос матери был сильнее, чем что-либо в мире, его не могли заглушить ни алкоголь, ни сигареты, даже лёгкие наркотики. Эти слова будто клеймо сопровождали его на протяжении всей сознательной жизни, не давали нормально мыслить, думать о будущем, строить отношения с людьми.       Это их первый откровенный разговор, и, по правде говоря, каждый раз до этого общение с матерью вытягивало из него все силы, образовывая пустоту внутри, которую ничем не заполнить. Будто осмелев первый раз в жизни, он проговаривает все свои чувства, говоря фразы, которые советовал ему психотерапевт. Гарри позволяет быть себе тем самым маленьким мальчиком, который не получил материнскую любовь во всём своём проявлении, он знает, это не слабость. А лишь один из аспектов взрослой жизни, возможность успокоить своего внутреннего ребёнка. Их разговор заходит в тупик, потому что Энн нечего сказать. Она всегда была эмоционально отчуждённа, и проявление чувств не её конек. Конечно же, даже по сей день, получив результаты своих ошибок, она считает, что сделала всё правильно, и, к сожалению, её правоту понимает лишь один человек — она сама.       Энн молчит, выбирая роль жертвы. И ожидаемые когда-то слова сожаления или поддержки не раздаются в ответ на длинный монолог Гарри. Она лишь гордо стирает слёзы вынутым из кармана тканевым платком и шмыгает носом. — Что ты хочешь от меня? Я действительно делала всё, что в моих силах. Нигде не учат, как быть идеальной мамой или жить на пособие после смерти мужа, когда тебе всего семнадцать лет. Да мы вообще с твоим отцом не планировали быть родителями, но так получилось. И несмотря ни на что, я дала тебе жизнь. — Ты всю жизнь угрожала отдать меня в приют! Лучше жить там, чем слышать от тебя, как я испортил тебе жизнь! А теперь посмотри, что вышло. У меня была тяжёлая депрессия, нарушение пищевого поведения. Я не доверяю людям, не умею выстраивать здоровые отношения. — Да потому что ты был трудным ребёнком! Я не знала, как найти к тебе подход, поэтому и сбегала. Твой отец умер от передоза на моих руках, и мне некуда было идти, врачи думали, что я не смогу родить здорового ребёнка. — Ты внушаешь мне чувство вины за то, что ты сама меня выбрала, и ты выбирала эту жизнь каждое утро, когда просыпалась. Просто иногда надо уметь признавать свои ошибки и понимать, что ты человек.       Гарри не хочет продолжать разговор, ссылаясь на усталость. Он оставляет Энн одну на кухню и слышит звук подъезжающей к дому машины. Сегодня он не станет разговаривать с отчимом, который был всегда на стороне матери, ослеплённый любовью и привязанностью. Его пачка из-под сигарет лишается ещё пары штук спустя несколько часов. Некое облегчение опускается на его плечи, потому что впервые в жизни он сказал всё, что чувствует, и оказывается на деле это сложнее, чем в теории. Он не решил проблему, не получил ответы, иногда даже был, возможно, слишком груб. Долгие годы молчания оставили на нём отпечаток, который ничем уже не скрыть. Гарри тушит сигарету носком туфли и слышит смех, раздающийся с дома. Здесь всё прекрасно и без него, последний рейс автобуса должен приехать через полчаса. На дисплее телефона высвечивается знакомый номер, и парень удивлённо вскидывает бровями. — Привет. — Мистер Томлинсон, добрый вечер. — Тебе удобно сейчас говорить? Я не отвлекаю? — Нет, всё в порядке. Что-то случилось? — Звоню узнать, сможешь ли ты прийти на корпоратив, он в субботу. — Да, конечно. — Это не помешает твоей учёбе? — Я уже закончил обучение и сдал экзамены. — Когда награждение? — В декабре, точную дату ещё не сообщили.       Луи хмыкает в трубку, и несколько мгновений Гарри слышит лишь его тихое дыхание. Он думает, стоит ли заканчивать разговор на такой ноте. — Мистер Томлинсон, я давно хотел поговорить с вами. Это касается моего повышения. Я очень благодарен вам за эту возможность, но существует действительно весомая причина для того, чтобы я остался. — И что же это за причина? Почему ты не сказал мне о ней раньше.       В горле Гарри застревает ком, и он, кажется, не даст ему сказать правду. — Гарри, я догадываюсь, о чём идёт речь.       Лицо парня буквально сгорает, и сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он слышит лишь шум в ушах несколько мгновений, пока Луи не начинает говорить. — Боже, я не хотел… это так глупо, простите. — Вовсе нет. Ты всё ещё можешь озвучить это, если хочешь.       Гарри закусывает нижнюю губу, и это длится слишком долго. Боль отдаётся в закромах разума, и это не отвлекает его должным образом. Луи ждёт ответа, и, возможно, эти несколько слов могут изменить его жизнь. Проблема в том, что Гарри никогда не признавался в любви. В его жизни признаниям не было места, как и выражению чувств. Будто триггер, отвечавший за эту функцию, был поломан. Удивительно, что Гарри вообще мог что-то чувствовать, разрешать своему сердцу любить и пропускать через себя порой слишком сильные чувства.       Луи молчит, и это лишь усугубляет всё: ждёт ли он ответа или это просто затянувшаяся пауза? В последнее время они очень сблизились, и Гарри хочет думать, что это к лучшему. Внутри него страх быть отвергнутым, и, возможно, только он стоит на пути к мнимому счастью. — Я не могу, — всё, что ему удаётся произнести. — Извините. — Ты в порядке?       Гарри прочищает горло и несколько мгновений молчит. — Всё хорошо, просто… — Я могу приехать, если хочешь.       Гарри открывает рот, чтобы что-то ответить, но не знает, что. Предложение Луи неожиданное, и с чего бы вдруг он вообще приезжал к нему. Гарри старается дышать глубже, будто приступ астмы вот-вот даст о себе знать. Что, если бы Луи действительно приехал? О чём бы они говорили и чем бы занялись? Одна мысль о том, что они могут побыть вместе вне работы, заставляет его сердце биться сильнее. На его языке так и вертится «да, пожалуйста», и ещё уйма вещей, которые бы при определённых условиях он сказал бы мужчине наедине. Возможно, после бокала вина или чего-то покрепче. Он бы расслабился, как тогда в ресторане, и не сглупил или наоборот сидел, вжавшись в кресло, не осмелившись говорить. Боже, он такой жалкий… — Спасибо за предложение, но я сейчас не дома. Приехал к родителям. — Оу, хорошо проводишь время?       В конечном счёте, да, если не учитывать очень длительный и тяжёлый разговор с матерью, после которого ему пришлось пить успокоительное и выкурить несколько сигарет. — У меня сложные отношения с семьёй, — произносит он, не вдаваясь в подробности. — Оу.       Луи понимает смену его настроения, поэтому не настаивает, а лишь желает доброй ночи. Гарри покидает родительский дом, даже не попрощавшись, на этот раз навсегда.