Dance spirit

Глубокий плавный вдох, медленный мягкий выдох. Два силуэта в приглушенном свете залы, почти в полумраке, стоят, не двигаясь, замерев каменными изваяниями. Один стоит, прислонившись спиной к груди второго, чьи руки покоятся на чужом животе, в замок сцепленные. Музыка льется из колонок, они начинают движения. Альфа размыкает руки, проносит их над головой парня и, сделав полукруг и шаг в сторону, оказывается сбоку. Омега делает головой круг, поднимает вверх руку вдоль тела, обхватывает горло и резко отдергивает руку в одну сторону, а голову — в другую и протягивает раскрытую ладонь альфе, который кончиками пальцев успевает прикоснуться к ней. Омега отходит назад, словно убегает, а альфа за ним вперед корпусом нагибается. Их танец медленный, движения размеренные, небыстрые, но четкие и грациозные, их танец — это целая постановка, в которой они показывают чувства, эмоции и отношения друг к другу. Чимин поворачивается спиной к Чонгуку, который неспешно подходит и ладонями проводит вдоль рук омеги, задерживаясь на запястьях, отстраняется. На следующих ритмах музыки альфа оказывается перед лицом Чимина. Они продолжают свой танец. Альфа корпусом уходит в левую сторону, делая волну телом, и омега повторяет, только в противоположную сторону. Затем они оказываются лицом напротив друг друга, выставляя обе руки, будто зеркально отражают друг друга, и начинают двигать ими в стороны, вверх, оставаясь так некоторое время. Чонгук прикасается раскрытыми ладонями к ладоням Чимина и переплетает пальцы, сжимая их. Альфа нежно смотрит в глаза омеги, тонет в их незыблемой красоте. Они замирают. Чимина накрывают неописуемые волны любви. Чонгук каждый день, каждую минуту дарит ему так много тепла, ласки, любви, наслаждения и неземного удовольствия, что Чимин завидует сам себе. Ему хорошо рядом с ним. Омега ощущает безопасность, легкость и комфорт. Чонгук наклоняется к нему и чмокает блондина в носик, а после, немного присев, обхватывает талию омеги и приподнимает его, кружа в воздухе. Так хорошо бывает с другим человеком тогда, когда шестеренки сошлись по всем механизмам, когда не надо ничего менять, заменять, подстраивать, когда хорошо просто от обыкновенного нахождения рядом. Чимин со своим огромным количеством тараканов в голове, какими-то принципами, устоями и порядками принимает Чонгука целиком таким, какой он есть. Знаете, есть у людей привычка менять других людей в надежде, что им станет хорошо вместе, но нет. Если нет прочного фундамента, то построенный дом в итоге развалится. Так и в любых отношениях, будь то с любимым человеком или родителем, братом, другом. Чимин отрицал то, что может быть так круто с Чонгуком, но теперь начинает все больше понимать это, осознавать и главное — принимать. Ему стало намного легче и спокойней, когда он прекратил додумывать и придумывать. У человека есть такая пагубная привычка. Но сейчас все идет плавным размеренным чередом, и Чимин учится наслаждаться каждым мгновением рядом с альфой, учится у него быть счастливым прямо здесь, прямо сейчас. Чонгук из той категории людей, которые не боятся делать шаг в неизвестность, не боятся попробовать, а если не получится что-то, махнут рукой и попробуют снова. Чонгук умеет жить, умеет радоваться жизни, умеет получать от жизни и отдавать взамен. Наверное, Чимину очень повезло повстречать на своем пути такого, как Чон Чонгук. Альфа прикасается губами к губам омеги, даря ему медленный, наполненный любовью поцелуй, от которого коленки дрожат, а тело мелкой дрожью пробивает. Чимин обвивает руками шею танцора, улыбаясь счастливо в поцелуй. Целоваться с Чонгуком очень кайфово, хотя блондину не с чем сравнивать, но ему нравится, даже очень. Наверное, они могли бы целоваться целую вечность и далеко не одну, если бы не всякие внешние обстоятельства. Чимин разрывает поцелуй, не отрывая взгляда от глаз альфы, напоминающих безграничный космос с сияющим многообразием звезд. Чимин в нем тонет, погружается глубже, исследует, и ему так хочется верить, что Гук испытывает то же самое. Да и разве он может сомневаться, когда на него смотрят таким влюбленно-волшебным взглядом, от которого табун мурашек волной проходит по спине? Люди любят додумывать за других — это привычка, иррациональная установка, способная разрушать, оставляя пепел дыма, слоем ложащийся на поверхность. Иногда кажется, что в людях заложен механизм разрушения, иногда кажется, словно они специально рушат все, что создают. Чимин обхватывает ладонями лицо альфы, целуя еще раз, выдыхая громко и блаженно в его губы, и сердце трепетно бьется в груди. Если бы ему сказали, что он будет кого-то так сильно, открыто, бережно любить, то не поверил бы, отрицал и кричал: «Не бывать такому никогда». Не зря придумали фразу «никогда не говори никогда»: никто не знает, что их ждет за следующим поворотом. Внезапно залу наполняет звук урчащего живота альфы, отдаленно напоминающий шум китов. Чимин хихикает, ненароком закатывая глаза, и, обхватив ладонь своего парня, тащит в сторону выхода. — Пойдем, покормлю тебя, что ль, а то не хочу, чтобы в моей студии оказался один симпатичный труп, — продолжает смеяться омега. — О, ты сейчас назвал меня симпатичным? — широко улыбается Чонгук, покорно следуя за блондином. — Ну, ты чуть красивее обезьяны, не забывай об этом, — фыркает Чимин, поднимаясь вместе с танцором по лестнице, и, когда они оказываются в просторной гостиной дома семьи Пак, входная дверь плавно открывается, наполняя воздух мягким ароматом. — Папа, — Чимин судорожно выдыхает, встречая Джунга слабой улыбкой, в которой вымученной боли столько, что на весь мир хватит. — Привет, — подходит к папе, забирая у него небольшой пакет с фруктами. — Привет, мальчики! — с радостными нотками восклицает Джунг. — Как же я рад тебя видеть, Чонгук! Вы голодны? Я сейчас вам что-нибудь приготовлю, — говорит омега, нежно улыбаясь, направляясь в сторону кухни, но по дороге неожиданно останавливается, опираясь одной рукой на стену и наваливаясь на нее. Чимин резко срывается к папе, аккуратно прикасаясь к острым плечам мужчины, сильно похудевшего за последний месяц. — Папа, все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Чимин, переживающий за него всем сердцем, которое каждый раз сжимается при виде, как иссякают его силы. — Да, родной, голова немного закружилась, — оправдывается Джунг, потому что ни черта он не в порядке, но скрывает и обманывает всех вокруг, даже себя самого. — Давайте я помогу, — говорит Чонгук и подходит к мужчине, давая ему опору в виде своих рук, и медленно провожает к дивану, помогая опуститься на него. — Я принесу воды. — Спасибо, Чонгук, — на выдохе произносит Джунг и прикрывает глаза, откидываясь на мягкую спинку кожаного дивана. Омеге не хочется показывать свою слабость, свою трусость, свой потухающий огонь жизни. Старший Пак принимает вязаный серый плед от сына, накрывающего его, и забирает стакан воды, протянутый альфой. Джунг чувствует опустошение, полный упадок сил и нежелание вообще чего-либо. Проходимая им химиотерапия очень сильно действует на него, и он испытывает все побочные эффекты, к тому же прогнозы неутешительные, и больше всего он не хочет расстраивать Чимина, жизнь которого только начинается. Омега выдыхает, делая глоток и несильно сжимая прозрачный стакан. — Папа, — негромко обращается Чимин, присаживаясь на корточки напротив омеги и кладя ладони на его колени, — тебе надо поспать, я позову Маи, она побудет с тобой, пока ты будешь отдыхать, хорошо? Джунг кивает, понимая, что выбора у него нет. Веки тяжелеют, тело устало растекается по дивану, дыхание становится глубже и медленней, и в голове не остается блуждающих мыслей. Джунгу кажется, словно все в мире потеряло свои привычные яркие краски, словно все стало серым, темным, унылым, а он превратился в главного персонажа трагичной драмы-комедии, в которой не знаешь концовку. Джунг парит где-то между бодрствованием и сном, находясь на тонкой грани, когда еще пребываешь в реальности и слышишь посторонние звуки. Омега различает голос Чимина, говорящего что-то его сиделке, различает топот ног по паркету, он слышит, как открывается и закрывается дверь, и, конечно, он слышит, как его любимый сын тихо всхлипывает. Джунг хочет оставаться сильным для него, для Джозефе, для себя, но ему сейчас так сильно хочется спать. Возможно, он подумает обо всем, когда немного выспится и придет в норму, но, возможно, он не доживет до завтрашнего утра. Чимин выбегает во двор, смаргивая с ресниц слезы. Ему совсем не хочется плакать, но эмоции, что фонтаном рванули наружу, не спрашивают его разрешения. Слезы катятся по щекам, собираясь в районе подбородка и падая куда-то в пустоту, и застилают взор, не давая разглядеть каменную дорожку перед собой. Чимин садится на землю, обхватывая голову ладонями, думая, что может совладать с истерикой, думая, что может быть холодным и безразличным. Нет, не может. Не тогда, когда твой любимый, родной, близкий человек медленно умирает, угасает, как огонек, что раньше ярко горел. Чимин всхлипывает, сжимая волосы у корней, игнорируя неприятную боль, которая не сравнится с той, что в его сердце плодится и ширится. Она только с каждым вдохом сильнее становится, образуя внутри пустоту, что черным наполняется. Ее не выкричать, не выплакать, не вырезать — она просто внутри находится, существует, иногда становясь сильнее, а иногда утихая, но она есть. Чимин плачет, уткнувшись лбом между колен, показывая все эмоции, копившиеся в душе и разом вышедшие наружу. Чимин вздрагивает от прикосновения теплых рук к плечам, а после дрожит в крепких объятиях альфы. С Чонгуком можно не держать оборону, неприступную крепость, для него ворота в нее уже открыты. Чимин некрасиво всхлипывает, наваливаясь на Чона и цепляясь пальцами за его кофту на груди, сильно сжимая ее. Ему больно, так чертовски больно, что хочется отчаянно кричать, срывая голосовые связки, но он только тихо шмыгает носом. Чимин не особо хорош в принятии чужой поддержки, но сейчас она необходима ему как воздух. Он учится принимать свои разные состояния, учится их проживать, и, если бы не Чонгук, вряд ли у него что-то получилось бы. Омега так благодарен альфе за то, что просто находится рядом, молчаливо поддерживая. Через время дыхание Чимина выравнивается, тело перестает судорожно дрожать, и он затихает, делая медленные глубокие вдохи. Чонгук его обнимает, поглаживает ладонью мягко по спине и тихо-тихо произносит слова успокоения. Это помогает. Чонгук так бережлив с ним, так аккуратен, словно в его руках драгоценный цветок, который легко может сломаться от любого жестокого действия. Чимин отстраняется от Чона, положив ладони на его грудь и не поднимая взгляда, мотает головой, будто оправдывается в своем поведении и в своей неожиданной истерике. Но альфа его притягивает к себе, крепко-крепко обнимая. Они сидят в тишине, обособленные от всего мира, слушая дыхание друг друга. Им хорошо вместе, знаете, настолько хорошо, что в тишине и полном молчании они находят наслаждение. — Если ты хочешь поговорить обо всем, то я всегда готов тебя выслушать, — негромко говорит Чонгук, целуя открытый участок плеча омеги. — Я знаю, — вздыхает блондин, носом утыкаясь в шею альфы. — Я думаю, что ты уже многое понял, — Чимин ощущает, как кивает Чонгук. — Твой папа болеет, а это всегда больно и неприятно, — сильнее обнимает Чонгук омегу, — я понимаю. Чимин в удивлении распахивает глаза, не до конца осознавая сказанное альфой. Омега инстинктивно сжимает майку Гука, прижимаясь ближе, как можно ближе, чтобы ничто не могло просочиться между ними. До Чимина начинает доходить, почему Чонгук никогда не рассказывал и не говорил о своих родителях. По щекам Чимина вновь текут слезы, и он прикрывает веки. Чонгук, обхватив плечи омеги, отстраняет от себя и смотрит в его глаза, расплываясь в легкой улыбке. Альфа притягивает его, завлекая в нежный воздушный поцелуй. — Ну ты чего, принцесса? — умилительно говорит Чонгук, обхватывая ладонями личико омеги. — Не называй меня так, — негодует Чимин, морща нос и отдергивая слегка голову в сторону. — А вот и буду, — весело фыркает Чон, вставая с каменной дорожки и помогая омеге. — У папы сейчас курс химиотерапии, — неожиданно произносит Чимин, опуская голову, — и он не очень хорошо себя чувствует после нее, мы с отцом очень сильно волнуемся за него. — Переживать в таких ситуациях нормально, — пытается звучать спокойно Чонгук, но на пару секунд голос дрожать начинает, однако он возвращает себе самообладание и контроль через глубокий вдох. Чимин берет его за руку, поднося к губам и прикасаясь к костяшкам, чувствуя эмоции Чонгука. В них боль, горечь утраты, беспокойство и желание разделить все с ним. Чимин благодарен судьбе, высшим силам и богам, если они существуют, что свели его с альфой — с человеком, понимающим его во всем. Они никогда не разговаривали о прошлом друг друга, никогда не говорили о детстве и юношестве, никогда не затрагивали тему родителей и родственников, будто наложив негласное табу. Возможно, им просто не хотелось обременять друг друга, не хотелось ковырять заштопанные раны. Чимин поднимается с земли и тянет Чонгука за собой на задний двор дома, где небольшой ухоженный сад и беседка, органично вписывающаяся в интерьер и обстановку. Здесь тихо, не слышны шумы безумного города, здесь очень уютно из-за выложенных на деревянной белой скамейке разноцветных подушек, здесь красиво, ведь сразу чувствуется душа человека, создавшего это место. Омега приглашает Гука сесть и сам устраивается рядом, утыкаясь лбом в плечо парня и прикасаясь пальцами к предплечью, проводя по татуировке стрелы, конец которой переходит в запись электрокардиограммы. Пак рвано вздыхает. — Мой папа умер от рака, когда мне было… — Чонгук на секунду задумывается, накрывая ладонью руку омеги, — около четырнадцати или пятнадцати, и это было очень непросто пережить. Мне кажется, я до сих пор живу с призраками прошлого. У Чимина внутри все сжимается. Всегда трудно слушать травмирующие, болезненные, ужасные истории других людей. Невозможно оставаться безразличным, холодным и не испытывать хоть какие-то эмоции, когда рассказывают о событиях, что переворачивают жизнь. — У меня небогатая семья, как ты понимаешь, а страховка совсем не покрывала расходы на лечение, — говорит Чонгук, поглаживая большим пальцем ладонь омеги. Чимин нервозно покусывает губы, не находя никаких слов в ответ. Альфа их и не просит. — Было непросто, но, как видишь, мы справились. Я не люблю фразу «все будет хорошо», я говорю себе, что, несмотря ни на что, я справлюсь — мне так намного легче и проще жить. И я знаю… Но Чонгук не договаривает, потому что Чимин поднимает на него глаза, которые снова на мокром месте находятся. Омега его обнимает так отчаянно сильно, словно он может куда-то исчезнуть. Но альфа не собирается никуда уходить, только ближе прижимает блондина к себе. Они сидят до самого вечера, разговаривая обо всем на свете, смеясь и плача, дурачась и рассказывая глупые смешные истории из жизни. Чимин провожает Чонгука до ворот, и альфа, обхватив запястье омеги, прижимает его к металлической поверхности и впивается в сладкие пухлые губы. Пак охотно отвечает, закидывая руки на плечи Чона. Они целуются, забывая обо всем, растворяясь друг в друге. Чимин лопатками ощущает, как ворота начинают медленно открываться в сторону, и он наваливается на альфу, отходя с ним на пару шагов вперед. Омега поворачивает голову, все еще обнимая Чонгука, и щурится от яркого неонового света фар отцовского автомобиля. Альфа быстро чмокает Чимина в приоткрытые губы и, отстранившись, выбегает через ворота. Танцор запрыгивает на байк, надевая шлем, и с гулким звуком заведенного двигателя уезжает. Пак хлопает ресницами, провожая Гука растерянным взглядом. Чимин фыркает, расплываясь в улыбке, когда подошедший к нему Джозеф приобнимает и мягко целует в лоб. — Он меня избегает? — с веселыми нотками в голосе спрашивает мужчина, направляясь в сторону дома вместе с сыном. — Похоже, что он тебя боится, — хихикает Чимин. — Интересно, — улыбается Джозеф, открывая для омеги дверь. — Как папа? — Спит, — произносит Чимин, уводя глаза в пол. — Хорошо, — только и говорит старший Пак, останавливаясь у дивана, на котором, завернувшись в одеяло, мирно лежит Джунг. Мужчина облокачивается на спинку и аккуратно начинает убирать пряди волос с лица мужа. Чимин, пару секунд понаблюдав за трогательной картиной, уходит в свою комнату поплакать в одиночестве.

***

Хосок сидит на диване, вырисовывая ровные белые линии на планшете, останавливаясь на мгновение, прокручивает pencil между пальцами и продолжает набрасывать штрихи, что выстроятся в красивый рисунок. Ему необходимо к концу недели сдать два проекта заказчикам. Он уже третий вечер подряд сидит допоздна, чтобы вовремя все сдать. Хосок старается не отвлекаться, но постоянно берет в руки телефон, проверяя мессенджеры. Тэхен игнорирует его сообщения целый день, и не то чтобы Хосок требовал от него сиюминутного ответа или хоть в чем-то его ограничивал, но короткого предупреждения было б достаточно. Он просто волнуется, хотя знает, что Тэхен умеет постоять за себя в любом случае. Альфа хмыкает, отправляя еще одно смс и блокируя айфон, отбрасывая в сторону. Хосок продолжает свое занятие, подпевая играющей песне, изредка отвлекаясь, чтобы попить воды. Он так погружается в рисование, что даже не сразу реагирует на стук в дверь, усиливающийся с каждой секундой. Хосок сегодня никого не ждал в гости, а у Гука есть ключи, поэтому он лениво и неспешно встает с дивана и идет к двери. Он прокручивает ключ в замке два раза и не успевает открыть дверь, как оказывается вновь втиснут в коридор, а дверь громко захлопывается за зашедшим. — Тэхен? Ты почему в пальто? — удивленно спрашивает Хосок, немного потерявшись в пространстве, и скользит взглядом по легкому бежевому плащу, в который облачен омега: такие обычно носят весной, когда погода еще не самая теплая. Хосок хочет еще что-то сказать, но Тэхен не дает, резко приложив палец к его губам. Они смотрят друг на друга пронзительными взглядами, в которых огоньки страсти неуправляемо бушуют. Омега делает шаг назад и небрежно спускает с плеч плащ, плавно скользящий по рукам и падающий на пол под его ноги. Хосок застывает с охуевшим выражением лица. Альфа взглядом не знает, за какую часть тела омеги зацепиться, потому что в нем, мать твою, прекрасно все. Его глаза лихорадочно бегают от плеч, острых ключиц вниз к впалому животу и бедрам. Хосок грузно выдыхает, прикусив изнутри щеку. Блять. Тэхен его точно доведет до какого-нибудь приступа. — Тэхен, — произносит Чон, шумно сглатывая. Хосок не хочет упустить ни одной детали в омеге. У него подкрашены черными тенями глаза, легкий румянец на щеках и алая помада на губах, которые он прикусывает. Тэхен слегка наклоняет голову набок, исподлобья наблюдая за альфой, чей взгляд спускается ниже на грудь омеги, где красуется черная портупея, ремни которой перекрещиваются в области грудины. Тэхен прекрасно знает, какое производит впечатление и какое оказывает действие на Чона. Ошеломительное. Глаза Хосока плавно идут вниз, очерчивая выступающие ребра и живот, задерживаясь на выступающих тазобедренных косточках. Весь воздух из легких разом выбивается. Он его с ума сведет тем, что вытворяет. На омеге надето кружевное белье черного цвета, а длинные стройные ноги обтянуты такого же цвета чулками, идеально сидящими на нем. Выносите Хосока, он живой труп после такой картины. — Нравится? — ехидно спрашивает Тэхен, вильнув бедром в сторону. — Иди сюда, — только и говорит Хосок и, схватив омегу за портупею, тянет на себя и впивается в сладкие любимые губы. Он целует его дерзко с напором, ощущая ладони Тэхена на своих плечах и вес его тела. Альфа обхватывает талию Кима, зная, что у него всегда ноги ватными становятся и колени дрожат, когда Хосок так его целует. Страстно, дико, неудержимо. Хосок переплетает их языки, посасывает, ведет руками вдоль позвоночника омеги, пальцами очерчивая впадинку на пояснице, скользит вниз и, положив ладони на ягодицы парня, сильно сжимает их, наслаждаясь яркой неподдельной реакцией Тэхена. Альфа довольно ухмыляется в чужой рот, зная, как омеге нравится отдавать ему контроль и отпускать себя, понимая, что он в надежных руках и в безопасном месте. Они целуются, отвечая друг другу с жаром, пылом, и Тэхен обвивает руками шею и запрыгивает на Хосока, который, поддерживая его под ягодицы, направляется в сторону комнаты. Альфа удивленно замирает на середине пути, подушечками пальцев ощущая кончик анальной пробки в форме, блять, сердечка. Хосок побежденно мычит, в мыслях думая, за что ему такое наказание. Они входят в комнату старшего Чона, и альфа опускает омегу на кровать, укладывая на спину, припадая к губам, целуя так, словно последний раз. Ладони Хосока скользят по телу брюнета к бедрам и одним движением в стороны разводят, удобно устраиваясь между ними. Он начинает покрывать поцелуями щеки, скулы, спускаясь ниже к шее, оставляя легкие поцелуи-укусы на ней. Тэхен под ним выгибается в спине, руками цепляется за его плечи и бесстыдно стонет. Альфа обхватывает рукой член омеги, большим пальцем давит на головку, размазывая предэякулят, и глубоко вдыхает усиливающийся запах грейпфрута и древесины. Хосок быстрыми влажными поцелуями покрывает тело Тэхена, оставляя мокрый громкий чмок под пупком. Он прикасается губами к вставшему члену омеги через ткань кружева, языком по нему проводит, после, приспустив белье, кончиком языка обводит головку по кругу. Хосок обожает член Тэхена: такой аккуратный и красивый, идеально подходящий для него. Хосок обожает брать в рот его член и доставлять ему удовольствие, полностью сосредотачиваясь на нем, наслаждаясь открытой искренней реакцией омеги. Альфа делает горловой, срывая полузадушенные стоны — самые лучшие звуки в мире. Хосок глаза на омегу поднимает, сталкиваясь с поддернутыми дымкой похоти и страсти глазами Кима. Парень уголками губ улыбается, продолжая свое интересное занятие. Тэхен в его руках сейчас такой податливый, ласковый, нежный мальчик, любящий, когда с ним поступают грязно и пошло. Хосок дает ему все, что он хочет. Вроде бы играет по его правилам, но все равно выстраивает свои. — Я сейчас кончу, — хрипло и низко произносит Тэхен, заламывая брови и комкая простыни под ладонями. Хосок выпускает изо рта член омеги, облизывая губы. — Слишком рано, — ухмыляется нагло альфа, водя пальцами по бедру, и целует мягко колено парня. — Не надо тогда сосать как бог! — фыркает Тэхен, приподнимаясь на локтях, недовольно смотря на Хосока. Альфа начинает смеяться, искренне польщенный комплиментом омеги, который закатывает глаза и откидывается на подушки, шире разводя свои стройные ноги. Хосок не хочет затягивать все и долго играть, но поиздеваться над Тэхеном только повод дай. Альфа окончательно стягивает с него стринги, откидывая куда-то на пол, и вновь начинает покрывать нежно-невесомыми поцелуями его живот и бедра. Он знает, что Тэхену нравится медленно и тягуче, размеренно и постепенно. Хосок любит доставлять удовольствие омеге, любит делать ему приятное, любит его до покалывания в кончиках пальцев, до спертого дыхания. Хосок, черт бы его побрал, так сильно его любит. Альфа оказывается напротив лица Тэхена, к губам припадая и шепча прямо в них, на миллиметр отстраняясь: — Как ты хочешь? — Глубоко, грязно и жестко, — говорит брюнет, кладя ладонь на затылок Чона и целуя мокро, развязно и страстно. Альфа отвечает с большой охотой. Тэхен помогает Хосоку раздеться, растворяясь в эмоциях, что он дарит. Ему было непросто игнорировать Хоби весь день, ведь он готовил сюрприз, бегая по торговому центру в поисках красивого белья. Он не был уверен, что альфе понравится, но, судя по горящим глазам, все очень даже хорошо. Тэхен позволяет перевернуть себя на живот, выгибается в пояснице и выпячивает задницу, по которой в следующую секунду получает звонкий шлепок. Омега мурчит, довольный происходящим. Альфа о его фетишах знает и играет с ним, как на хорошо и правильно настроенном инструменте. Тэхен протяжно мычит, когда Хосок прикасается к кончику анальной пробки и слегка тянет на себя, вытаскивая ее с характерным хлюпом. Омега облегченно выдыхает. — Как же ты прекрасен, — ласково говорит Чон, пальцами проводит по ложбинке, собирая естественную смазку, и, поднеся к губам, облизывает их. — И вкусный, и красивый, и самый лучший, — продолжает Хосок и, наклонившись, оставляет засос на ягодице омеги, уже наливающегося красным оттенком. Тэхен мелко дрожит от незамысловатых ласк и чертовски приятных слов, что расцветают бутонами цветов в его душе. Альфа на пробу вставляет в него два пальца, разводя их, ощущая мягкие податливые стенки. — Готовился? — спрашивает лукаво, встречаясь глазами с глазами Тэхена, повернувшего голову вбок. Омега активно кивает, призывно подаваясь бедрами назад, взглядом умоляя об одном. Тэхен уже не может ждать, он вертит бедрами, выгибается в спине, прикусывая нижнюю губу. Никакой выдержки не хватит. Хосок достает из тумбочки лубрикант и, открыв со щелчком, выдавливает много-много на ягодицы омеги и на задний проход, что сладко сжимается от пустоты. Альфа размазывает смазку по своему члену и пристраивается, недолго раздумывая, толкается внутрь одним мощным толчком. Их тела становятся одним целым, плавно перетекая друг в друга. Невообразимо хорошо. Хосок тянет за портупею, вынуждая Тэхена приподняться и начать опираться ладонями на матрас, но не останавливается, тянет до тех пор, пока спина не оказывается прижатой к груди Чона. Тэхен вскрикивает, ведь альфа так глубоко в нем. Парень начинает двигаться плавно, но сильно, выбивая из груди те самые хриплые невозможные стоны. Звуки шлепков голых тел друг об друга наполняют все пространство, и в комнате пахнет горячей безудержной страстью, что подобна буйному огню. Хосок одной рукой удерживает Тэ за талию, а второй обвивает, словно змея, длинную шею, сдавливая немного совсем, но не так, чтобы дышать невозможно было. Тэхен цепляется пальцами за предплечья парня, сам насаживается, и жар по всему телу разливается, по сосудам течет, кровь разжигая. Омега стонет сипло, открытыми губами воздух хватает и не понимает, как он еще держится, как умудряется поддерживать ритм, который с каждой секундой быстрее и безумнее становится. Хосок трахается бесподобно, шикарно и крышесносно. Оргазмы с ним самые яркие и великолепные, никогда раньше ни с кем так не было, а до него ему еще расти и расти, но зачем, когда тебя дерут так, что с постели после встать не можешь? Тэхена трясет не на шутку, и Хосок — он такой внимательный, чуткий и потрясающий — ослабляет хватку на шее и замедляет темп. — Ты в порядке? — низким голосом спрашивает альфа, целуя местечко за ушком, слыша сбивчивое тяжелое дыхание, чувствуя дрожание его тела. — Да-да, просто мне так хорошо, — выстанывает Тэхен, кивая суматошно головой, чем вызывает довольную ухмылку у Хосока. Альфа вновь усиливает хватку на горле, вновь начинает уверенно и резко входить в омегу. Он опускает Тэхена на четвереньки, сам наваливается сверху, удерживая себя одной рукой, а второй обхватывает налитый кровью член и быстро по нему водит. Омега кончает с протяжным мучительным стоном, утыкаясь лицом в простыни, подрагивая от каждого толчка Хосока в нем. Альфа перемещает руки на бедра брюнета, сжимает их и вбивается в ослабленное дрожащее тело, подающееся назад. Хосок выходит из Тэхена и кончает на его спину с гортанным рыком, грузно выдыхая прямо на ухо омеги. Они оба тяжело дышат, переводя дыхание в течение некоторого времени. Альфа ложится на бок, подпирая голову рукой, и водит пальцем по плечу Тэ, легшего на живот. Омега глаз не сводит с Хосока такого, черт бы его побрал, красивого, что на него невозможно не смотреть. — Дай мне отдышаться, и покоя я тебе не дам, — говорит с вызовом в голосе Тэхен, а на щеках легкий румянец пылает. — А выдержки хватит, малыш? — подтрунивает Хосок, начиная смеяться оттого, как омега надувает губы, забавно хмуря брови. А у Тэхена от произнесенного «малыш» внутри экстаз разливается, волнами о берега разбивается. Омега показывает язык и, поднявшись на руках, заползает на альфу, седлая бедра и кладя ладони на его грудь, перенося на них вес тела. Тэхену с Хосоком комфортно, как может быть с человеком, который не пытается тебя изменить и исправить — просто любит. Ким смотрит прямо в глаза, видя в них так много чувств, не требующих никаких слов. Омега наклоняется, замирая в миллиметрах от лица альфы, разделяя один воздух на двоих. Слова, что хочется сказать, на кончике языка вертятся, но произнести их значит стену, строившуюся не один год, пробить одним ударом. — Я люблю тебя, — вот так легко говорит Хосок, гладя щеку омеги большим пальцем. Тэхен дыхание задерживает, глаза прикрывая, а в груди цветы расцветают и бабочки в животе свой танец играют. Альфа целует его неспешно, проводит по кромке зубов, языком скользит по верхнему небу, цепляет его язык, переплетая, а Тэхен — что Тэхен? Он может только самозабвенно отвечать, отчаянно выдыхая, ведь тоже, черт возьми, так сильно его любит. Омега, немного отстранившись, тихо произносит: «Я тоже», — ощущая, как все тело Хосока в одну струнку вытягивается. Тэхен знает, что сейчас в глазах парня увидит изумление, поэтому взгляда не поднимает, только чувствует, как впились пальцы альфы в его бедра. Чон вновь припадает к его губам, целуя так глубоко, будто пытается испить до дна его душу. Альфа приподнимается, не разрывая поцелуя, держа Тэхена, и опирается спиной на стену, радостно улыбаясь. — А я думал, что никогда уже не дождусь таких слов от тебя, — конечно, Хосок выбрал тактику поиздеваться. — Заткнись, — бурчит Тэхен, ударяя альфу по груди. — Мы тут делом заняты, а ты со своими сентиментальностями пристал, — фыркает брюнет, дергая головой в сторону, показывая все свое наигранное недовольство. — Раз так, то обещаю, что ты завтра не встанешь. А у нас завтра тренировка, которую если ты пропустишь, то получишь пиздюлей от Юнги-я, — хихикает Чон и, резко уложив омегу на спину, оказывается сверху. — Знаешь, мне очень нравится твой затраханный вид, — с хрипотцой произносит Хосок, быстро и сильно входя в Тэхена, вскрикнувшего и прогнувшегося моментально в спине. — А еще особое удовольствие смотреть, как ты кончаешь от моего члена внутри тебя, — эти кинковские слова точно Кима с ума сведут, и он цепляется за плечи альфы, который медленно выходит из него и так же медленно входит. Ночь будет долгой — омега уверен в этом и совсем не уверен в том, что сможет завтра танцевать.

***

— У меня нет идей, — говорит спокойно Хосок, пожимая плечами, и откидывает голову на стену, упираясь в нее затылком. — У тебя нет идей? — с агрессивно-пассивными нотками спрашивает Тэхен, прищуривая глаза. — Да, — выдыхает альфа, прикрывая веки. — То есть у нас нет номера для Калифорнии? — продолжает гнуть свое Тэ и, обречено взмахнув руками, усаживается на пол по-турецки. Омега подпирает кулаком щеку, дуя забавно-мило щеки, преображаясь в недовольного ребенка, не получившего пирожка за хорошее поведение. — А нас ты всех в расчет не берешь? — обиженно спрашивает Намджун, скрещивая на груди руки. — У тебя есть идеи? — бросает небрежно Тэхен, исподлобья смотря на Кима. — Нет, — Намджун фыркает и потирает переносицу двумя пальцами, понимая, что обложался по самое не хочу. Тэхен ему не отвечает, только снисходительно выдыхает, тем самым выказывая безнадежность альфы. Он сегодня слишком резок и остр на язык, раздражается буквально на все, даже на чужое громкое дыхание, что рядом раздается. Тэхен всегда ведет себя дерзко, сначала скажет, потом подумает, но концентрация желчи в нем сегодня все допустимые значения превосходит. То ли он не выспался, то ли ретроградный Меркурий находится не в той фазе, но из Тэхена сегодня исходят лучи пассивной агрессии, которую ощущает каждый присутствующий в зале. Потому что он успел на всех взбучиться. — Знаешь, я думал, что у меня Чимин — язвительная токсичная стерва, но сегодня я понял, что все почетные лавры этого звания достаются тебе, — Чонгук подливает масла в огонь, зажигая и без того заведенного Тэхена, который бросает такой убийственно-пронзительный взгляд на альфу, что, будь у него лазеры в глазах, Гук уже б пал замертво. Тэхен громко и недовольно цокает, демонстративно отворачивается ото всех, словно обиженный на весь мир и всех живых существ, и больше никого не хочет слушать. Нет, его настроение такое не потому, что Чон Хосок плохо его трахает и не уделяет внимание, нет. Просто Тэхен чертовски озабочен чемпионатом, в котором хочет выиграть и утереть всем носы. Иногда ему кажется, будто только его это волнует, а для остальных это всего лишь развлечение и возможность классно провести время. Но Тэхен не имеет права додумывать за других, за их мысли и чувства, как и не может залезть в их головы, чтобы узнать, что там творится. Тэхен может отвечать только за самого себя, но люди склонны фантазировать, придумывать, забывая, что это всего лишь их мысли и мечтания, а не реальность, окружающая их. Ребята такие расслабленные, веселые и непринужденные, а он насупившийся ежик, к которому подойти страшно: иголку сразу меж глаз воткнет. Хосок нотки его состояния улавливает, медленно поднимается с пола и подходит к омеге, присаживается на корточки и мягко прикасается губами к виску парня. Хосок чувствует его напряжение, аккуратно кладет ладони на плечи Тэхена, плавно-плавно разминает их и, приблизившись к уху, шепчет нежности. Альфа знает о состояниях, переживаемых омегой, понимает и разделяет их, ведь испытывает то же самое. Хосок не меньше переживает, волнуется, знает, как нелегко может быть путь к цели, но сдаваться — заведомо проиграть, и альфа не собирается руки опускать. Он бережно обнимает омегу со спины совсем легко, почти невесомо прикасается к нему, чтобы оставить ему свободное пространство, дабы дать ему самому решить, приблизиться или нет. Тэхен выбирает второе. Уже нет смысла отрицать тот факт, что чувства к альфе разрастаются все больше, словно корни могучих деревьев, уходят вглубь, создавая сложную систему под землей. Так и с чувствами омеги. Ким опирается на Хосока и грузно выдыхает, понимая, что у самого нет никаких идей для их выступления. Такое случается. Это нормально. Тэхен в объятиях альфы расслабляется и пытается отпустить ситуацию, не цепляться за нее, ведь на эту минуту он ничего изменить не может. — А как вы смотрите на то, чтобы добавить в новый танец немного классического балета? — произносит Хосок и переводит взгляд на Чимина, глаза которого удивленно выпучены в его сторону. Старший Чон губы в легкой полуулыбке изгибает, взглядом показывая, что проблемы в этом не видит. — Компоновать разные стили круто, к тому же, когда это делает профессионал, выглядит подобное на шоу бомбезно и очень необычно. Мне кажется, что можно сделать что-то очень охуительное и яркое. — Пфф, а ты говорил: «Нет идей, нет идей», — издевается Чонгук над братом, поднимаясь с пола, и, поставив руки на пояс, принимается наклоняться в правую и левую сторону, разминая мышцы. Хосок только театрально закатывает глаза, ничего не отвечая младшему, потому что вестись на провокации засранца точно не стоит. Он чувствует, как его ладонь сжимает нежная рука Тэхена, и не может сдержать широкой довольной улыбки. Между ними магия какая-то происходит всякий раз. Хосок мягко целует место за ушком омеги, который хочет начать ворчать, но альфа, улавливая эти нотки в нем, быстро выпускает из объятий и вскакивает на ноги. — Тогда я думаю, нам не стоит терять время, город ангелов ждет нас, — подмигивает омеге Хосок и тоже принимается разминать затекшие мышцы. Альфа в зеркале видит, как фырчит под нос Тэхен, но тоже неспешно встает и потягивается. — Вообще-то не только Чимин танцует классические танцы, — с нотками обиды и негодования говорит Тэ. — Я ни в коем случае не приуменьшаю твой талант! Как ты мог такое подумать? — возмущается Хосок. — Прекратите, я не могу это слушать, — бубнит Юнги и подходит к кулеру, берет одноразовый стаканчик и наливает себе воды. — Юнги-я, а как ты относишься к тому, что твой братик выйдет замуж за Хосока? — вбрасывает Лалиса, завязывая высокий хвост, дабы волосы не мешали во время тренировки. — Я не хочу об этом думать! — восклицает Мин, вызывая смех у других. — Но это неизбежно, — ахает Лиса, разводя руками. — Я вас иногда всех ненавижу, — выдыхает Юнги, прищуренно оглядывая всех. — Иногда? — изгибает бровь Намджун и начинает бесстыдно ржать. — Вот именно поэтому!.. — омега хмыкает, качая головой. Чимин искренне смеется, доставая телефон из рюкзака, и, увидев пропущенные звонки от отца, извиняется перед ребятами и выходит из зала, перезванивая. Сердце как-то быстрее бьется, ладони становятся такими холодными, что неприятно ими к лицу прикасаться. Отец берет трубку через несколько гудков, кажется, сердце Чимина останавливается. Блондин забегает обратно под недоуменные взгляды ребят, хватает сумку и собирается бежать на выход, как его резко останавливает чья-то хватка на плече. Чимин самую малость дезориентирован, у него дрожат руки, он не понимает, что сейчас происходит. — Малыш, эй, ты чего? — обращается к омеге Чонгук, замечая его потерянные и испуганные глаза. — Что случилось? — Папу отвезли в больницу.