Dance spirit

«Сайфер»! «Сайфер»! «Сайфер»! Толпа громко скандирует название команды, оглушительный топот сотен ног разносится гулом и невыносимым для других людей шумом на несколько километров в округе. Собравшиеся зрители безудержно хлопают в ладоши в ожидании грандиозного выступления «Сайфер». Ведущий провокационными речами заводит толпу, которая разражается диким криком, когда на танцпол приглашают команду, покорившую улицы города. Никому невдомек, через какие трудности и преграды «Сайфер» пришлось пройти, чтобы оказаться на этой сцене в этот знаменательный для них день. Поддержка людей с восхищенными и горящими глазами придает веры, осознание нахождения в правильном месте с нужными людьми придает сил. «Сайфер» заслужили быть здесь своим упорным трудом, потом и кровью, слезами боли и отчаяния, когда, находясь на грани, хотелось все бросить и уйти. Но они смогли переступить через слабости, через унижения других, через упреки близких и родных людей, отвернувшихся в самые трудные моменты. Однако они знают, чего хотят, знают, к какой цели стремятся, знают и верят в себя и свой успех. Пятнадцать человек выбегают на сцену, сделанную организаторами мероприятия, выстраиваясь в определенную позировку, которая с верхних ярусов напоминает букву «С». Гомонящая толпа умолкает в сумасшедшем предвкушении чего-то невероятного, незабываемого и зрелищного, вытаскивая телефоны и включая камеры. Основной свет гаснет, по очереди зажигаются прожекторы, установленные над сценой, первые музыкальные биты раздаются в помещении, эхом отражаясь от бетонных стен. Застывшие до этой секунды тела начинают резкие движения, вскидывая вверх руки и перестраиваясь в две линии. Каждый шаг, каждый взмах руки, каждый прыжок — все отточено безупречно, убитые долгие часы на подготовку бесследно не проходят, убитые колени, несходящие синяки и ссадины по телу — это естественный процесс любого танцора или спортсмена. Несколько членов команды становятся в новую позировку для выполнения трюка, а по бокам другие в такт музыке танцуют свою партию. «Сайфер» завоевали улицу своими сложными комбинациями танца, сочетаниями нескольких стилей, включающими в себя различные акробатические трюки и подбрасывания в воздухе с выполнением вращений, сальто или просто каких-нибудь позиций с замиранием. «Сайфер» за пару лет из посредственной команды превратились в ту, кого стали бояться и уважать на улицах Нью-Йорка. Они перевернули танцевальный мир, показав, что за два года колоссальных усилий можно достичь невозможного. Но гордыня — вещь опасная: ощутив вкус признания других, получив первую похвалу из чужих уст, можно очень сильно обжечься, упасть так низко, очернив свое имя и легко запятнав свою репутацию. Надев корону, надо уметь удержать ее на голове, иначе всего один удар снесет ее и все ваше великолепие. Упасть с вершины очень больно, подняться после падения может далеко не каждый. «Сайфер» сделали огромную ошибку, подумав, что для них нет равных, подумав, что если победили «королей», то можно расслабиться и поставить себя выше других, сильнее и талантливее других. Делать ошибки — это нормально, проигрывать тоже, но это бьет по самооценке, ломает внутренний стержень и сбивает с ног, вынуждая ползать отчаянно по грязной земле. «Сайфер» слишком много о себе возомнили, надев невидимые короны, но увидели и прочувствовали, что любого «короля» можно свергнуть, растоптать и заставить мучительно умирать, наблюдать за тем, как его трон занимают другие. Обвинить можно кого угодно, но только осознание полной ответственности за случившееся дарит человеку бесценный опыт и работу над своими ошибками. «Сайфер» проиграли на чемпионате, опозорив себя и свое имя, так нелепо и глупо, что у каждого не осталось сомнений — это конец. Хосок медленно открывает глаза, сталкиваясь с кромешной тьмой, в которой потоплен танцевальный зал. Хосок моргает пару раз, давая зрению привыкнуть к темноте вокруг, а слуху — к полной тишине. Альфа тяжело вздыхает, лежа на полу, распластавшись в виде звезды, и думает: неужели так легко потерять все, выстраиваемое усердно годами, из-за маленького промаха? Где он ошибся? Где ступил не туда? Что не заметил в команде? Где дал осечку? Хосок прокусывает изнутри щеку до крови, смешивающейся со слюной, и глотает противный комок, морщась от едкого вкуса. Хосоку бы толчок небольшой от кого-то, кто смог бы подсказать и направить в необходимом направлении на поиски ответов, но он знает, что никто не поможет. Хосок проебался как лидер, как друг, как брат, как бойфренд. Его называют идеальным, вешают на него придуманные кем-то ярлыки невъебенности и крутости, раздражающие его до побледнения сжатых кулаков. Альфа понятия не имеет, откуда начались эти разговоры, всячески старается их игнорировать и равнодушно отмахиваться от подобных заявлений. Хосок по всем фронтам потерпел неудачу, которая оказалась слишком серьезной и слишком плачевной для каждого, кто был в их команде. «Сайфер» распались четыре месяца назад, не сразу. Постепенно из команды начали уходить ребята, понимающие, что застыли на месте в своем развитии, в своем творческом самовыражении. Кто-то уходил по-тихому, заблокировав номер телефона, кто-то очень долго извинялся и просил понять, что дальше так продолжаться не может. «Сайфер» были сильной командой со слабым лидером в лице Чон Хосока, который не смог после поражения удержать команду на плаву. Альфе не рассказывали, как быть лидером и вести за собой людей, какие слова подбирать в случае различных ситуаций, возникающих в таких группах. Хосок действовал на инстинктах, пытаясь правильно подобрать слова к каждому члену команды, проникаясь к ним, зная их слишком хорошо, зная их секреты, которыми они делились именно с ним, сидя в приглушенном свете студии. Хосок искреннее не понимает, что пошло не так, что стало причиной их конфликта, непрекращающихся споров и выяснения отношений перед самым чемпионатом. Возможно, он не заметил, в какой момент команда стала считать себя лучше, круче, талантливее, сильнее других, в какой момент они превратились в зазнавшихся выскочек, возомнивших себя королями. Хосок полностью осознает вину, ведь он не доглядел, не остановил, подумал, что это временно, что ребята одумаются, с небес на землю спустятся. Даже Чонгук поддался окутывающим серой дымкой чарам признания и всеобщей любви, вкусив запретный, но такой сладкий плод. Хосок не доглядел, позволил «Сайфер» вольности, дал слабину как лидер. Парень резко жмурится и дергает голову в сторону от яркого света зажегшихся ламп на потолке. Альфа недовольно стонет, зарываясь лицом в изгибе локтя, машет второй рукой в прогоняющем жесте вошедшему Чонгуку, которого узнал по запаху. Младший шуршит пакетами, бухтит что-то непонятное себе под нос, заставляя Хосока морщить брови. — Хосок-а, — тянет альфа и подходит к брату, носком кроссовка пинает в бок. — Поднимай свою задницу, у нас много работы, — говорит Чонгук и начинает разминать шею. — Через две недели в «Dimple» будет батл, черт, приедут те ребята из Лос-Анджелеса, как их, — на секунду альфа замолкает, вспоминая название команды. — Маджесты, точно. Помнишь, мы смотрели их выступление на чемпионате? — лепечет Чонгук и наклоняется вперед. — Чонгук, — неожиданно обрывает Хосок и принимает сидячее положение, — я уезжаю, — резче, чем хотелось, говорит альфа и поднимает усталый взгляд на брата. — Куда? Я слышал, что в Бостоне проходит ежегодный карнавал и туда приезжают очень много танцоров, я поеду с тобой, отпрошусь с работы, — не унимается Чонгук и начинает разминать колени, смотря на спину сидящего Хосока через зеркало. — Я уезжаю в Мичиган к нашему дяде, — выдыхает тяжело альфа и потирает двумя пальцами переносицу. — В смысле? — Чонгук непонимающе поворачивается к брату, который медленно поднимается с паркета. — Я тебя не понимаю, — скрещивает на груди руки брюнет и изгибает левую бровь в вопросительном жесте. — Мне нужно уехать, обдумать все, — Хосок на брата не смотрит, сквозь него на свое жалкое отражение в зеркале глядит. — Танцы, будущее — я не знаю. Я устал, понимаешь? — Что? Я нихера тебя не понимаю, — Чонгук головой мотает в разные стороны. — Я завязываю с танцами, — выпаливает Чон, сам не веря тому, что говорит. Чонгук глаза от удивления распахивает, за секунду расстояние преодолевает между ними и руками толстовку на груди хватает, встряхивает старшего пару раз, приводя в чувства. — Все, Хосок, — фыркает Чонгук, совершенно растерянно смотря на старшего брата, на лице которого маска сожаления и абсолютной вины перед всем миром. Чонгук ненавидит, когда Хосок сваливает на свои плечи все грехи человечества, подобно мессиям, спасающим страдающий от своих деяний народ. — Не говори ерунды, — понижает голос альфа, не веря ни единому слову. Хосок молчит, подходит к младшему и кладет руку на его шею, соприкасается лбом со лбом Чонгука, встречаясь с антрацитовыми глазами брата, в которых плещется океан противоречивых эмоций. Хосок сжимает чуть сильнее пальцами шею парня, который цепляется за толстовку альфы, как за спасательный круг. Хосок чувства брата разделяет, на двоих преумножает. Они всю жизнь плечом к плечу прожили, защищая друг друга до конца, но сейчас многое изменилось, много воды утекло. Хосок принятое решение не изменит, пусть хоть Чонгук каменные стены выстроит, запрет где-нибудь в подвале, но альфу ничего не остановит. — Гук, — тихо говорит старший Чон, не убирая взгляда. — Я понимаю твои чувства, я знаю, как ты хочешь мне помочь, но я должен справиться с этим сам. Мне надо время, мне надо все обдумать. Не перебивай, — говорит Хосок, замечая, как брат собрался что-то ему сказать, приоткрыв рот. — И я должен сделать это один, если ты уважаешь меня как брата, как равного тебе, то ты должен меня сейчас отпустить без лишних вопросов и попыток остановить. — Но, — Чонгук, не моргая, смотрит на старшего, с каждым новым словом Хосока рассыпается по полу разбитыми осколками. — Гук, я оказался хреновым лидером, не способным ни на что, — усмехается нелепо старший. — Не смей так говорить! — Чонгук отталкивает Хосока, гневно смотря на него. — Что с тобой?! Да похуй на то, что произошло, нет больше «Сайфера», нет команды, плевать! Если они оказались такими трусами, ты не виноват! Мы есть друг у друга, не неси чуши, Хосок, — старший наблюдает за тем, как от злости на шее брата выступают сосуды, как щеки полыхают красным, как горят жизненным огнем глаза, но только качает головой, снисходительно улыбаясь. — Чонгук… — начинает альфа, но его грубо перебивает брат: — Что, блять, Чонгук?! Что?! Ты сейчас сдаешься на полпути, бросаешь все, к чему мы так долго шли?! — Хватит, — спокойно говорит Хосок и подходит к рычащему от ярости младшему, достает из кармана ключи от студии, которую снимает за небольшую сумму у одного хорошего знакомого, и берет руку Чонгука, вкладывая их в ладонь брюнета. — Я буду присылать деньги каждые две недели. Не делай глупостей, умоляю тебя, не хочу, как ошпаренный, преодолевать тысячу километров, чтобы вытащить твою задницу из очередной передряги. — И что ты планируешь делать? — продолжает злиться Чонгук, крепко сжимая в руках ключи. — Будешь работать офисным планктоном? — хмурится альфа, наблюдая за тем, как слабо смеется Хосок, направляясь к выходу. — Катись к черту, Чон Хосок! — кричит брюнет и бросает ключи в остановившегося у выхода брата. — Ну и пошел ты, я сам справлюсь! И спасать меня не надо! — Ты неисправим, — улыбается Хосок и выходит из студии, слыша звук удара. Альфа прикрывает глаза, мысленно умоляя себя не оборачиваться, не смотреть назад, потому что нельзя давать слабину. Хосок слабый безумно, раз бежит сейчас ото всех проблем в богом забытую деревню к дяде по линии папы, чтобы просто забыться и уйти из реального мира хотя бы на время. Чонгук обязательно справится, альфа хочет в это верить, надеется на благоразумность брата, умеющего включать непутевый мозг в экстренных ситуациях. Хосоку сейчас, как никогда, нужна поддержка, понимание от родного человека, который точно будет рвать и метать от поступка брата, но Хосок должен пройти через это один, собраться с мыслями и решить, что ему делать дальше. Альфа выходит из здания, накидывая капюшон и пряча руки в карманы, оборачивается на возникший со стороны шум, успевает поймать врезавшегося в него парня. — Черт, — шипит незнакомец, вскидывая вверх голову на альфу с недобрым прищуром глаз, отталкивает в следующую секунду и бросает беглый взгляд назад. Парень с пепельным цветом волос, алебастровой кожей и кружащим голову запахом резко врывается внутрь здания, захлопывая дверь. Хосок, как истукан, на дверь смотрит, потом переводит взгляд на подбежавших молодых парней, у одного из которых под носом следы свежей крови. — Здесь омега не пробегал? — спрашивает высокий альфа, оглядываясь по сторонам в поисках блондина. — Не видел, — хмыкает Хосок и откровенно усмехается над насупившимися от злости парнями. «Забавно», — проносится в мыслях альфы, идущего вдоль тротуара, пока его неожиданно не дергают за рукав. — Я альф терпеть не могу, но спасибо, что не сдал, — улыбается широкой квадратной улыбкой незнакомец. — Хах, чем ты им насолил? — флегматично спрашивает Чон, наблюдая за тем, как парень достает из небольшого карманчика кожаного рюкзака ключи от автомобиля, окидывая улицу подозрительным взглядом. — Ненавижу, когда ко мне лезут, ну я и разбил одному нос, — пожимает плечами омега, вызывая у Хосока веселую улыбку. — Да ты не промах, — отмечает альфа и на секунду останавливается около черного спорткара, припаркованного вдоль дороги. «Мажор», — хмыкает Хосок, смотря на парня, разблокировавшего машину и открывшего пассажирскую дверцу, бросая рюкзак на сидение. — Я с альфами не вожусь, поэтому предлагать подвозить не буду, — довольно улыбается парень, окидывая альфу оценочным взглядом. — Но за помощь спасибо, — подмигивает игриво, на что Хосок только глаза закатывает. — Я ахуенный, знаю, вижу же, как ты смотришь, — облокачивается на машину омега и облизывает вишневые губы. — Зазнавшийся, — бросает брезгливо Хосок и возобновляет свой путь. — Неправда, — бурчит обиженно омега, Хосок машет ему на прощание, не оборачиваясь. Хосоку, должно быть, все равно от слова «совсем», но почему неприятное и колющее в груди чувство давит и обжигает так, что хочется вскрыть и вытащить его. Хосок всегда спокойно относился к социальному неравенству в обществе, осознавая, что равных быть не может, но иногда черный червь зависти изнутри пожирает, от собственной сущности тошнить начинает. Хосок ненавидит эти чувства, но поделать с наплывом их ничего не может. Альфа выдыхает, закидывая голову назад и наблюдая за плывущими курчавыми облаками в голубом небе. Автобус, отбывающий в восемь вечера, умчит его в невероятные леса Мичигана, славящиеся штатом Великих озер и лосей, где они часто проводили уже далекое детство. Хосок оставляет конверт с деньгами на разворошенной постели Чонгука и свое кольцо. Он обязательно вернется, ему просто необходимо немного времени и личного пространства, чтобы все осмыслить. Чонгук несомненно справится, побеснуется, разобьет костяшки пальцев, но справится, Хосок в него верит, пора младшему стать немного самостоятельным и взять всю ответственность за поступки на себя. Воздух в Мичигане другой, сильно отличающийся от прелого, грязного Нью-Йорка, с нотками древесины и сладко-кислого масла грейпфрута, ненавязчиво преследующего Хосока всю дорогу. Запах мимолетного детства, безвозвратно утекшего сквозь время.