«Этого следовало ожидать».
К сожалению, большая часть тех, кто мог бы сказать подобную фразу, в данный момент либо мертвы, либо находятся не в пределах Солнечной системы. Не самое удачное стечение обстоятельств. Впрочем, если смотреть на вещи трезво, это самое отвратительное стечение обстоятельств. Практически никто из ныне присутствующих с подобным дела не имел, кроме, разве что, Беннера, да и тот не горит особым желанием вновь сталкиваться с не самым приятным прошлым. К тому же, как выясняется, придётся ещё раз общаться с Валькирией, потому что она то ли что-то не договорила, то ли действительно находится в неведении.
— Ну и что будем с ним делать?
Сэм устало трёт пальцами переносицу, глядя сквозь зеркало Гезелла на Локи. Тот спокойно оглядывается в помещении, в котором его заперли пару часов назад, и ведёт себя при этом так, будто находится не в Золотом дворце [в придачу ещё и временной базе Мстителей, так как прошлая оказалась разрушена не просто до основания — вывернута вместе со всей структурой прямо из земли, на которой располагалась], а как минимум в привычной среде обитания. Хотелось бы сказать «как дома», но с трудом верилось, что в ныне разрушенном Асгарде его заковывали в кандалы и держали в четырёх стенах.
Ладно, поправочка. Может, и держали.
Не так давно Локи рассказал практически всё о том, каким образом он оказался в этой реальности, и чем больше его слова оседали в головах Мстителей, тем больше они понимали, что проблемы только начинаются. И в этот раз не проблемы с Локи, а проблемы куда большего масштаба.
Сэм пытается ещё раз прогнать весь разговор в памяти, чтобы прийти хоть к какому-то удобоваримому выводу.
— Ещё раз повторяю: у меня нет Космического Куба.
Этот Локи упорно отказывался именовать Тессеракт — Тессерактом, всё время использовал другое название. Космический Куб. Как будто это было очень важно — подчеркнуть разницу. Хотя говорили они определённо об одной и той же вещи.
Встречаться с Богом обмана лицом к лицу ни у кого желания не было. Это объяснялось банальными соображениями безопасности. В конечном итоге пришли к обоюдному согласию использовать наблюдательную комнату, отделённую от камеры Локи стеной с зеркалом, прозрачным с одной стороны. Такие зеркала использовались в большинстве правоохранительных органов, когда нужно было провести допрос или опознание, весьма удобно при возможности видеть находящегося в помещении человека так, чтобы он не видел тех, кто наблюдает за ним. Создавало определённую атмосферу давления. Но нельзя рассчитывать на то, что на Локи в принципе можно чем-то, кроме Халка, надавить, как нельзя рассчитывать и на то, что он добровольно расскажет правду. Иной зацепки, к сожалению, у Мстителей пока не было.
— Окей, поставим вопрос по-другому, — Сэм упёрся обеими ладонями в панель с сенсорными экранами и наклонился поближе к микрофону, так, чтобы его было отчётливо слышно в соседнем помещении. — Локи, куда ты спрятал этот, как ты выражаешься, Космический Куб?
— Я его и не прятал, — сидевший за столом Локи только пожал плечами, после чего незаинтересованно потянулся к одному из наручей, чтобы поправить его положение, перетянуть потуже. — Он сам покинул меня.
Сэм раздосадованно щёлкнул языком и вопросительно посмотрел на Т’Чаллу. Тот только плечами пожал: из нынешнего состава Мстителей он был, скорее всего, единственным, кто имел меньше всего дел с Камнями Бесконечности. Не считая Шури, разумеется, которая успела снять электронную копию начинки Вижна, включающую в себя Камень Разума. Но принцесса Ваканды — пока ещё не Мститель, и вряд ли им когда-то станет. Она, скорее, консультант, которого привлекали в случае неразрешимых технических проблем. Раньше на такой случай в команде всегда присутствовал Тони, теперь же Шури приходится одновременно восстанавливать Ваканду и помогать с пеленгом выброса Силы, чтобы отслеживать перемещения предполагаемого Тессеракта.
Сэму сейчас хотелось связаться с Шури и просто уточнить, не было ли в ближайшем прошлом новых скачков. Просто чтобы убедиться, лжёт Локи или же нет. Однако он помнил, что Шури занята немного другим, вот и разбирался своими силами, прикидывая, как правильно поставить вопрос или задать уточнение. Ваканда, конечно, пострадала меньше всего остального мира, но на ней всё ещё сказывались последствия нападения Чёрного Ордена и аутрайдеров. Шури же занималась тем, что калибровала и восстанавливала маскировочный барьер, защищающий страну от внешних угроз. Сейчас это было актуально как никогда прежде, даже несмотря на то, что Ваканда давно открылась миру как центр помощи.
И всё-таки. Если у Локи действительно не было Тессеракта, то где он тогда должен быть? Уилсон сел на один из эргономичных стульев, постукивая пальцами по панели и всё разглядывая Локи. Брюс, когда увидел варлока в первый раз, сразу же сказал, что тот совсем не похож на того Локи, которого он помнит во время битвы за Нью-Йорк. Да и на того, которого видел у Грандмастера, тоже не очень-то смахивает. С этим Локи случилось что-то другое, отличное от истории этой реальности. Могло ли быть так, что он — из какой-то параллельной, как и предупреждал Ник Фьюри?
Сэм всё-таки не выдержал и хохотнул, не рассчитывая, что его услышит кто-то, кроме находящихся в наблюдательной:
— Покинул? Это как? Ещё сказал бы, что у Тессеракта ноги отросли и он сам ушёл.
Вот только Сэм не учёл, что микрофон по-прежнему оставался включенным. Локи на это лишь повернул голову в сторону зеркала Гезелла, как будто всё равно мог видеть находящихся по ту сторону людей, и снисходительно ответил:
— Фактически, в этом есть доля истины. Пусть и угадал ты лишь благодаря случайности.
Сэм, мгновенно отреагировав, сел ровнее.
— Что ты имеешь в виду?
Локи, казалось, совершенно потерял интерес к зеркалу и вновь отвернулся от него, опуская взгляд на стол перед собой. Обычно допрашиваемых приковывали прямо к этому самому столу, но в этом случае пришлось поступиться с принципами. В конце концов, Локи — асгардец, а Мстители забрали его, не ставя в уведомление нынешнюю царицу о местонахождении кронпринца. Не хотелось бы распрей с только-только образовавшимся государством, тем более на почве задержания [насильного удержания] лица царской крови против его воли и без наличия достаточного количества доказательств. По крайней мере, на этот счёт Т’Чалла ясно высказал свою позицию, а считаться с мнением страны-хозяйки всё-таки приходилось каждому, даже если решения короля были не всем по вкусу.
Сэм медленно повторил вопрос, понимая, что просто вынужден это делать по немой прихоти Локи:
— Что ты имел в виду, когда сказал, что я угадал?
Локи неопределённо пожал плечами и всё-таки принялся рассказывать.
В две тысячи двенадцатом году по мидгардскому летоисчислению его должны были конвоировать на суд Одина за то, что он подверг человеческий мир опасности, проведя через портал часть армии Читаури. То вторжение назвали Битвой за Нью-Йорк. Читаури проиграли, когда Железный Человек перенаправил ядерную боеголовку прямиком в космос. У Читаури, скорее всего, что-то вроде Улья, общего сознания, иначе и не объяснить, почему они все разом погибли, когда боеголовка взорвалась, а портал закрылся [и не только Читаури, даже эти их бронированные гигантские многоножки — и те как отключились, завалившись прямиком на высотки и порушив добрую часть центра Нью-Йорка].
Локи сковали на верхнем этаже Башни Старка и решили оставить где-нибудь в запасной капсуле Халка по пути в шаурмейную, чтобы уже потом Тор мог переправить его в Асгард. Никто точно не знает, что произошло, да и сам Локи до сих пор не уверен. У Энтони Старка, спорившего с местным госсекретарём о том, где лучше всего хранить кейс с Тессерактом, внезапно начал сбоить арк-реактор, и, пока все отвлеклись на него, чтобы вернуть в чувства, кейс каким-то образом отъехал по полу в сторону и был подхвачен одним из охранников ЩИТа. Охранник попытался вынести кейс, однако вырвавшийся с лестничной клетки Халк выбил кейс у него из рук. Кейс открылся от столкновения, и Космический Куб [именно так, продолжал упорствовать Локи, Космический Куб, а не Тессеракт] вывалился прямо ему под ноги. Локи не мог не воспользоваться возможностью, поэтому схватил его и мгновенно провалился сквозь Пространство, чтобы оказаться где-нибудь подальше.
«Где-нибудь подальше» для Космического Куба — очень и очень относительное понятие. Локи даже не слышал о большинстве реальностей, в которых ему довелось оказаться. Говоря прямо — он до сих пор не представлял, сколько он провёл вне Пространства и Времени, прыгая из одного места в другое, надеясь найти свою реальность и Асгард, которые постоянно оказывались то слишком далеко в прошлом, то в каком-нибудь недостижимом будущем. Локи знал наверняка: нужно продолжать пытаться, нужно только задать Космическому Кубу точные параметры желаемой реальности. Один раз Локи занесло аж в Свартальфахейм, где ему пришлось свести не самое приятное знакомство с Малекитом и его свитой. Приблизительно с того времени Локи и не менял свой полудоспех, чтобы успешно мимикрировать под Тёмных Эльфов, а потом как-то свыкся с этим образом, подобранным под привычный.
Со временем Локи начало казаться, что он сходит с ума, потому что в последние его прыжки по реальностям Куб начал отзываться на его желания, пусть и не так, как ему хотелось. Космический Куб начал… разговаривать с ним? Или же Локи казалось, что магические излучения, распространяемые Кубом, постепенно начали складываться словами в воспалённом желанием вернуться в свою реальность уме. Локи даже постепенно свыкся с тем, что на некоторые свои мысли он начал получать как будто бы осязаемый ответ. Словно Куб хотел ему помочь, только «помощь» в понимании Куба была весьма своеобразной.
А не так давно [при сопоставлении фактов — как раз во время первого, самого сильного выброса Силы] его выкинуло в эту реальность спустя сотни и сотни попыток подобраться к нужной точке таймлайна. Всё это время Локи очень тесно контактировал с Космическим Кубом, практически не выпускал его из собственного магического кармана между пространствами, чтобы не терять из прямого доступа. Наверное, это оказало одно из решающих воздействий. Космический Куб просто-напросто раскололся. Это вызвало колоссальный выброс Силы, из-за которого Локи едва не обгорел, но чудом успел уберечься. А осколки Куба трансформировались в маленькую девочку, которая тут же исчезла в неизвестном направлении, даже не обернувшись.
И сейчас ни Сэм, ни Т’Чалла, ни кто-либо другой не имеет ни малейшего понятия насчёт того, что же делать дальше.
— Что мы будем с ним делать? — повторяет свой вопрос Сэм. — Благодаря Локи мы имеем Камень Бесконечности, который обрёл собственный разум, расколол оболочку и принял облик четырёхлетней девочки. Ах да, и скрылся в неизвестном направлении.
Можно только попытаться представить, насколько Камень Пространства сейчас нестабилен, если выбрал себе именно такой образ для преображения. Девочка, которая может проходить сквозь пространство и менять саму реальность. Такое и в страшном сне не привидится. О том, что она умеет менять реальность, нетрудно было догадаться из рассказов Стива, который умудрился переписать собственное прошлое-настоящее и жениться на Пегги, выдав себя за её законного мужа.
А потом Сэм отвлекается, потому что прямо на панели появляется голограмма Фьюри. От неожиданности он что-то невнятно восклицает, тут же переключает своё внимание и вопросительно смотрит на бывшего директора ЩИТа, не понимая, что ему надо.
— Вы мне нужны, — попросту говорит тот. — Все, желательно в одном помещении. У нас чрезвычайная ситуация.
— Будем минут через пятнадцать, — сориентировавшись во времени, отвечает Сэм. — Что случилось?
Фьюри поджимает полупрозрачные голографические губы.
— Будем надеяться, что пока ничего плохого.
Мстители собираются в привычном переговорном помещении в рекордно короткие сроки. Когда Фьюри начинает разговаривать так, это почти всегда означает беду, и беду масштабную. Стоит двери закрыться на электронный замок, а системе безопасности включить изоляцию помещения от внешней среды, как перед общим столом вновь возникает голограмма Фьюри, сцепившего руки за спиной.
— Некоторое время назад началось нападение элементалей на Лондон, — говорит он так, словно это само собой разумеющееся. — Мы ещё разбираемся, с чем имеем дело. До этого, как вы знаете, был замечен только один элементаль, в Венеции.
Присутствующие переглядываются между собой. Кажется, это вошло в привычку. То, что гости из других реальностей конкретно взялись разрушать эту — чертовски плохая новость, ну и Человек-Паук, который должен был разрулить ситуацию, судя по всему, с ней в одиночку не справляется.
— Лондоном они не ограничились, — добавляет Фьюри, как будто предыдущей новости было не достаточно. — Ещё один элементаль выбрал своим полигоном Манхэттен.
Кто-то — кажется, Сэм — тихо ворчит: «
почему все неприятности всегда сваливаются на Манхэттен?», но на фразу практически не обращают никакого внимания. Американцы как-то смирились с мыслью, что Статуя Свободы — эдакий магнит для инопланетных вторжений, ураганов, наводнений, прочих напастей природного и космического характера, и, вот как сейчас выясняется, ещё и весьма привлекательный вариант для элементалей, пришедших из другой реальности.
— Нам всё-таки придётся этим заняться, — подтверждает очевидные мысли Сэм. — Разделимся и покончим с ними. Нужно всё сделать быстро, чтобы они не успели нанести достаточно разрушений.
— На Манхэттене уже работает наш человек.
Практически всё внимание переключается на Фьюри, который сегодня явно решил сыпать одной новостью за другой. Если все — здесь, Человек-Паук занимается проблемами в Европе, то кто пытается отстоять Нью-Йорк?
— Кто этот человек? — интересуется Т’Чалла, параллельно отдавая несколько приказов своим Дора Милаж. Его можно понять: Африка находится буквально между двух огней, и Ваканда может не пережить нападения элементалей сразу же после вторжения Чёрного Ордена и пяти лет запустения. Окойё все эти пять лет ревностно охраняла трон и сохраняла страну в порядке, но это не значит, что она могла уследить буквально за всем в одиночку.
— Стив Роджерс, — когда голограмма произносит это имя, то кажется, что она даже тонко улыбается, хотя поводов для улыбки как-то вообще не предвидится. — Может, знаете такого?
Баки у дальнего конца стола заметно напрягается. Он даже приподнимается со стула, словно намеревается прямо сейчас выйти из переговорной, но настороженно замирает, как перед броском. Он очень внимательно следит за Фьюри, который делает пару шагов в сторону и разворачивается к экранам позади себя.
— Стив? Какого… — растерянно бормочет Сэм, который не прочь сейчас поступить так же, как Барнс, и просто выйти.
— Вы оставили у него дома свой щит, — мягко отвечает Фьюри, — а он не смог держаться в стороне, когда буквально под окнами его дома творится чёрт-те что.
В этом, наверное, весь Стивен Роджерс: если рядом с ним происходит что-то, с чем он может справиться, он это делает. А если происходит что-то, что выше его сил, он это преодолевает. Просто не научен поступать по-другому. Он пытался жить как все [аж с самых семидесятых пытался], даже предпочёл отказать собственным друзьям в помощи [только рассказал, что помнил], но привычка защищать гражданских въелась куда-то в подкорку, оказалась сильнее инстинкта самосохранения, хотя, стоит заметить, в его случае инстинкт самосохранения сейчас играет важную роль.
Уилсон всё-таки поднимается из-за стола и разворачивается так, чтобы видеть Фьюри.
— Это что, он теперь снова Капитан Америка? — Сэм жмёт плечами, даже улыбается, но как-то тревожно. — Ну, а я, стало быть, буду
Лейтенант Америка?
— Дело не в звании, — тихо откликается до этого молчавший Баки. — Дело в том, что он не совсем в форме. И он там один.
— Ладно, я п… Ну, то есть, ладно. — Сэм чертыхается сквозь зубы. — Нас мало, и Ваканду без защиты оставить нельзя. Насколько критична ситуация в Лондоне?
— Ванда ещё не покинула Шотландию, — отвечает Фьюри, который, как и всегда, оказывается в курсе последних новостей. Остаётся только гадать, откуда он столько знает в то же самое время, когда скрывается от посторонних глаз и изображает могильное надгробие на кладбище. — Её сила не стабилизирована, но уравновешена временем, проведённым в Камне Души. Если она пойдёт против элементаля — а она пойдёт — то должна справиться, но страховка ей бы не помешала.
— А что насчёт Нью-Йорка? — вмешивается Баки, остро смотря в лицо Фьюри.
Тот жмёт плечами.
— Не забывайте про Санктум Санкторум. Вряд ли доктору Стрэнджу понравится, если кто-то захочет разрушить святая святых.
В тишине переговорной слышно только, как с механическими щелчками смещаются пластины вибраниумного протеза Белого Волка.
***
Стив, конечно, не предполагал, что ему на старости лет придётся сражаться с махиной, которую толком и ударить нельзя. То есть, это буквально сама стихия. Всё равно, как в том древнем мифе пытаться бить воду, чтобы победить морского царя. Бесполезно, не приносит ощутимого эффекта, а вот отдача такая, что если не успеешь уклониться — окажешься расплющенным об асфальт.
А ещё Стиву нужно успевать следить за тем, чтобы девочка не лезла в самое пекло.
Эта история до сих пор кажется ему чертовски странной. Она пришла вечером, одна, маленькая совсем [года четыре на вид, ну, может, лет шесть], и при этом знала, как его зовут. Попросилась на ночь, рассказывала что-то о том, что виделась со Стивом очень и очень давно, а потом оказалась вморожена в лёд. Её вытащили, использовали для создания мощнейших двигателей межгалактических кораблей, оружия, её проглатывал флеркин, и, в конце концов, она открыла дверь для гостей с другой планеты, которые хотели посмотреть на Землю. А потом её просто выкрали. Ей было страшно, и она не выдержала и разбилась.
Стив не сразу понял, о чём речь. Сначала позавидовал фантазии ребёнка, а потом до него дошло. Девочка не хотела отзываться на человеческие имена, а вот «Кубик» пришлось ей по вкусу. Стив не решился выгонять её из дома, поэтому она так и осталась с ним, разве что постоянно порывалась делать мир лучше.
И отчасти она делала мир лучше. Однажды Стива навестил Роуди — пролетал мимо, решил остановиться ненадолго. Роудс до сих пор передвигается с помощью высокотехнологичного протеза, сделанного для него Тони, и даже свыкся с ним до такой степени, что почти не хромает при ходьбе, но определённые механические действия всё равно заметны внимательному глазу.
«Я всё исправлю!» — заявила тогда Кубик, едва увидев Роуди.
И она исправила. Теперь Роуди не нужен протез, чтобы ходить. С ним как будто и не случалось той травмы, из-за которой он едва не остался полностью парализованным. Эту травму словно… стёрли из реальности? Только лишь потому, что эта девочка, Кубик, так захотела.
Грохот над головой заставляет Роджерса вернуться к реальности. Он с трудом вскидывает руку над головой, прикрываясь щитом, и оглядывается, пытаясь понять, остались ли ещё люди в зоне разрушений, вызванных элементалем. Он мог бы попытаться остановить его в одиночку, если бы был прежним собой, но он давно изменился: и внутренне и, к сожалению, внешне. Былой физической формы уже не видать. Стив пригибается, на секунду прикрывает глаза и медленно выдыхает, после чего прикидывает траекторию перемещения. Он хочет попытаться добраться до соседнего жилого дома, чтобы проверить, все ли успели выйти.
И сейчас Стиву вдвойне сложнее, потому что Кубик рвётся помочь ему, но он не должен пускать её на улицы Нью-Йорка, пока тут буйствует нечто, напоминающее коллективное бессознательное сразу нескольких тысяч людей. И без того ненаходящиеся в идеальном состоянии дома стенают и разваливаются, как картонные, когда разрушительная сила стихии налетает на них, словно на прутья клетки, и пытается прорваться наружу, но отчего-то то ли не может, то ли хочет в первую очередь разрушить хлипкую и ненадёжную преграду до самого основания.
Роджерсу кажется, что он видит чей-то силуэт в окне дома напротив, поэтому он собирает собственную волю в кулак и рискует переметнуться дальше, пересечь улицу так, чтобы его не заметили, хотя не заметишь тут, когда щит раскрашен подобно мишени. Тогда, в годы Второй мировой, это было удобно, потому что человеческий мозг реагирует однообразно: стрелок всегда будет метить в яркое пятно, в то, что привлекает его внимание сильнее всего. Это подсознательная вещь, от которой можно избавиться только годами и годами тренировок. Щит специально раскрасили так ярко, чтобы его было видно издалека, ведь носил его суперсолдат, а, значит, человек, который гораздо выносливее своих боевых товарищей. Тот мог выдержать пару лишних пуль, даже если бы они не были остановлены щитом, а застряли в мясе или костях. Да и сама униформа Капитана Америка — кричащая, как бы говорящая: «Вот он я, смотрите, любуйтесь, пробуйте убить, если получится». Это не только патриотизм, не только символ, поднимающий боевой дух, но и самая натуральная мишень, отвлекающая на себя внимание противников.
Вот и сейчас Стив не жалеет, что щит привлекает к себе излишнее внимание. Так, по крайней мере, он может быть уверен в том, что элементаль в первую очередь обратит внимание на раздражающее мельтешение цвета, а не на простых людей, которые могут попасться ему на пути.
Стиву бы, чёрт возьми, передохнуть, он слишком стар для этого дерьма. Как выяснилось, со временем эффект сыворотки Эрскина пропадает, и чем старше человек становится, тем меньше он проявляется. Стив больше не суперсолдат, он почти такой же, как и все остальные люди, с поправкой на то, что ему гораздо больше ста лет. Сто пятьдесят, если брать года, проведённые во льдах? Сто пятьдесят. Он давно должен был стать трухой, воспоминанием о военном прошлом Америки.
— Вниз по улице и налево, — говорит он какой-то насмерть перепуганной девушке. У неё косметика потекла — наверное, она плакала из-за нахлынувшей паники. Стив старается не думать о том, как это выглядит: старик, единственный, который соображает хоть что-то, пытается направить других людей в сторону от опасности, при этом повсюду таская за собой здоровенный щит, который в этой стране не видели, кажется, с самого две тысячи шестнадцатого, то есть вот уже семь лет как.
Девушка заторможенно кивает, окидывает его взглядом, поблагодарить, кажется, хочет, но поднимает взгляд куда-то ему за плечо, пронзительно кричит [наверное пронзительно — Стив почему-то не слышит], разворачивается и убегает прочь, на ходу сбрасывая с ног туфли на тонких и высоких каблуках.
Стив ещё видит, как туфли по инерции отскакивают от асфальта, когда на головы ему сыплется крошево бетона и падают мелкие камешки, а потом сверху падает целый кусок стены, валится неотвратимо, лишая всякой возможности убежать. Стив успевает разве что рефлекторно щит выставить, прежде чем его погребает под осколками железобетона, камней и пыли.
Элементаль проносится мимо, сея за собой разрушение. Откуда-то сбоку мелькают золотистые искры, вспышки древних заклинаний, которыми маги защищали реальность от существ более страшных, чем всё тот же Танос. Элементаль с рёвом проносится в ту сторону, и пространство за ним искажается, разбивается как хрупкое зеркало, разлетается на кусочки и собирается в сюрреалистичный калейдоскоп. В битву с монстром вступает уже сам доктор Стрэндж, намереваясь отослать существо прямиком туда, откуда оно явилось, а если не удастся отослать, то хотя бы распылить, потому что безопасность этой реальности для Верховного мага важнее, чем безопасность мира иного.
Стив этого уже не видит.
Он с трудом сбрасывает с себя один из небольших осколков, чтобы открыть хоть какой-то доступ к кислороду. Стив понимает — на этом, наверное, всё-таки конец. Он просто не чувствует собственных ног: под завалами бетона они превратились в перемолотый мясокостный фарш, размазанный по асфальту не самым тонким слоем. Щит принял на себя основной удар, поэтому грудина не оказалась проломлена острыми сколами или тяжестью, а вот голове повезло меньше. Стив тяжело, загнанно дышит и прижмуривается, когда тёплая липкая струйка стекает со лба и намеревается затечь прямиком в глаз. Это определённо шок. Как только до организма дойдёт, что произошло… Стив напрягается, старается сбросить с себя ещё хотя бы один осколок, но с болезненным хрипом обмякает, мелкими глотками пытается надышаться.
Говорят, перед смертью не надышишься.
«Меня зовут Стив Роджерс.
И мне недолго осталось.
Да, я знаю, что умирать —
это нормально.
Особенно в моём возрасте.
И я провёл довольно много времени,
размышляя о смерти.
Это естественно.
Но я всё равно рассчитывал
ещё на несколько годков».
Он знал, что смерть когда-нибудь придёт за ним, но не думал, что это произойдёт при таких обстоятельствах.
«Говорят, что перед смертью
ты думаешь ещё кое-о-чём…
о сожалениях.
О том, как всё пошло не так.
Я всегда думал, что сражаюсь
за свою страну, убеждения.
Но это не так.
Я сражался за тех, кто
вдохновлял меня.
Я знаю, что умру с гордостью.
Что я уйду с миром».
А потом по глазам режет голубая вспышка света.
— Тебе не обязательно уходить.
Роджерс зажмуривается окончательно, а когда приоткрывает глаза, то видит перед собой Кубик. Девочка опускается на колени, тянет к нему руки, и Стив ловит себя на запоздалой мысли, что хотел бы протянуть ей свою руку в ответ.
— Ты можешь остаться, если хочешь.
А где они, эти руки? Сознание медленно уплывает, Стив не совсем понимает, то ли ему кажется, что он слышит слова Кубика, то ли она действительно говорит именно то, что ему подкидывает подсознание.
— Я могу вновь сделать тебя сильным.
Стив видит, как протягивает к ней свою дрожащую руку, окровавленную. Кубик улыбается и берёт его широкую, покрытую пигментными пятнами старости ладонь в свои маленькие ручки.
— Я могу сделать тебя героем.
***
Т’Чалла, скрестив руки на груди, разглядывает монитор, на котором в режиме реального времени отражается всё, что происходит в камере Локи. После длительного разговора варлок так и не двигается со своего места, продолжает сидеть за столом. До этого иногда — больше из любопытства, наверное, — он ещё пытался то порвать оковы, то обойти помещение по периметру, но, в конце концов, забросил и эти занятия.
— Зачем нам усилять защиту?
Шури, колдующая над сенсорными клавиатурами, только улыбается, не переводя взгляд на брата.
— Если не хочешь, чтобы, не дай Баст, аутрайдеры разнесли уже твои покои, а не только поля перед защитным куполом, то придётся потерпеть некоторые новшества.
Т’Чалла согласно кивает, отвернувшись от монитора и приблизившись к сестре со спины. Он знает, что она не любит, когда её отвлекают от работы, поэтому ничего не говорит, только наблюдает за тем, как она корректирует один из излучателей, которые и распространяют купол над всей протяжённостью Ваканды.
— Ты ведь приглядываешь за ними?
— Конечно, — Шури небрежно показывает рукой на один из мониторов. — Имею доступ к обоим Когтям. Если что-то произойдёт непосредственно рядом с ними, я это узнаю. Плюс на каждом из людей закреплены коммуникаторы. Не волнуйся, они проинструктированы о том, что стоит вопить «на помощь!», а не геройствовать сверх меры.
Т’Чалла коротко улыбается и кивает, затем переводит взгляд на монитор слежения, и улыбка медленно исчезает с его лица.
Камера пуста. Локи в ней больше нет.
***
Стив смаргивает пелену перед глазами и хмурится. Стоит ему сделать шаг в сторону, как под ногами раздаётся хруст битого стекла. Он задирает голову, смотрит на обрушенные перекрытия и решает, что здесь слишком опасно проходить, стоит выбрать другой путь. Он поудобнее перехватывает кейс, в который СТРАЙК упаковали инопланетный скипетр, и направляется в сторону лифта, чтобы спуститься вниз и отвезти опасный артефакт в надлежащее ему место.
