***
Уилл Грэм спустился по каменным ступеням, ограждённым с обеих сторон пышными кустами. По иронии это был солнечный весенний день, и никто не поверил бы, что в такую прекрасную погоду люди могут страдать от депрессии или сражаться с обрушившимися на них жизненными бедствиями. Только Уилл очень хорошо чувствовал и понимал изнаночную сторону жизни. Он направлялся к другой заблудшей душе: отцу, который только что утратил единственную дочь. И пусть Уиллу было уже за тридцать, он никогда не задумывался о такой сложной и ответственной вещи, как отцовство. К тому же его абсолютно не привлекали женщины; ему было приятно в компании слабого пола, он уважал многих женщин как личностей, но при этом никогда не задумывался о построении любовных отношений с кем-либо из них. Район выглядел слишком благополучным, и Уиллу казалось, что обитатели его сплошь богатые и высокообразованные люди. Одни большие дома с широкими опрятными лужайками и просторными задними дворами. Детская площадка была закрытой и оснащённой видеокамерами, а все дома были расположены на внушительном расстоянии друг от друга. Уилл был одет в элегантное серое пальто, ведь на улице было всё ещё слегка прохладно, да и прогноз погоды обещал грозу к вечеру. Улица казалась заброшенной, необитаемой: должно быть, большинство её жителей в этот час находились на работе. Грэм достал из кармана записку и сверил адрес: пусть он и помнил его наизусть, но всегда чувствовал себя увереннее, перепроверив ещё раз. Ганнибал Лектер, 45 лет, доктор медицинских наук, работает хирургом в больнице, никаких прочих родственников не имеет. И дальше адрес. Уилл замер на коврике у входной двери и сделал глубокий вдох. Он привык работать в поле, тем не менее никак не мог избавиться от сомнений, что его помощь не будет полезна или же что он сломается и только усугубит ситуацию. Своих проблем у Грэма тоже хватало, и в основном его расстройства шли родом из детства, когда сил противостоять воздействию окружающего мира всё ещё не наблюдалось. В подростковом возрасте Уилл был наполнен мечтами и стремлениями, но в конечном итоге его привычка смотреть на жизнь с примесью реализма и адаптироваться к происходящему привела к той профессии, которой он занимался последние несколько лет. Причины стать терапевтом в отделе социального обеспечения имеют широкий диапазон. Допустим, со стороны может казаться, что Уилл выбрал этот путь в связи с пережитой им травмой, но ему самому нравилось думать, что потеря матери в достаточно раннем возрасте никак не сказалась на выборе его будущей профессии. Счастье быть полезным кому-то в беде и улыбка на чужом лице после месяцев длительной скорби — достойная награда за то, чтобы попытаться ещё один раз. Он нажал на дверной звонок и выждал время. Вскоре по ту сторону двери слабо послышались шаги. Дома определённо кто-то был. Тем не менее движения прекратились, будто человек сомневался и тоже выжидал время. Уилл понял его. — Меня зовут Уилл Грэм. Могу я войти? Никто не ответил. Молчание продлилось, но без чувства неловкости. Уилл не желал вмешиваться в чужую жизнь, он просто хотел быть полезным; но если другой человек не нуждался в помощи — уйти было лучшим вариантом. Шаги возобновились, и сразу же щёлкнул замок. Через приоткрытую дверь Уилл видел мужчину, точнее призрак мужчины, что выжигал его взглядом. — Я терапевт из центра соцпомощи, и, насколько мне известно, вам поступал звонок, в котором вы согласились на визит? — пояснил своё пребывание Уилл. Мужчина только кивнул и открыл дверь пошире, приглашая войти. Уилл ответил вежливой улыбкой, проходя в дом и оглядываясь по сторонам. Холл был по-настоящему просторным: со стороны входа виднелась кухня, дверь в гостиную и лестница наверх. Внутреннее убранство помещения было продумано в деталях, в планировании интерьера не проступало ни малейшей ошибки или упущения. Лектер принял у Уилла пальто, устроив его на вешалке у двери, и попросил проследовать за собой в гостиную. Здесь было достаточно уютно: в комнате находилась изящная старомодная мебель, музыкальные инструменты и полки с книгами, наполненные разнообразными изданиями. Ганнибал указал на кресло и опустился напротив только после того, как Уилл присел. — У вас очень красивый дом. Вы разрабатывали дизайн самостоятельно или нанимали кого-то? Грэм начал вежливый разговор ни о чём, стараясь не спугнуть собеседника своей прямолинейностью. Коммуникабельность часто вызывала у Уилла сложности. Он часто менял школы, и где бы ни оказался, все судачили, что его способ мышления отличается от остальных. Сверстники смеялись над ним, а учителя жалели, но Уилл всегда считал себя достаточно хорошим человеком, и тем было лучше, что он нашёл именно своё предназначение в жизни. — У меня особый вкус в искусстве, дизайне и пище, — пояснил Лектер. Уилл улыбнулся в ответ, но при этом не мог не заметить проскакивающей в его голосе лёгкой дрожи. Мужчина выглядел слабым. Он был одет в приятный тёмный костюм и пытался держать себя в форме, но за фасадом сильного альфа-самца Уилл видел сломленного человека, который страдал от чудовищной потери. — Значит, вы готовите? — с энтузиазмом продолжил Уилл. — Я не профессионал, но всё же это больше, чем хобби. К готовке я прикладываю огромные усилия и всегда делаю это с душой. — Это прекрасно. Мы все нуждаемся в отдушине, благодаря которой будем держаться на плаву. К примеру, я люблю рыбачить – и это даже не хобби, скорее время, в которое я могу побыть наедине со своими мыслями или же не думать вообще. Уилл прощупывал брод и направлял разговор в более приятное русло, но нависшей над ними темы всё равно было не избежать. — Предпочитаю никогда не останавливать процесс мышления. Я врач и стараюсь всегда держать разум готовым и сфокусированным. — Конечно. Понимаю. — Тем не менее вынужден признать, что сама мысль о полном опустошении разума временами кажется заманчивой. Просто я осознал, что этот вариант тоже не сработает. — Желаете поговорить напрямую о травме? Задней мыслью Грэм подумал, что разговор мог пойти проще. Он мог бы просто назвать цель своего визита и перестать выдавливать из себя аккуратный, не желающий ранить разговор. — Нам что-то мешает? — переспросил Ганнибал и на секунду призадумался. — Простите, я не предложил вам выпить. Возможно, принести воды? — Не страшно. Позвольте спросить, вы посещаете кого-либо? Специалиста, я имею в виду. — Психотерапевта? Нет. Мне не нравится, когда люди роются у меня в голове. Ведь и сам прекрасно понимаю, что происходит внутри меня. — Вы говорите о произошедшем с друзьями? — В компании коллег я предпочёл бы удержаться от нытья. Вполне ожидаемо: мужская сила и слепота к нависающей тяжёлой туче. Уилл понимал такой подход, но его специально обучали беседовать с людьми и побуждать открываться относительно своей травмы. Во время разговора он должен быть одновременно и буфером, и катализатором. — Признавать свою боль, а заодно и любые другие эмоции — это вовсе не нытьё. Это человеческая суть. Могу ли я надеяться на то, что раз вы не посещаете никакого другого специалиста, то согласитесь хотя бы на один сеанс в неделю в моей компании? Она может длиться час, может и больше, я полностью сговорчив относительно сроков. Слова Уилла должны были утешать и обнадёживать, но Ганнибал совсем не выглядел убеждённым. — У меня ненормированный рабочий график, и я не хочу раз за разом извиняться перед вами за пропущенный сеанс в связи с экстренной потребностью присутствовать в больнице. Слово «сеанс» было выделено интонацией, и Уилл сразу же сообразил, в чём дело. — Не хочу отталкивать вас, называя наши встречи исключительно «сеансами». Думаю, это может быть просто дружеский разговор, в котором вы могли бы излить душу. Говорить о проблемах — это не унизительно, и как доктор вы знаете, что делясь своими переживаниями с другими, быстрее проявляется терапевтический эффект. Позвольте спросить вас кое-что другое: если на следующую встречу я принесу рыбу, сможете ли вы её приготовить? — Я ведь пока что не принял ваше предложение. Пока что. Значит, он раздумывает над такой возможностью. — А вы примете? Предложение, имею в виду. Казалось, Ганнибал взвешивал все плюсы и минусы, просто рассматривая Уилла. Затем его взгляд скользнул по стоящему в углу клавесину. Уилл же в свою очередь также рассматривал лицо собеседника: серое, уставшее и с налитыми кровью глазами. Из полученного файла он знал, что мужчина потерял дочь неделю назад. Должно быть, Лектер уже выплакал все слёзы, и единственным его утешением остался пустой дом, наполненный воспоминаниями. Уилл множество раз видел этот особый взгляд, это выражение лица, когда появлялся у двери своих пациентов. Его визит часто вызывал воспоминания о травме и сопутствующую вспышку боли. Внешне Ганнибал выглядел полностью спокойным. Его скорбь и траур были погребены глубоко внутри и молчаливо высасывали из него жизненные соки. — Благодарю вас за визит, мистер Грэм, — произнёс Ганнибал наконец; его взгляд по-прежнему было прикован к музыкальному инструменту. — Прошу, обращайтесь ко мне «Уилл». — Скажите мне, в вашей жизни есть ребёнок, Уилл? На этот раз Ганнибал развернулся к нему, чтобы видеть реакцию на его лице и определить, скажет ли он правду. — Нет. Детей у меня нет. Некоторое время Ганнибал просто рассматривал его, затем натянуто улыбнулся и заговорил снова. — Я постараюсь выделить вам пару часов в субботу, будет так удобно? — Конечно. — А сейчас я попросил бы вас уйти. Уилл поднялся с кресла, мысленно пожалев о расставании с мягким уютным местом. Лектер провёл его ко входной двери, которая закрылась за ним сравнительно недавно. «Нелегко придётся», — подумал Уилл; но он не из тех, кого страшит вызов.Глава 1. Вы готовы к истории?
10 января 2020 г. в 12:00
Сапог опустился в лужу — грязные капли разлетелись по сторонам, разрушая идеальную серебряную сферу отражающейся в водной поверхности луны. С каждым шагом мокрая подошва оставляла за собой влажные следы. Ноябрьская ночь была достаточно прохладной, но температура с каждым днём только продолжала опускаться. Через несколько дней вместо капель дождя на голову и пальто будут падать мелкие снежинки.
Мужчина приподнял воротник так высоко, как только мог, прикрывая лишённую шарфа шею. Головной убор тоже отсутствовал. Волосы взъерошивал лёгкий ветерок, от которого становилось только холоднее, тем не менее мужчина улыбнулся промелькнувшему воспоминанию об одном прекрасном солнечном дне.
Основной въезд уже был закрыт, но прежде чем поддаться отчаянию и желанию перелезть через забор, спутник подёргал за ручку железной двери, находящейся справа от входа. Бывало, что по разным причинам смотритель оставлял её незапертой. Если это простая оплошность, то вскоре его несанкционированное проникновение будет замечено, хоть он вовсе не вор и пришёл по вполне определённой причине.
Он шагал вперёд по слякоти, не обращая внимания на многочисленные мраморные надгробия по обе стороны от дороги. Конечной целью его пути было одно единственное место, которого он вскоре достиг после нескольких поворотов между надгробными плитами.
Кладбище, заросшее густой травой, простиралось во все стороны. Весной здесь будет всё буйно зеленеть, но сейчас растительность поникла, пожелтела и была перепачкана землёй. В ночной тьме, рассеиваемой только светом звёзд и фонарей, он нашёл невысокое надгробие — то самое, к которому проделал весь этот путь. Посвящение на плите было кратким, упоминая только основную информацию об умершей.
Со стороны входа начал приближаться огонёк: должно быть, сторож обнаружил следы. Фонарь осветил кладбище, затем — лицо нарушителя, а вскоре, узнав его, смотритель обернулся и последовал к своей сторожке.
На могиле стояла лампадка и лежали две белые розы. Мужчина зажёг свечу, поставив её внутрь лампадки, а сам опустился на деревянную скамью рядом. Поверхность была мокрой от дождя, но посетитель даже не думал о том, что запачкает брюки. Или о том, что промокнет и заболеет. Дорогое элегантное пальто уже было запачкано в нескольких местах и слегка обтрёпано, благодаря этому мужчина был похож на бездомного, обнаружившего в мусорном баке брендовую обноску.
Причёска тоже оставляла желать лучшего: со временем шелковистые локоны поблекли, утратив свой приятный шоколадный цвет, выглядели давно не мытыми, появилось больше седины. Он перестал быть тем человеком, которым являлся раньше. Временами мужчина задумывался: узнают ли его на улице старые друзья. Единственной сохранившейся деталью остался голос. Хриплый, уставший тембр с американским акцентом до сих пор был способен рикошетом отбиваться от стен и заполнять собой даже многолюдное помещение. Возможно, дело было не столько в громкости, сколько в свойственной ему подаче.
Он открыл рот, чтобы заговорить, но слова никак не хотели вытекать из него. Требовалось ещё несколько минут молчаливого наблюдения за стрелками на наручных часах — особенно за пробежкой секундной стрелки, которая никак не хотела ломаться и останавливаться.
Когда рассвет был слишком близок, чтобы продолжать молчать, голос всё же наполнил кладбищенскую тишину, пробуждая призраков прошлого и спящие души, чьим единственным пристанищем остался погост.
— Ты готова к истории?
Непривычная мягкость произнесённых слов делала их похожими на вступление к сказке или колыбельной, которую поют детям перед сном.
Надгробный камень остался холоден и безмолвен, и только завывание ветра и шелест ковра жёлтой листвы послужили ответом посетителю. Могила находилась достаточно далеко от дороги, да и на улице стояла глухая ночь, поэтому шум машин никак не мог помешать грядущему рассказу.