Галактический тупица

      Диб схватился за живот. Он бы всё отдал за стейк — средней прожарки, с идеально карамелизировавшимся срезом — и горячее пюре с чесночным соусом. К концу первой недели питательных пакетиков Папы у него прекратились желудочные судороги, но жажда твёрдой пищи никуда не пропала.       Зимовы же таблетки давали ровно столько, чтобы возродить протесты желудка из-за долгой нехватки еды. Диб шаг за шагом прошёлся по периметру камеры, снова и снова измеряя предоставленное ему пространство.       Любопытство до добра не доводит, и нажать «Отказ» во время последнего посещения экрана было, как он рассудил, в крайней степени глупо. Устройство просто повернулось и вылетело прочь. Полагающуюся часть рациона Дибу в этот день не выдали. Он не был уверен, от того ли ему всё ещё дурно, или же он ещё не восстановился после тех ужасов, которым Зим подвергнул его голову.       Он снова смотрел на стену. Призрак после похищения ни разу не объявлялась. Но, опять же, призраки обычно привязаны к определённым местам. Своим пристанищам. Маловероятно, что она последует за ним сюда. Вновь опустив глаза вниз, он медленно продолжил свою ходьбу, напевая песенку.       На бетонном полу в паре мест были пятна неизвестного происхождения, которые Диб предпочитал обходить стороной: один красно-коричневый след прямо перед унитазом и ещё один — на краю койки.       На стенах было что-то выцарапано — надписи, оставшиеся от прошлых обитателей. Он пока что не хотел их читать. Неизвестно, сколько ему предстоит тут пробыть, а ментальные стимулы стоило поберечь до тех времён, когда он совсем отчается.       Он не мог нормально рассмотреть потолок. Чтобы подобраться поближе к нему, нужно было бы встать на самую высокую точку камеры, которой являлся умывальник. И он был расколот настолько, что мог и развалиться от неосторожного движения.       С дверью, однако, так не повезло. Цепи, держащие обе части двери, были самой новой и чистой частью всей камеры, что навело его на подозрения о том, что Зим не знал, как иначе закрепить выломанную дверь.       Он не хотел считать прутья на передней части камеры или промежутки между ними. Это был ещё один ментальный стимул, который он мог сберечь на будущее. Сейчас можно было обойтись и вопросами в голове.       Например, как долго он сможет продержаться только за счёт вопросов в голове?       Какой идиот нажимает на кнопку «Отказать», когда может хотя бы увидеть чужое лицо и услышать чужой голос — не говоря уже о реальном взаимодействии?       И почему Зим был странн…ее… обычного?       В камере Диба не было окна, и так же его не было в камере напротив, которая выглядела точно такой же. Понять, сколько времени прошло, нельзя было никак — разве что считать секунды вслух. И он ощущал себя в опасной близости к этому, когда вернулся экран. Диб ещё никогда в своей жизни не нажимал «Принять» так быстро.       Зубы Зима были плотно сжаты. Из его рта вылетала слюна, когда он прошипел:       — Я слышал, тебе нравится слышать, как я кричу на почтовые ящики. Поэтому. Я предоставил тебе запись новостного репортажа, о котором ты говорил. На повторе. На следующие десять часов.       Диб стремительно прикрыл уши руками, но не смог приглушить раздавшийся визг. Это был тот самый репортаж, над которым он смеялся несколько месяцев назад. Зим, стоящий в маскировке перед почтовым ящиком, проклинающий его создателя, его партнёра и их будущих детей и просто орущий, как баньши на грани войны.       На этот раз экран не улетел. Он выплюнул две таблетки и подлетел к потолку, задержавшись посреди него.       Диб со стоном вернулся к своей койке и обернул тонкую подушку вокруг головы. Это будут долгие десять часов.