Все сказки стары как мир

Мягкий ветер шелестел листьями на деревьях, и на полной скорости под колёсами автомобиля дорожная пыль поднималась и разлеталась в стороны, чтобы опуститься в нескольких метрах рядом. Солнце отражалось от ровной дорожной поверхности и прочерченных на ней белых полос. Окна были приоткрыты, позволяя ветру врываться в салон и взъерошивать волосы. Уилл улыбался, глядя на деревья и вдыхая наполняющий машину свежий аромат леса. Мягкие волны звучащей по радио музыки ласкали их слух, пока они мчались в неведомую даль. Трасса была широкой, но на ней практически не было машин, а если и попадалась какая, то Ганнибал позволял перегнать их. По всей видимости, они никуда не спешили, просто наслаждаясь ездой и присутствием друг друга. Они ожидали более интенсивное движение, так как было лето, и люди постоянно путешествовали, стремясь прибыть в место назначения к нужному времени. К счастью, отсутствие других машин позволило Уиллу с Ганнибалом проводить время вместе в относительной тишине. Нарушали её только звук двигателя и льющаяся из радио музыка. Когда ветер расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, Уилл нажатием кнопки закрыл окно. Он усмехнулся, поправляя ткань, а затем его взгляд устремился к дороге. Чувство беззаботности и счастья наполнило всё его существо, захватило полностью, и хотелось легкомысленно смеяться от совершенности мира. Губы расплылись в широкой, неисчезающей улыбке, вокруг глаз образовались мелкие мимические морщины. Ганнибалу до глубины души нравились эти морщинки, эти глаза и эта искренняя улыбка. Он даже слегка ревновал Уилла к его естественной красоте. После ещё одного поворота трасса казалась ровной на мили вперёд, Ганнибал убрал руку с руля и положил на колено Уилла. Тот бросил в его сторону осторожный взгляд, а затем расслабился под прикосновением. Они ощущали себя настолько чистыми. Сломленные однажды, повидавшие множество жизненных поворотов, сейчас они избавились от прошлого и были полны надежд в своей новой жизни. Не было ни секунды, когда бы они пожалели о принятом решении; удовлетворённая улыбка никак не сходила с их лиц. Уилл закрыл глаза, восстанавливая в памяти дешёвый видеоклип с похожими декорациями. Он даже мог вспомнить мелодию и почти принялся напевать её вполголоса, когда Ганнибал сплёл их пальцы между собой. В этот момент Уилл ощутил себя настолько потерянным, что даже не сразу сообразил, что машина остановилась. Секундой позже он заметил затихающий звук мотора и отвёл глаза от Ганнибала, чтобы увидеть прямо перед собой светофор. Уилл не ожидал перекрёстка и подумал, до чего же ситуация на дороге похожа сейчас на его жизнь. Впереди было много возможностей, и, по всей видимости, Уилл выбрал самый опасный поворот из имеющихся, позволив себе быть счастливым. Тёплые тонкие пальцы в ладони напоминали о том, что выбор был правильным. Чем он заслужил это всё? Уилл опустил глаза, чтобы увидеть, как ладонь Ганнибала обвивает его собственную, а затем удовлетворённо выдохнул. Он был не так уж стар, но отношения с Ганнибалом будто бы сбрасывали ему несколько лет. Их время вместе компенсировало Уиллу всю упущенную молодость и утерянные когда-то возможности. Они с Ганнибалом были словно взрослые подростки, чья дверь была уже поцарапана жизнью, но всё ещё открыта для новых возможностей. Столько всего нового ждало их впереди; и пусть Уилл знал, что это глупости, но на самое короткое мгновение он полностью уверовал в их неуязвимость. — Почему так не может быть вечно? Почему что угодно хорошее имеет финальную точку? — Мы помним прекрасные моменты нашей жизни именно потому, что они не могут длиться вечно. Но, прошу тебя, не беспокойся сейчас о скоротечности людского счастья. Одновременно с просьбой Ганнибал поднёс ладонь Уилла к губам, чтобы притронуться быстрым, мимолётным поцелуем. Затем он поместил руку на прежнее место и нажал педаль газа.

***

Он позвонил в дверь, осматриваясь по сторонам: должно быть, в соседних домах ужинали после напряжённого рабочего дня. На землю спускались сумерки, и в окнах загорался электрический свет. Уилл мог видеть, как в соседнем доме женщина накрывала на стол и звала детей, чтобы те помогли ей. Он подумал о том, какой подавляющей должна быть эта картина для отца, только что утратившего дочь. — Добрый вечер, Уилл. Лектер поприветствовал гостя низким, слегка уставшим голосом и затем пригласил пройти. Когда Уилл вежливо протянул Ганнибалу пакет, тот принялся любопытным взглядом сканировать его содержимое. — Я обещал рыбу. Поймал сегодня утром. — Очень заботливо с вашей стороны. Благодарю, — Ганнибал взял пакет и направился в сторону кухни, но прежде чем Уилл повесил пальто, обернулся в сторону гостя. — Можете присоединиться ко мне на кухне, ну или просто чувствуйте себя как дома. — Не хочу быть назойливым. — Такого точно не случится. Можете зайти в любую комнату на этаже. Приготовление рыбы займёт некоторое время, и я не хочу, чтобы вы чувствовали себя обделённым вниманием. — Всё в порядке. Тогда с вашего разрешения я прогуляюсь по дому. Лектер кивнул, заверяя взглядом, что ничего необычного в этом предложении нет. Следуя по коридору, Уилл попал в уже известную ему широкую гостиную. Клавесин по-прежнему стоял в углу, и Уилл вспомнил окаменелый взгляд, которым в прошлый раз Ганнибал смотрел в сторону инструмента. Виделось нечто странное в том, что на стенах не было фотографий, только картины. Среди этих прекрасных произведений искусства, резной мебели, фигурок из стекла и фарфора не было ни единой личной вещи. По всей очевидности, каждая вещь в этой комнате была каким-либо образом связана с хозяином дома или его дочерью, вот только Уиллу эта связь была недоступна. В полученных в центре файлах не было фотографии девушки, поэтому Уиллу только и оставалось, что воображать её. Ей было девятнадцать на момент смерти — это всё, что было о ней известно. Уилл не удержался и присел за клавесин, пальцы сами зависли над клавишами. Сидела ли она здесь, играя для своего отца? Были ли эти минуты самыми лучшими для Лектера после тяжёлого рабочего дня? За инструментом стояли книжные полки, и Уилл принялся рассматривать корешки. Здесь не было ни одной детской книги, даже если учесть, что в девятнадцать девушка уже не ребёнок. Но ни единой книги из её детства? Даже глупого рассказа для подростков о вечной и бесконечной любви. Вполне возможно, личные книги находились в её комнате. Лектер казался особенно педантичным и аккуратным относительно своего окружения. — Осталось ещё недолго. Возникший из-за спины голос напугал Уилла, сидящего спиной ко входной двери. Он готов был вскочить с места и начать извиняться за неподобающее поведение, но Ганнибал сам подошёл к клавесину и присел рядом со своим гостем. — Вы принесли прекрасную рыбу, Уилл. — Это лучшая из тех, которые я поймал сегодня. Голос Уилла звучал тихо и спокойно, почти утешающим, словно он пытался успокоить ребёнка, у которого только начали резаться зубы. Ганнибал кивнул и проследил взгляд Уилла в сторону книжных полок. — Нашли что-либо интересное? — Эм… я не увидел фотографий Эбигейл. Уилл знал, что ступать следовало осторожно: он уже понял, что имеет дело со сложным и упрямым человеком, которому трудно будет проявить собственную слабость. Лектер молчал, пытаясь в своей голове подыскать ответ на завуалированный вопрос. Его взгляд был сфокусирован на клавиатуре, слегка пыльной на фоне повышенной аккуратности Ганнибала и его любви к чистоте. Ганнибал потянулся руками к клавишам, готовый избавиться от гнетущей тишины, зависшей над ним после потери дочери. — Просто не держу в гостиной ничего личного. Очень дотошно отношусь к неприкосновенности личной жизни. — Вполне разумное решение. — Не совсем. Видите ли, вы не знаете всей правды. В любом случае у меня есть альбомы наверху, могу показать их позже, после ужина. — Буду благодарен. Это вас не затруднит? — Вовсе нет. Ещё через несколько секунд молчания Ганнибал поднялся и направился в сторону столовой, увлекая Уилла за собой. Затем пообещал в скором времени принести рыбу и сам скрылся в дверях кухни. Свет в столовой был приглушённым, или, возможно, так только казалось по причине тёмных стен. Уилл изучал столовые приборы и хрустальные бокалы для вина. Всё в этом доме, как и сам хозяин, было роскошным. Одновременно в мужчине скрывалась некая тайна — так же, как и в его доме, изысканном и украшенном в довольно специфическом стиле. Уилл нечасто посещал такие дома, если вообще может припомнить хоть ещё один подобный или более аккуратный. И вот появилась рыба, доставленная на (по всей видимости) серебряном блюде. Ганнибал принёс её с невозмутимой грацией, установил блюдо по центру стола и сел прямо напротив Уилла. — Надеюсь, вы сможете по достоинству оценить мои кулинарные навыки. В результате сочетания моих умений с этой шикарной рыбой должен получиться восхитительный вкус. Кулинарные таланты Ганнибала Уилл оценил с первого же укуса. Вкус был изысканным и утончённым; Уилл мог поклясться — рыба таяла на языке. Ганнибал наблюдал за ним словно за судьёй, который должен был вынести жизненной важности вердикт. Излишнее внимание вызывало дискомфорт, но Уилл собрался с силами и с доброжелательной улыбкой произнёс искреннюю похвалу блюду. Атмосфера перестала быть напряжённой, но ужин только начался. — Вы выглядите состоятельным, и я боюсь даже представить, сколько тратится на поддержание этого дома в идеальном состоянии. Простите мой вопрос, но почему бы вам не обратиться к специалисту? Кому-то… — Кому-то лучшему, чем вы? Этим вопросом Ганнибал не пытался намекнуть, что сомневается в компетентности Уилла, скорее хотел выяснить восприятие его текущим терапевтом своей собственной личности. — Я и так получаю зарплату. Не следует думать, что я волнуюсь по причине того, что вы мне не платите. — Значит, дело всё равно в деньгах. Уилл отодвинул тарелку в сторону, слегка обиженный тем, что его мотив помогать людям свели к корыстным целям. Он вовсе не принадлежал к такого типа работникам. — Вы начинаете задумываться о своей неспособности помочь. — Забавно, ведь именно так и было раньше. Я постоянно тревожился о своей полезности, но со временем обстоятельства изменились, и я полностью втянулся в работу. Поверил, что справлюсь со своей неуверенностью. А затем встретил вас. — И я снова заставил вас чувствовать себя неуверенно? — Не льстите себе. Ганнибал не выдержал и улыбнулся. Теперь, глядя на его позабавленное выражение, Уилл больше не видел скорбящего отца. — Прошу простить меня за бестактность, — искренне извинился Уилл, хоть тон его вовсе и не выражал этого. — Я также должен попросить прощения. И вам не следует осторожничать со мной. Предпочитаю искренность, даже если бы мне не хотелось слышать правду. Уилл кивнул в подтверждение и вернулся к предыдущему обсуждению. Он взял ещё кусочек рыбы, напомнив себе, что ужинает со своим пациентом. Да уж, выглядело как очень нетрадиционная терапия. — Итак, по какой причине вы просто не запишитесь на приём к психотерапевту? — Не думаю, что нуждаюсь в этом. До сих пор так не считаю. Привык справляться со своими эмоциями самостоятельно. — Позвольте напомнить, что раньше вы не были одиноки. У вас была Эбигейл. Разве не обсуждали вы с ней всё, что у вас было на душе? — Да, мы часто беседовали. За этой фразой не последовало продолжения. Лектер закончил с рыбой и принялся рассматривать Уилла с нагнетающей пристальностью. Уилл склонился над блюдом, чтобы переключить мысли на еду, но никак не мог отделаться от чувства, что за ним наблюдают. Он мог либо принять вызов, либо признать поражение. — Прежде вы сказали, что я не знаю всей правды. Что вы имели в виду? — Думаю, самое время подняться наверх. Хочу показать вам фотоальбом. Ганнибал ловко ушёл от вопроса, и когда Уилл также окончил трапезу, они проследовали по ступенькам наверх. На втором этаже было несколько дверей, все плотно закрытые, Уилл открыл крайнюю в самом конце коридора. Стены комнаты были блеклого бирюзового цвета, внутри — только необходимая мебель. Одна аккуратно заправленная кровать. У противоположной стены — книжная полка и письменный стол с несколькими лежащими поверх столешницы блокнотами. Каждая вещь находилась ровно на своём месте, без единой крупицы хаоса. Ганнибал остановился в дверях, пока Уилл зашёл внутрь и осмотрелся. Тем не менее Лектер не выглядел нерешительным. Его взгляд был сфокусирован на лежащем на столе листе бумаги. Комната замерла в ожидании молодой девушки, которая будто бы только что вышла и должна вернуться с минуты на минуту. Уиллу стало любопытно, переступал ли Ганнибал порог этой комнаты хоть единый раз после смерти Эбигейл. Сам хозяин дома был очевидно растерян. Руки он сложил на груди, дыхание стало тяжёлым, а взгляд — пугающим. Словно ничего не произошло. Любопытно, что в комнате тоже не было никаких фотографий. По крайней мере на первый взгляд. Уилл залюбовался висящей на стене картиной, а затем ещё раз взглянул на стоящего в дверях Ганнибала. — Вы планируете сделать ремонт? Вопрос вывел Ганнибала из состояния равновесия. Брови сжались в напряжённую линию, а глаза прищурились. Затем мужчина вздохнул и покачал головой. — Я знаю, что это разумное решение. Просто пока не способен себя заставить. — Понимаю. Могу я присесть? Взглядом Уилл указал на стул рядом с письменным столом, и Ганнибал кивнул в молчаливом согласии. В конечном итоге он всё же сделал первый шаг внутрь и остановился рядом со столом, не отрывая взгляда от той же бумаги. Затем потянулся за ней и передал Уиллу, с интересом изучая его реакцию. — Она не была моей биологической дочерью, — признался Ганнибал наконец. И пусть Уилл неплохо справился с удивлением — всё равно широко открыл глаза и приподнял брови, ожидая более детального объяснения. Нигде не было указано, что Эбигейл удочерили. Хоть какую это играло роль: потеря не переставала быть потерей. Уилл посмотрел на полученный документ: это была выписка Эбигейл из больницы трёхлетней давности. — Пятнадцатого ноября случилась автокатастрофа. Я был тогда на смене, на стол попала шестнадцатилетняя девушка. После операции она была не в лучшем состоянии, но я уже знал, что она выживет. Её родителям повезло меньше. Мать умерла на месте, отец — по дороге в больницу. Слушая исповедь, Уилл едва сдерживал прорывающуюся дрожь в руках. Вероятно, это был первый раз, когда рядом с пациентом он вёл себя настолько непрофессионально. Осознание этого пришло только с первыми попытками успокоиться и проявить должное уважение; тем временем Ганнибал продолжал рассказ, и голос его звучал чересчур ровно. — Я почувствовал, что обязан позаботиться о ней. Это был первый раз, когда я знал, что если пациент выживет, то проклянёт доставшуюся ему судьбу. Поэтому я продолжал проведывать её — уже не как доктор, а как друг. Отойдя от первоначального шока, Эбигейл сохраняла силу и светлый разум. Она начала задумываться о будущем. Я прекрасно осознавал, что её заберут в интернат, а следовательно, многие двери будут для неё закрыты. И я не мог допустить этого. Поэтому отвоевал её. Не было просто, но благодаря стечению ряда обстоятельств удочерение прошло в рекордно короткие сроки. Уилл не знал, следовало ли ему прерывать рассказ, поэтому дожидался его логического завершения. Лектер оглянулся на окружающую его мебель, и Уилл предположил, что таким образом он возобновлял в голове образ девушки в комнате. Затем он напряжённо втянул воздух, и стало ясно, что ещё одна глава осталась нерассказанной. — Я никогда не раздумывал над тем, чтобы завести детей. Сама мысль об отцовстве воспринималась мною как странная. К тому же я всегда был занят на работе. Да и в моей жизни не было подходящей женщины. На самом деле ни одна женщина не притягивала моё внимание в должной мере. В общем, всё это не играло роли, потому что я гей. Лектер издал неловкий смешок после данного признания, и Уилл тоже почувствовал себя неловко. Он всю жизнь осознавал себя геем, и могла ли такая реакция обозначать, что Ганнибал стеснялся собственной ориентации. — Эбигейл знала? Уилл сразу же отругал себя за неуместную реакцию, слова, которые выпорхнули сами собой, утягивая разговор в абсолютно другую степь. — Да. Её это не волновало. А ещё она часто говорила, что будет счастлива видеть меня в отношениях с по-настоящему хорошим парнем. Одной ночью, когда Эбигейл болела и бредила от болезни, она взяла с меня обещание, что я познакомлю её со своим партнёром, прежде чем ей исполнится двадцать. Теперь у меня вечность на то, чтобы выполнить своё слово. Сейчас Уилл уже не мог сдерживаться и положил ладонь поверх руки Ганнибала. Он всё ещё сидел на стуле Эбигейл, в то время как Ганнибал стоял рядом с ним. Со стороны это было не сильно похоже на терапевтический сеанс. Уилл привык утешать своих пациентов с профессионализмом специалиста, однако сейчас к их общению примешивалось нечто, из-за чего ситуация вышла из-под контроля. Он ощутил искреннюю привязанность. Взглянув на время на часах Ганнибала, скользнув взглядом по мягкой коже его запястья, Уилл внезапно поднялся с места. — Я и так занял слишком много вашего времени. Мне следует предоставить вам возможность отдохнуть. — Таким образом вы пытаетесь сказать, что мы достигли прогресса? — улыбка его была скорее издевательской, чем искренней. — Всё верно. И думаю, мы сможем продолжить в том формате встреч, который попробовали сегодня. Я вижу, вам легче раскрываться, когда я выступаю в роли друга, а не терапевта. Лектер будто бы колебался, и улыбка исчезла с его лица. Уилл в точности знал, что значит эта перемена — мужчина не привык говорить о своих эмоциях настолько открыто, и доверял он только ограниченному числу людей. Ганнибал разработал стратегию, чтобы избегать разговоров на слишком уж откровенные темы, а сейчас она подверглась сомнению. Одновременно с этим Уилл ощутил уверенность в том, что сможет пробить оболочку и добраться до самой сердцевины. В его рукаве осталось несколько тузов. — Что вы думаете об утреннем визите? Будет вам удобно в такое время? — Я работаю в плавающем графике, но на этой неделе утро четверга свободно. — Тогда записываю встречу? — В девять. И приходите голодным — завтрак с меня. Уилл ответил улыбкой и проследовал к выходу. Он надел пальто и покинул помещение.