Чертовы пуговицы

       "Он уволил двух человек из планового отдела, вдребезги разнёс месячный отчёт продажников, и вызвал второго заместителя к трем часам на доклад..."        Шепот становился все громче…        Но Тони было плевать.        Ему хотелось разнести все, разгромить собственный кабинет, с удовольствием втаптывая в паркет осколки дорогущих ваз.        Разбить витрины, наслаждаясь хрустом и звоном стекла, разжечь прямо на своем столе костер из бумаг, подкидывая в него все из сейфа.        Разломать папье-маше, весело наблюдая за тем, как оно с тонким прощальным звоном осыпается по стене, превращаясь в груду бесполезных обломков стекла и дерева.        Старка взрывала и выносила в космос правящая бал энергия разрушения.        Мало того, что он умудрился перед самым уходом Стивена поцапаться с магом, так ещё и этот сон…        При одном только воспоминании о проклятом сне Тони хотелось сесть в свою новую желтую, как кенар, "Феррари", и, развив скорость до предельно допустимой на "Формуле-1", вывернуть руль до упора и улететь с моста, перевернувшись в воздухе горячим пирожком...        Старк замер посреди развороченного кабинета, ища, чтобы ещё разломать.        Но все, что можно было разрушить; все, на что падал его яростный взгляд, уже было разнесено в щепки.        В приёмной было подозрительно тихо, и Тони вдруг хмыкнул, представив себе мокрого, как мышь, своего нового секретаря Майка Доусона под столом, испуганно прижимающего к груди последние уцелевшие отчеты.        Картинка была такой яркой и отчётливой, что Тони даже зажмурился.        Он выдохнул, не желая думать о кошмарном сне.        Если бы он мог выбросить его из своей головы..        Он полз по какому-то бесконечному, хлюпающему и дребезжащему, как старьевщик, болоту.        Упрямо сжимая запекшиеся от крови сухие губы, заставляя себя передвигать одну ватную, плохо и тяжело слушающуюся ногу за другой.        Ползти.        Издеваясь над точно такой же вялой и измученной второй конечностью, грузно и неподъемно тянущей к земле, и двигающейся лишь благодаря настойчивому, неуклонному приказу никогда не сдающегося Старка.        От костюма осталась только нижняя часть, шлема не было и Тони знал, что временами затихающая, как канонада, екающая боль в колене левой ноги не даст ему шансов забыть о ней.        Но вариантов не было.        Никаких.        И Старк продолжал ползти.        Ломая ногти о каждую мало-мальски твердую на вид кочку, не рассыпающуюся под его руками.        Мучительно выкручивая себя из мутной, сырой и удивительно холодной воды.        Вставая и снова падая.        Ожесточенно выбрасывая себя из очередной впадины, чвакая грязью и каждый раз думая, хватит ли ему сил, чтобы доползти.        Вытянуть себя в струнку, чудовищным усилием принуждая подняться.        Вытереть грязный, мокрый лоб и насилуя зрение, все же удержать свой взгляд на этой точке между небом и исчезающими в дымке, как привидения, кустами.        Добрести. Дотащиться, уже не обращая внимания ни на что.        Думая только об одном.        Неизменно двигаясь.        Не разрешая себе даже минутной передышки.        Неизвестно, сколько времени. Небо над головой было темным и чужим, беззвездным и суровым, как отставной сержант. Ни тебе луны, ни хоть каких-нибудь ориентиров. Полная безвестность. И упрямое желание Старка добраться до призрачного, как оазис, снежного края зыбкой, как полночь, земли, смутно видимой за невнятными, туманными, как призраки, деревьями, искривленными и согнутыми в разные стороны неведомым великаном.        Но Тони не давал себе возможности остановиться.        Прекратить пытку.        Держась лишь за одно имя.        Его имя.        Живительное.        Родниковое.        Возвращающее раз за разом Старка на условное, пьяное подобие тропы в россыпях темных, нахмуренных сумеречных бугров и колючих, как ежи, ямок.        Только это и спасало от полного краха.        Надежда на то, что там, на твердой ледяной равнине он найдет следы Стивена.        Любые.        Удерживало.        От падения в уныние.        От зудящей под кожей, расползающейся, как ожог, паники.        От сжимающей напополам горечи.        От страшной, катастрофичной депрессии.        От убивающих его видений...        Любимое лицо, медленно исчезающее во тьме.        Уходящее.        Пропадающее.        Навсегда.        И умирающий вместе с ним Старк.        От сжигающей, испепеляющей в мелкое крошево, мучительной, выворачивающей все органы наизнанку боли ему хотелось выть в голос.        От того, что видеть мертвое лицо самого нужного, самого единственного, самого необходимого человека на земле было совершенно невозможно.        Адски страшно.        Безбожно больно.        Старку легче было бы сгореть самому, умереть, только бы знать, что Стивен жив.        Ему этого было бы достаточно.        Исчезнуть навсегда, зная, что любимые глаза опять осветят мир чарующей магией.        Гнев, густо смешанный с тоской и ужасом, сносил крышу и вырубал все ограничители.        А может, они давно уже не работали, просто Старк в запале и не заметил этого.        Потому что влюбился.        По уши.        Смертельно.        Безумно.        Потому что тяга стала невозможной.        Немыслимой.        Нереальной.        Потому что жить без него Старк не мог.        Разучился.        И замерзая льдом в стремительно ломающихся, как бумага, рёбрах, знал, что не сможет.        Я намертво завязан.        Морским узлом.        Навеки.        Бессрочно.        Я больше никогда никого не полюблю.        Никого.        Мне нужен он один.        Только он.        Только эти глаза, зовущие и такие необыкновенные.        Разные.        Кипящие.        Смеющиеся.        Колкие и язвительно прищуренные.        Всегда забирающие меня себе...        Только эти руки.        Руки, так сладко и по-всякому умеющие меня ласкать.        Замирающие в сантиметре от моей напряженно замершей в предвкушении кожи, лишь одним легчайшим, как пух, дуновением, обозначающие, что они всё ещё рядом.        Бездумно пробегающие крохотной торопливой дорожкой по моим плечам, спине и дальше.        Внезапно и спешно останавливающиеся ровно в двух переходах от моих застывших и захлебнувшихся в пылких фантазиях бедер.        Пробирающиеся по краю моего самообладания, смело и безрассудно захватывающие меня целиком.        Роняющие меня в темную, жаркую электрическую топку.        Они обещают мне все.        Любовь.        Нежность.        Упование.        Деликатное, волшебное и упоительное касание твоих губ.        Трепетная, взлетная дрожь твоих поцелуев на моих плечах.        Согревающая, поразительно честная музыка твоих прикосновений...        Я не могу жить без тебя.        Стивен, умоляю, прости меня.        Прости и возвращайся.        И больше никогда, прошу тебя, никогда не снись мне так...        Пожалуйста.