satin birds

— Не желаете ли ещё один бокал, сэр? — вежливо спрашивает официант. «Конечно, — отрешённо думает Юэ-Лун. — Конечно, почему бы и нет?» У него складывается чувство, что он наблюдает за тем, как комната наполняется бессмысленной болтовней, сквозь плотную пелену тумана. Он оглядывается по сторонам: гламурные платья, стильные, но скучные костюмы, дорогие часы, блестящие очки… Юэ-Лун едва подавляет желание вздохнуть, принимая шампанское и даже не глядя при этом на официанта. Вдруг он чувствует на себе чей-то взгляд и слегка поворачивает голову налево, невольно натыкаясь на алчные глаза Тони Бономо. Мужчина облизывает губы и приподнимает очки в его сторону с гнусной усмешкой на лице, но так как глаза самого Юэ-Луна настолько холодные, что могли бы заморозить ад, он быстро начинает ёрзать. Спустя мгновение жена Бономо тоже оборачивается и незаметно щипает своего мужа, заставляя его переключить своё внимание на неё. Она бросает на Юэ-Луна полный ненависти взгляд, как будто это он является причиной того, что её супруг столь отвратителен. «Я ненавижу всех вас, — сладко думает Юэ-Лун. — Я бы не почувствовал и толику боли, если бы все вы бесследно исчезли». Он приподнимает свой бокал, но прежде, чем он успевает отпить из него, большая ладонь мягко и вместе с тем решительно перехватывает его запястье. — Думаю, на сегодня хватит. О, этот голос. Шин выглядит хорошо в своём тёмно-синем костюме, хорошо и внушительно. Его волосы зачёсаны назад, и он решительно смотрит вниз, на Юэ-Луна. Не в первый раз Юэ-Лун проклинает своё предательское сердцебиение за столь резкую смену темпа при одном только виде Шина. Как будто Шин на самом деле не бросил его ни с того ни с сего. Как будто Шину действительно не плевать. — Вот ты где, — напевает Юэ-Лун притворно-сладким голосом. — Я уж боялся, что моя нянечка не придёт сегодня, чтобы отчитать меня. Шин и бровью не ведёт. — Мне запрещено беспокоиться о тебе? Волна мурашек тотчас пробегает по спине Юэ-Луна. «Ложь, — он чувствует лёгкое покалывание в глазах. — Сладкая, но ядовитая ложь». — С каких пор ты спрашиваешь у меня разрешения? — резко спрашивает Юэ-Лун. — Я потерял какое-либо влияние на тебя ещё тогда, когда ты решил избавиться от меня, попросив себе другую работу, помнишь? Шин выглядит так, будто ему дали пощёчину. Он открывает свой рот. — Юэбин, я… — Не надо. — шипит Юэ-Лун, крепко сжимая пальцами свой бокал, пока смутная боль заполняет его сердце. — Не называй меня так. Не после всего произошедшего. Шин молчит несколько долгих, мучительных секунд. — Простите меня, мистер Ли, — наконец-то говорит он, и Юэ-Лун ненавидит его безучастный тон каждой клеточкой своего тела. — Я отнял ваше время. Надеюсь, вы насладитесь оставшейся частью вечера. Он уходит, даже не одарив Юэ-Луна ещё одним взглядом, просто оставляя его одного возле стола с закусками. Тот стоит там некоторое время, после чего дрожащими руками ставит бокал на стол и быстро направляется на балкон в жажде свежего воздуха. Воспоминания вновь заполняют разум Юэ-Луна против его воли. Его первая встреча с Шином. То, с каким холодом и жестокостью он к нему относился, и вместе с тем то, как Шин видел его насквозь. То, как со временем его отношение к Шину значительно смягчилось, то, как ему на самом деле нравилось проводить время с Шином, то, как у него появились чувства к Шину, то, как Шин оставил его прежде, чем Юэ-Лун успел понять, что это были за чувства. Юэ-Лун помнит один особенный день, когда он пытался показать Шину, как нарисовать цветок. Внушительных размеров ладонь Шина лежала поверх ладони Юэ-Луна, и он что-то бормотал о том, как это сложно. Юэ-Лун тихо посмеивался на это, пока его длинные волосы щекотали Шину подбородок. По сей день это остаётся одним из лучших его воспоминаний. «Дурак, — с горечью думает Юэ-Лун. — Всё могло бы сложиться совсем иначе. Ты дурак». Его глаза снова покалывают непрошеные слёзы, но Юэ-Лун не собирается плакать. Не здесь. Не сейчас. Тихий вздох вырывает его из размышлений, и он натыкается взглядом на знакомый силуэт на балконе. Каким-то образом фигура Эйджи кажется ещё миниатюрнее, чем обычно, пока он стоит там и безучастно наблюдает за действием внизу, скрестив на груди руки, как будто это может защитить его от вечерней прохлады. Юэ-Лун уже направляется в его сторону прежде, чем осознаёт это. — Голубок. Эйджи слегка подпрыгивает, и Юэ-Лун поражённо наблюдает за тем, как его лицо освещается небольшой, но настоящей улыбкой, в отличие от всех тех, что он созерцал весь этот вечер. Не в первый, не во второй и не в третий раз Юэ-Лун задумывается, почему он позволяет Эйджи видеть настоящего себя, и почему тот продолжает относиться к нему, как к дорогому другу, хоть и знает, что его муж ненавидит его. Какой бы не была на то причина, Юэ-Лун не хочет погубить свою дружбу с Эйджи. По крайней мере, он может спокойно признать это у себя в голове. — Юэ, добрый вечер, — говорит Эйджи, вежливый и правильный, как всегда. — Я не знал, что ты будешь здесь. — Будь моя воля, меня бы здесь не было, — в скучающей манере отвечает Юэ-Лун. — Но ты уже знаешь, что мне приходится посещать подобные мероприятия из-за моего бесполезного брата. Эйджи слегка вздрагивает, и Юэ-Лун глубоко вдыхает перед тем, как продолжить. — Так или иначе, что ты здесь делаешь? Улыбка Эйджи тускнеет. — Изображаю послушного муженька, конечно же. — Я имею в виду здесь, — уточняет Юэ-Лун. — На балконе. Без Эша. Какое-то мгновение его друг молчит. — Мне просто нужна была небольшая передышка. Что-то в его тоне настораживает Юэ-Луна, из-за чего он поворачивается, чтобы лучше рассмотреть лицо Эйджи, и замечает, насколько тот бледнее обычного. — Я в порядке, — шепчет Эйджи, заметив обеспокоенность Юэ-Луна и чуть съёжившись под его настойчивым взглядом. — Я просто… Я так устал, Юэ. Ох. — Это… это уже третье подобное мероприятие на этой неделе, — дрожащим голосом продолжает Эйджи. — И, наверное, это… слишком? Нормально ли чувствовать себя таким измотанным уже сейчас? — тёмно-карие глаза тревожно округляются. — Что мне делать? Юэ, что я делаю? — Ты должен смириться, голубок, — тихо отвечает он. Сердце Юэ-Луна болит совсем по-иному, когда он смотрит на Эйджи. Ему нравится думать, что теперь он знает Эйджи лучше; с тех самых пор, как между ними расцвела эта странная дружба, он понял, какой этот человек покорный. Надо отдать ему должное, ведь он играет роль мужа-трофея достаточно хорошо для семьи Калленризов, но Юэ-Лун в то же время понимает, что Эйджи не сможет продолжать эту игру слишком долго. Он знал это с первого дня, когда навестил его в особняке и взглянул на его холодную, но открытую личность. Ему всё ещё больно видеть его в таком состоянии. Ощущается слишком знакомо. Голос Эйджи звучит жалко. — Да, но как надолго? В ту же минуту слышатся лёгкие шаги, и каждая капля нежности и тепла в теле Юэ-Луна испаряется, оставляя своё место холодному гневу. Эш едва бросает на него взгляд, прежде чем обратить всё своё внимание на Эйджи. — Вот ты где. — Прости, — немедленно выпаливает Эйджи, и Юэ-Лун настороженно наблюдает за тем, как Эш морщится. — Мне просто нужно было немного свежего воздуха… Надеюсь, я не поставил тебя в сложное положение? — Конечно, нет, — понуро отвечает Эш. Он слегка хмурится. — Но, эм… мистер Ватсон спрашивал о тебе… Юэ-Лун закатывает глаза. Естественно, этот надоедливый старик желает замучить Эйджи своими длинными рассказами. Эйджи тихо вздыхает. — Хорошо, — он оборачивается к Юэ-Луну. — Ты пойдёшь с нами? Эш напрягается слишком резко, и только из-за этого Юэ-Лун следует за ними внутрь, впившись в ответ в жестокие зелёные глаза. «Ты хотел этого, Аслан», горько думает он, присаживаясь за окружённый людьми стол и решительно игнорируя взгляд Шина на себе. Беседа ужасно скучна, как Юэ-Лун и ожидал, поэтому ему приходится подавлять желание зевнуть каждые пять секунд. Эйджи слушает разговоры о бизнесе с вежливой улыбкой на лице, хоть это и самая скучная тема в мире. — Вам, должно быть, очень скучно сейчас, мистер Калленриз, — внезапно говорит кто-то, но в этом голосе нет сочувствия — одна насмешка. — Полагаю, ваш муж не обсуждает с вами подобное, раз уж вы недостаточно компетентны в этой области, не так ли? «Фредерик Артур, — устало думает Юэ-Лун. — Этот человек всегда напоминал мне скользкого, надоедливого жука». Лицо Эша краснеет от злобы, но Эйджи опережает его. Он мягко кладёт свою ладонь на ладонь Эша и переплетает их пальцы. Голос Эйджи сладкий, как сахарная вата. — Я и мой муж беседуем на самые разнообразные темы, мистер Артур. Вам не стоит волноваться об этом. Эш несколько раз моргает, смотря на их руки, пока лицо Артура уродливо морщится. По какой-то причине неприятное чувство тем больше разрастается в животе Юэ-Луна, чем дольше он смотрит на Эша и Эйджи, так что он решает отвернуться от них. «Какая длинная ночь. Боже мой, какая длинная ночь. Пусть она поскорее закончится».

***

По дороге домой Эйджи на протяжении всей поездки ощущает на себе взгляд Эша, но нарочно не смотрит на него в ответ. Он чувствует лёгкое покалывание в глазах — его обычный признак того, что он эмоционально вымотан. Мысль о том, чтобы плакать перед Эшом, пугает его. Эйджи не хочет показаться каким-то капризным ребёнком, так что он просто всю дорогу сидит, прислонившись головой к окну автомобиля. Эйджи продолжает молчать, когда они прибывают в особняк, и Эш по какой-то причине решает не нарушать эту тишину. Прислуга, похоже, чувствует их настроение — никто не задаёт вежливых, но бессмысленных вопросов о том, как прошёл их вечер. Эйджи едва смотрит на их лица, прежде чем подняться наверх. Шаги Эша вовсе не громкие, и всё же Эйджи ощущает его присутствие. Он раздумывает о том, что ему следует сказать, когда внезапно на его щеку ложится тёплая ладонь, что слегка пугает его. Прикосновение его мужа неожиданное, но желанное. Видит Бог, желанное. — Ты какой-то бледный, — бормочет Эш, и эти три его слова несут в себе так много беспокойства и тепла. Эйджи заставляет себя улыбнуться, хоть это и выходит у него довольно плохо. — Я устал, — признаётся он. — Это была очень загруженная неделя. — Но она закончилась, — быстро говорит Эш. — У нас больше нет приглашений куда-то. Мы можем провести вместе обычные ленивые выходные. Эйджи знает, что эти слова должны были приободрить его, но они не заставляют странный ком в его горле исчезнуть. Он кивает, не доверяя своему голосу, и медленно снимает со своего пальца тяжёлое обручальное кольцо, кладя его на прикроватный столик. Когда Эйджи поднимает взгляд, он видит, что Эш наблюдает за его движениями со странным выражением лица. — Если ты не против, — тихо говорит Эйджи, надеясь, что Эш не заметит лёгкой дрожи в его голосе. — Я хочу принять ванну перед сном. Он не знает, показалось ему это или нет, но с лица Эша будто бы мигом улетучилась вся жизнь. Оно становится мертвенно-бледным неожиданно резко. — Ты… ванну… — Мне нельзя? — обеспокоенно спрашивает Эйджи. — Потому что ничего страшного, если… — Нет, дело не в этом, — Эш глубоко вдыхает, после чего мотает головой, как будто пытаясь очистить свои мысли. — Конечно. Я могу подождать тебя здесь? — Я всё равно хотел попросить тебя спать со мной сегодня, — говорит Эйджи, не подумав, и его лицо вспыхивает, когда он осознаёт, что он только что сказал. Он разворачивается и уходит, не осмелившись посмотреть на Эша ещё раз, и протяжно вздыхает, как только за ним закрывается дверь ванной. Теперь, когда Эйджи один, истощение снова пробирается прямо под его кожу. Огромная ванна медленно заполняется водой, пока он неспешными движениями снимает с себя одежду. Секунду Эйджи колеблется, после чего все-таки открывает один из шкафчиков и наливает в воду лиловую эссенцию. В момент, когда он погружается в ванну, из его глаз начинают струиться слёзы. Он тонет, он тонет, он тонет. Эйджи всегда полагал, что пройдёт пару лет, прежде чем он дойдёт до того состояния, когда больше не сможет терпеть ничего из этого… из этого блестящего, гнетущего, фальшивого мира. Он не думал, что обнаружит себя тихо плачущим в ванной всего спустя месяц после свадьбы — и это всего лишь из-за напряжённой недели. «Может, мне только предстоит привыкнуть к этому», — раздумывает он, но эти мысли лишь заставляет его плакать ещё отчаяннее. Возможно, в миллионный раз Эйджи осознаёт, насколько он одинок. Сейчас его настоящая семья находится на другом конце планеты. Эш добрый человек, добрее, чем Эйджи мог когда-либо мечтать, но он женился на нём не из любви — сухой факт, от которого Эйджи становится лишь ещё более холодно и одиноко. Он вздыхает, погружаясь глубже в воду. «Раньше жизнь была намного проще», — тоскливо думает Эйджи, и на его лице появляется небольшая улыбка. Его воспоминания о временах, проведенных в Изумо до их с Мисой временного переезда в Токио, всегда пробуждали тепло и неотделимую от него боль в его душе. Эйджи закрывает глаза и мысленно возвращается к их очередному солнечному утру на пляже, когда отец читал Мисе сказку, сидя с ней под зонтом, пока они с матерью лениво плавали в море. Ясное воспоминание о поддразнивающей улыбке Мияко всё ещё живо под его закрытыми веками. «Готова поспорить, ты не сможешь продержаться под водой дольше, чем я, кролик». «Я покажу тебе, мама!» Эйджи медленно погружается в воду с головой, задержав дыхание. Раз, два, три… Море было удивительно чистым, и он мог разглядеть водоросли и взволнованных рыбок под водой. Его мама корчила смешные рожицы, чтобы рассмешить его. Шестьдесят, шестьдесят один, шестьдесят два… Когда он наконец-то сдался, Мияко поспешила обнять его, пока он смеялся между рваными вдохами, ласково потирая его спину. Сто восемнадцать, сто девятнадцать, сто двадцать… Если он очень постарается, он всё ещё может почувствовать её мягкий поцелуй у себя на лбу и… Вдруг чьи-то руки резко вырывают его из воды. Это происходит так внезапно, что он теряет контроль над своим дыханием, и вода немедленно заполняет его лёгкие, заставляя его судорожно хватать ртом воздух. Руки Эша и близко не такие ласковые, как руки его матери, пока он лихорадочно похлопывает Эйджи по спине, помогая ему выплюнуть воду, которой он наглотался. — Дыши, — рычит Эш, словно сумасшедший, обхватывая его лицо своими ладонями. «Его глаза почти чёрные», отстранённо думает Эйджи. — Скажи мне честно, ты принимал какие-нибудь таблетки? Скажи мне. — Нет, — с трудом хрипит Эйджи, и его тело содрогается от кашля, пока он выплёвывает оставшуюся воду. Он не знает, сколько времени проходит прежде, чем его тело обмякает от усталости. Тогда он осторожно поднимает голову, чтобы взглянуть на Эша, и замирает. Эш плачет. Не тихо, не украдкой. Всё его тело содрогается от всхлипов. Эйджи не может вспомнить, когда в последний раз он чувствовал себя столь беспомощным — а это говорит о многом, учитывая происходящее в его жизни. — Почему ты… — Эш задыхается, пока из его глаз льётся всё больше и больше слёз. Он снова заключает лицо Эйджи в свои ладони. — Я знаю, что ты несчастен, но, пожалуйста, Эйджи, не делай этого. Я пока не знаю, как, но я найду способ освободить тебя если ты этого хочешь, и к чёрту последствия. Просто, пожалуйста, не делай этого. Оцепенение Эйджи настолько сильное, что ему кажется, что он превратился в камень. Он едва замечает, как Эш вытаскивает его из ванны, укутывает в слишком большой для него банный халат, относит его в кровать, крепко обнимает и просто плачет. Проходит вечность, прежде чем Эйджи снова обретает свой голос. — Я не пытался покончить с собой. Эш не отвечает, просто обнимает его крепче. Внезапная злость закипает в крови Эйджи, и он отталкивает от себя Эша, заставляя того посмотреть ему в глаза. — Я не делал этого. Я бы не совершил самоубийство, когда моя сестра нуждается во мне. Эш долго и упорно всматривается в его глаза. Когда он наконец-то осознаёт, что Эйджи говорит правду, он обмякает, словно безжизненная кукла, и прячет своё лицо у его живота, всё ещё плача. — Извини, что напугал тебя, — дрожащим голосом шепчет Эйджи, проводя рукой по золотистым волосам Эша. Они лежат так довольно долго, так долго, что волосы Эйджи практически высыхают к тому моменту, когда Эш поднимает голову. Он не смотрит на Эйджи, пока говорит — его нефритовые глаза безучастно уставлены в потолок. — Моя мама покончила с собой в ванной. Глаза Эйджи округляются от ужаса. — Вот почему я никогда не пользуюсь ванной в восточном крыле, если тебе интересно, — голос Эша до жути равнодушный. — Это случилось через месяц после смерти Гриффина. Она сказала нам, что собирается принять ванну и не хочет, чтобы её отвлекали. Сердце Эйджи колотится так сильно, что тот факт, что он слышит голос Эша — это настоящее чудо. — Мой отец говорил всем, что она случайно приняла не те таблетки, но в глубине души каждый понял, что произошло на самом деле. Её кровь капала на пол, когда я и мой отец обнаружили её. Звук вырывается изо рта Эйджи прежде, чем он успевает остановить его. Эш резко поворачивается и прижимает его к своей груди. — И когда ты сказал, что хочешь принять ванну, — говорит Эш между всхлипами, — я… клянусь, я хотел дать тебе побыть в одиночестве, но я не мог ждать больше, и когда я увидел тебя тогда… — Прости меня, — болезненно хнычет Эйджи, зарываясь глубже в объятия Эша. — Честно, я не… — Твоя сестра — не единственная, кто нуждается в тебе, Эйджи. Я не знаю, смогу ли я жить дальше, если потеряю тебя вот так. Голова Эйджи заполняется воспоминаниями о его первой неделе в особняке, о том дне, когда он был на балконе, и если бы Шин не увидел его… Он отчаянно трясёт головой и отстраняется, чтобы вытереть слёзы Эша. — Я не поступлю так с тобой, — шепчет он. — Клянусь, Эш. Я не сделаю этого. Облегчение расцветает на прекрасном лице Эша, и он хватает Эйджи за руку, следом целуя кончики его пальцев. Он колеблется насчёт чего-то — Эйджи не уверен, чего, — но затем решительно кладёт его ладонь себе на грудь. — Я люблю тебя. Сердце Эйджи замирает. — Хотел бы я набраться смелости и сказать тебе это раньше, — зелёные глаза Эша словно смотрят прямо в его душу. — Я не знаю, как эти слова повлияют на тебя в нашей мерзкой ситуации, но я люблю тебя, Эйджи. Я никогда не был уверен в чём-то так сильно. Я люблю всё в тебе, от твоей сияющей улыбки и мягких чёрных волос до твоих огромных, прекрасных глаз и мягкой натуры. Эйджи не замечает, когда он начинает плакать. — Правда? — Да. Всем своим сердцем. Эйджи хочет сказать ему столько всего. О том, что Эш — луч света в его жизни, том, что он каждый день с нетерпением ждёт момента, когда увидит его, том, что в его объятиях он чувствует себя так безопасно, как нигде в этом мире. О том, как безумно он любит Эша в ответ. Он хочет сказать ему столько всего, но из его рта не доносится ни единого слова, хотя Эш и не выглядит так, как будто он ждёт от него устного ответа. Когда Эйджи бросается к нему, Эш просто обнимает, и обнимает, и обнимает его. Их поцелуи на вкус как слёзы, сирень и мёд. Это самое лучшее чувство на свете.