satin birds

Ветер воет, ударяясь об огромное окно офиса, и Эш в который раз за день хочет оказаться дома. С Эйджи. Он отрывает взгляд от документов, над которыми сейчас работает, и трёт свои глаза. Технически, дел осталось ещё немного, но непогода снаружи каким-то образом заставляет его чувствовать себя неуравновешенно, беспокойно, и он знает, что сможет вернуться в норму только тогда, когда Эйджи поприветствует его дома со своей обычной тёплой улыбкой на лице. Эш лениво размышляет о том, имеет ли он право думать о таком, мысленно возвращаясь к давнему разговору с Эйджи. Выдался свободный вечер, так что после ужина они вдвоём сидели в спальне. Эйджи переводил книгу, и Эш предложил ему помочь. Пока он медленно читал предложения на одной стороне дивана, Эйджи удивительно быстро печатал перевод на своём ноутбуке, удобно умостив свои ноги на коленях у своего супруга. Вдруг Эйджи остановился. — Эш… — Что такое? Мне прочитать ещё раз? — Нет, не нужно… — он прочистил горло. — Эш, думаешь, мы… Эш увидел сомнение в оленьих глазах и мягко сжал его щиколотку. — Да? — Думаешь, мы подыгрываем твоему отцу и моей тёте, ведя себя… вот так? — наконец-то спросил Эйджи голосом потерянного ребёнка. — Пожалуйста, не пойми меня неправильно, мне нравится наша близость, но иногда у меня появляется такое чувство, что… Его голос постепенно срывается. Эшу необходим глубокий вдох, чтобы ответить. — Ты счастлив? Часть смятения исчезает с лица Эйджи, и он слегка усмехается. — Ты уже знаешь ответ. — Хорошо, — решительно говорит Эш. — Я тоже счастлив, когда я с тобой. И пока мы оба счастливы, мне абсолютно плевать на моего отца и твою тётю. Он не был уверен, что сказал правильную вещь, но голос Эйджи был мягок, когда он попросил его прочитать следующее предложение секундой позже. Эш вздыхает, поднимаясь, чтобы размять своё тело, и решает пройтись по своему офису. Он был довольно уверенным, когда успокаивал Эйджи, но сейчас эта решимость покинула его. Аура Эйджи — тёплая и светлая, как утреннее солнце, его улыбка всегда нежнее, чем лепестки роз, его гибкое тело источает запах лаванды и мёда с малейшим его движением, и Эш не знает, насколько близкими им позволено быть, не знает, где начинается эта грань и где она заканчивается. Он знает только то, что он скорее застрелится, чем обидит Эйджи. Лицо блондина заливается румянцем, когда он вспоминает, что они время от времени спят в одной кровати, как, например, вчера. С тех пор, как Эйджи успокоил его после того кошмара (из-за чего Эшу всё ещё стыдно), по вечерам он иногда останавливается у комнаты Эша и смущённо спрашивает его, могут ли они поговорить, пока ему не захочется спать. Эш никогда не отказывается. Они шёпотом переговариваются под шёлковыми одеялами и со временем засыпают. Эйджи никогда не уходит к себе. По утрам какая-либо неловкость между ними мгновенно исчезает, когда они мягко, сонно улыбаются друг другу. Эш замечает, что он начинает свой день в куда лучшем настроении каждый раз, когда Эйджи просыпается рядом с ним. Он чувствует почти смехотворное смущение из-за всего этого. Он знает, что при обычных обстоятельствах разделить постель со своим «парнем» было бы важным шагом в отношениях. Но он понятия не имеет, что значит «время от времени разделять постель со своим подставным мужем». Из этих размышлений его вырывают распахнутая без стука дверь и практически сразу же влетевший в кабинет Бланка. Эш невесёлыми глазами наблюдает за тем, как он наливает себе стакан виски. — Ты мог хотя бы постучать, — наконец-то говорит он. — Простите меня, ваше превосходство, — саркастически отвечает Бланка, бросая ему на стол файл. Эш некоторое время пялится на него, но всё же открывает. Его брови сразу же сходятся на переносице. — Опять? Почему я должен впахивать, как мальчик на побегушках, каждый раз, когда ему что-то нужно? У нас есть множество других сотрудников. Усталость целой недели обрушивается на лицо Бланки. — Я не знаю, Эш. Может, потому, что ты его единственный наследник? Эш насмешливо фыркает и тоже наливает алкоголь себе в стакан, следом садясь напротив Бланки. — Я ненавижу делать всё, что он захочет, — его голос будто пропитан ядом. — Я ненавижу его. Бланка не утруждает себя ответом. Этот разговор происходил слишком много раз. — Он мог хотя бы сообщить раньше, — со злостью продолжает Эш. — Теперь мне придётся сказать Эйджи… Он закрывает рот, спохватившись, но Бланка уже смотрит на него с невесёлой ухмылкой на лице. — Не волнуйся, Эш, — его тон насмешлив, но в нём слышна скрытая горечь. — Я уверен, что недельная разлука с твоим маленьким мужем не убьёт никого из вас. Эш замирает. Проходит долгое время, прежде чем он узнаёт причину, по которой Бланка всегда такой покорный, когда речь заходит о приказах Джима. Причина этому — Наташа. Как оказалось, Наташа — дочь разорившегося бизнесмена и бывшая невеста очень опасного мафиози. «Меня наняли в качестве её телохранителя, — рассказал ему Бланка однажды ночью, пьяный до полусмерти, но со странным блеском в глазах. — Вид того, какой несчастной она была, медленно убивал меня день за днём. В конце концов мы… сбежали вместе и поженились». Спустя годы жизни в бегах, постоянном страхе и бедности они наконец-то встретили Джима Калленриза. В обмен на услуги Бланки он дал им новые личности, а также предоставил Наташе комфортное и безопасное убежище, и с того дня Бланка никогда не оглядывался назад. «Звучит так, будто ты заключил сделку с дьяволом, — безжалостно прошипел Эш той ночью. — С дьяволом, который едва позволяет тебе видеться с Наташей. С дьяволом, который принуждает тебя делать всю грязную работу». «Этот дьявол возвёл прочную крышу над головой моей жены, — беззаботно ответил Бланка. — Мне всё равно, даже если весь остальной мир будет в огне». Эш медленно отпивает глоток виски, откидывается на спинку кресла и скрещивает ноги. — Тебе не нравится Эйджи, — спокойно говорит он. Бланка шаловливо ухмыляется ему. — Неважно, что я думаю о нём. Я всего лишь прислуга, в конце концов. Эш продолжает прожигать его взглядом. Спустя некоторое время Бланка наконец-то вздыхает, медленно вертя в руках стакан. — Дело не в том, нравится он мне или нет. Я просто считаю, что он не вписывается в твой мир. — Хорошо, — в голосе Эша слышна неконтролируемая грубость. — Я и не хочу, чтобы он вписывался в мой мир. Фактически, я хочу оградить Эйджи от него настолько, насколько можно. Тёмно-серые глаза Бланки фокусируются на нём. Эш не может прочесть в них какие-либо эмоции. — Никогда бы не подумал, что увижу тебя в роли обеспокоенного муженька… Эш ощетинивается. — Я не играю никакую роль. Так трудно поверить в то, что я просто хочу защитить его счастье? — Ты же осознаёшь, что это не обычный брак, так? Его слова ранят сильнее, чем Эш того ожидал. Он моргает, как полный идиот, пока трудноуловимое, неприятное чувство охватывает всё его тело. Бланка терпеливо ждёт. — Кто бы говорил, — спустя минуту отвечает Эш; его тон одновременно насмешливый и раздражённый. — Ты иногда избиваешь людей до смерти, и это часть твоей работы. Что Наташа думает об этом? Бланка реагирует мгновенно. — Моя жена знала, во что она ввязывается, когда женилась на мне. Она любила меня все эти годы, и всё ещё любит. Ты можешь сказать то же о себе и Эйджи? Эш начинает злиться. — Почему мы вообще говорим об этом? Естественно, я знаю, что наш брак нельзя назвать обычным. Конечно, я знаю, что мы с Эйджи не влюблённые. К чему этот бессмысленный разговор? Бланка глубоко вздыхает и наклоняется вперёд. — Эш… Последние пару недель ты весь сквозишь желанием вернуться домой. Ты улыбаешься каждый раз, когда упоминаешь Эйджи. Ты даже подарил ему совершенно новую балетную студию, бывшему балетному танцору. — Вау, такие скандальные действия! — ярость начинает вскипать в крови Эша. — Попытки поладить с человеком, с которым мне пришлось пожениться. — Да. Тебе пришлось. У тебя не было выбора, ровно как и у него, — удивительно осторожно говорит Бланка. — Обстоятельства, которые свели вас, были полностью неизбежны. А теперь скажи мне: ты ведь правда не думаешь, что из этого может выйти что-то настоящее, так? Внезапно воздух в комнате становится удушающим, и Эш с трудом сглатывает. Он хочет встать и уйти, уйти и никогда не вернуться, но прямо сейчас он не может пошевелить и пальцем. — Послушай, я понимаю, — продолжает Бланка, ещё раз вздохнув, — он милый, он добрый, его мягкость практически витает в воздухе вокруг него. Но в подобной ситуации очень просто перепутать доброту с… более глубоким чувством, — его взгляд тяжелеет. — Что бы ты там себе не думал, я говорю это только потому, что я не хочу, чтобы ты совершил ошибку, которая сделает тебя несчастным в долгосрочной перспективе. Вот почему я пытаюсь предостеречь тебя. Эш не знает, как долго они молча прожигают друг друга взглядами. — Благодарю за твой ценный жизненный урок, — наконец-то вполголоса говорит Эш. — А теперь, если позволишь, я бы хотел вернуться к себе. Это был длинный день. — Конечно, — легко отвечает Бланка. — Увидимся завтра в аэропорту. В тот вечер во время ужина Эш изо всех сил старается игнорировать слова Бланки, но они всё равно продолжают врываться в его мысли снова и снова, превращая в пепел вкус ужина у него во рту. Не помогает также то, что по его приезду Эйджи менее разговорчив, чем обычно, и выглядит так, будто вот-вот уснёт. Когда Эш спрашивает об этом, он, к его удивлению, лишь краснеет и молчит, но после недолгих расспросов всё-таки смущённо признаётся, что слегка увлёкся танцевальной практикой сегодня. Когда Эш слышит это, давно знакомое тепло разливается в его груди. Но со временем, когда слова Бланки эхом отдаются в его ушах, оно снова превращается в осколки льда. После ужина Эйджи, как обычно, делает себе чай и устраивается перед телевизором, чтобы посмотреть что-нибудь, хоть его веки и тяжелеют с каждой секундой всё больше и больше. Такими темпами он уснёт минут через пятнадцать. Огромная часть Эша ненавидит то, что ему придётся потревожить его сейчас, но, тем не менее, он прочищает горло, и тёмно-карие глаза Эйджи обращаются к нему. — Мне придётся снова уехать на этих выходных, — говорит он практически виновато. Эйджи моргает и выпрямляется, выглядя при этом так, словно вся его сонливость мгновенно улетучилась. — О. Снова Франция? Холодная дрожь пробегает по позвоночнику Эша. — Нет, не Франция. Просто очередные скучные дела. Бланка тоже будет со мной. — О, — слегка растерянно повторяет Эйджи и слабо улыбается. — Забавное совпадение. Шин тоже взял отгул из-за учёбы… Думаю, эти выходные пройдут довольно тихо. В его голосе нет ни намёка на упрёк, ни намёка на злость, и именно это заставляет Эша чувствовать себя ещё хуже. Он осторожно садится рядом с ним. — С тобой всё будет в порядке? Эйджи тихо смеётся. — Да, Эш, я не ребёнок. Я буду в порядке. И всё же, мысль о том, что Эйджи проведёт эти выходные в одиночестве — за исключением прислуги, которая едва с ним разговаривает, — не даёт покоя Эшу. Он глубоко вздыхает, прежде чем снова заговорить. — Может, тебе стоит пригласить Юэ-Луна. Заметное напряжение заполняет комнату. Губы Эйджи слегка приоткрываются. — Или ты сам можешь посетить особняк Ли, — говорит Эш в ответ на его молчание. — Я имею в виду, что, может, тебе стоит провести выходные с ним. Чтобы тебе не было одиноко. Эти слова оставляют после себя горькое послевкусие в его рту, хоть в них и нет и толики лжи. — Ты… — бормочет Эйджи, — ты правда не против? «Нет, — думает Эш. — Да. Я не знаю. Всё так запутанно, когда речь идёт о Юэ-Луне». — Ну, ты можешь делать всё, что хочешь, и я… говорю же, я не хочу, чтобы тебе было одиноко, — внезапно он чувствует себя невероятно истощённым и встаёт. — Думаю, я пойду спать пораньше сегодня, это был очень тяжёлый день… Увидимся утром, Эйджи. Эйджи хоть и выглядит ошеломлённо, но всё же улыбается ему на прощание. — Спокойной ночи, Эш. Только после того, как он закрывает за собой дверь своей спальни, Эш осознаёт, что своим последним предложением он уничтожил любые шансы на то, чтобы Эйджи спал рядом с ним сегодня.

***

Сначала Эйджи даже не думает о том, чтобы действительно последовать совету Эша, потому что он знает, что как бы сильно тот не уважал его дружбу с Юэ-Луном, между ними всё же есть какая-то размолвка, и он не хочет, чтобы всё выглядело так, будто он пользуется отсутствием своего мужа. Большую часть субботы Эйджи бесцельно слоняется по дому. На улице всё ещё довольно прохладно, так что он пользуется бассейном, который находится в доме. Он ест свой завтрак намного медленнее, чем обычно. Он звонит Мисе пораньше и вешает трубку спустя только полтора часа. Миса кажется малость разочарованной, когда Эйджи говорит ей, что Эш снова уехал. Хоть она и была довольно холодна поначалу, со временем её чувства к нему значительно смягчились. Затем Эйджи даже пытается завести беседу с одним из наиболее дружелюбных людей из прислуги, но она также не длится долго. Когда наступает вечер, к Эйджи возвращается то чувство, которое всё никак не покидало его в первые дни пребывания здесь, и это пугает его. — Пижамная вечеринка? — доносится по другую сторону трубки ленивый голос Юэ-Луна. — Мы что, подростки? Эйджи полностью игнорирует его тон, параллельно поправляя занавески в своей спальне. — …И раз уж я здесь совсем один, я подумал, что было бы неплохо найти себе компанию. Ты не хотел бы прийти ко мне? Мы могли бы смотреть фильмы всю ночь… Юэ-Лун молчит. — Или я могу прийти к тебе, — предлагает Эйджи, но быстро вздрагивает. — То есть, если ты не против, конечно. — Нет, я… — Юэ-Лун прочищает горло. — Ладно, я приду. Но только потому, что мне скучно. — Надень что-то удобное, — радостно отвечает Эйджи. Он готовится к приходу Юэ-Луна почти так же, как к небольшим вечеринкам, которые они с Мисой устраивали для себя, когда тётя Хидеко уезжала по делам. Эйджи планировал встретить Юэ-Луна у двери, но так как тот не удосужился оповестить о своём приходе заранее, он внезапно обнаружил его, стоящего в дверном проёме. — Что на тебе надето? — спрашивает Юэ-Лун с перепуганным лицом, глядя на серые штаны и красное худи Эйджи так, как будто они только что лично оскорбили его. — Простая и удобная одежда, — многозначительно отвечает Эйджи, — как я тебе и говорил. А что на тебе надето? Юэ-Лун слегка хмурится, бросая взгляд вниз, на свою жёлтую мантию с вышитым на ней драконом. — Ты же на самом деле не ожидал, что я приду сюда в пижаме, так ведь? Эйджи тихо вздыхает. — Ты хотя бы принёс её? — Я не дурак, конечно принёс. — Тогда, пожалуйста, переоденься. Юэ-Лун бросает на него раздражённый взгляд и тоже вздыхает. — Хорошо. Эйджи на секунду теряется, когда Юэ-Лун уходит, даже не спросив, где именно ему можно переодеться, но затем лишь пожимает плечами и продолжает раскладывать подушки. — Ты что, шутишь? — спрашивает Юэ-Лун, вернувшись несколькими минутами спустя и увидев довольно приличную одеяльную крепость, которую тем временем соорудил Эйджи. Теперь Юэ-Лун одет в роскошную алую ночную рубашку, и Эйджи замечает, что распущенные волнистые волосы в изящном беспорядке достают до самой его талии. — Ну же, будет весело, я обещаю, — улыбается ему Эйджи, хлопая по свободному месту рядом с ним. Юэ-Лун закатывает глаза, но всё равно садится. Эйджи сразу же наполняет крохотную чашечку и ставит её перед ним. — Вау, кажется, нам правда по четырнадцать лет, — говорит Юэ-Лун с кислой миной. Эйджи прячет свою улыбку за чашкой. Юэ-Лун делает глоток, и его глаза мгновенно округляются. — Это не чай, — говорит он. — Ты… ты правда налил в чайник алкоголь? — Да! — возбуждённо хихикает Эйджи. — Я знаю, что это крайне глупо, но я всегда хотел сделать это. Но раз уж все мои пижамные вечеринки проходили с моей сестрой, а Миса практически ребёнок… Неважно. Можешь смеяться надо мной. Юэ-Лун некоторое время смотрит на него широко раскрытыми глазами, после чего беззлобно фыркает. — Ладно, — он устремляет взгляд на свои колени. — Что ж, меня впервые кто-то пригласил на пижамную вечеринку, так что, думаю, я просто проигнорирую твоё чудачество. Он осторожно поднимает голову, как будто ожидает увидеть жалость или сочувствие на лице Эйджи, но тот просто улыбается и берёт диск, чтобы показать его обложку. — Время фильмов. Как насчёт «Ходячего замка»? — Так у тебя всё-таки есть вкус, — Юэ-Лун кажется чересчур удивлённым. Они устраиваются поудобнее в одеяльной крепости и принимаются за просмотр. Юэ-Лун не возражает, когда Эйджи снова и снова наполняет его опустевшую чашку, и хоть выбранный им алкоголь и не особо крепкий… для него это слишком. Он открыто рыдает на грустных сценах, пока Юэ-Лун упорно запрокидывает голову назад, чтобы задержать слёзы. Когда фильм заканчивается, Юэ-Лун разваливается на подушках и смотрит на свисающие сверху гирлянды с заплетающимся от опьянения языком. — Что мне нужно сделать, чтобы найти своего Хаула? — Попасть под проклятие злой ведьмы, естественно, — крайне серьезно отвечает Эйджи. Юэ-Лун смеётся куда громче, чем следует, и тихо вздыхает спустя некоторое время. — Прошло столько лет с тех пор, как я в последний раз был в этой комнате… Странное чувство. Эйджи моргает, внезапно ощутив себя так, как будто кто-то облил его ледяной водой. Он осторожно подбирает свои следующие слова, потому что он не собирается заставлять Юэ-Луна говорить, хоть и сгорает от любопытства. — Ты часто приходил сюда? Юэ-Лун смотрит на него. Эйджи не уверен, что означает выражение на его лице, или что Юэ-Лун видит в его глазах, но что-то всё же заставляет его заговорить. — Да. Он устраивается на кровати поудобнее, после чего продолжает: — Моя… моя мать была второй женой моего отца. У него уже было пятеро сыновей, когда он на ней женился, и она… она была на двадцать восемь лет моложе него. Ей было двадцать пять, когда они поженились. И прямо как у тебя, её брак тоже был договорным. Внезапно мурашки покрывают тело Эйджи с головы до пяток. Юэ-Лун, кажется, углубляется в воспоминания. — Она была несчастна. Я помню, как она изо всех сил съёживалась, пытаясь стать невидимой для полных ненависти взоров моих братьев… Я помню, как она шептала мне на ухо каждую ночь перед сном: «Ты мой мир, ты мой мир, ты — мой целый мир». Рассеянный в форме цветка свет ложится на волосы Юэ-Луна, когда он поворачивает голову. — Это место… это место было для нас, словно рай, где мы могли быть в безопасности. Неважно, что случалось в нашем доме — мы всегда могли прийти сюда, и мама пила чай с тётей Аммой, пока я играл в какие-то глупые игры с Эшом или смотрел телевизор, — он делает дрожащий вдох. — Тогда Эш был моим единственным настоящим братом. Единственным, кого я на самом деле любил. В отличие от настоящих братьев, которые таскали меня за волосы и называли отвратительными словами. Эйджи чувствует, будто у него отобрало речь, но, кажется, Юэ-Лун всё равно не ждёт ответа. Эйджи видит, что его мысли сейчас где-то далеко-далеко. — Когда мне было двенадцать… — теперь его голос превратился в полушёпот, — состояние здоровья моего отца сильно ухудшилось, вплоть до возможного летального исхода. Он был в Гонконге по делам, и вместо того, чтобы вернуться сюда, он приказал всей своей семье прилететь к нему. Видимо, его тело не выдержало бы перелёт, и он хотел увидеть своих родных в последний раз. И объявить свою последнюю волю. Внезапно Юэ-Лун поднимает свой взгляд на Эйджи, и тот ошеломлён подавленностью в его глазах. — Я не знаю, что именно услышала моя мама, — шепчет он. — Я не знаю, что она узнала. Но за день до того, как мы должны были уехать, она дала мне странно пахнущий чай и сказала выпить его. Он был невкусный, очень невкусный, но я всё же сделал так, как она попросила… — Юэ-Лун вздрогнул. — И на следующий день у меня появился ужасный жар, я был слишком слаб, чтобы встать, и плакал от боли… Мои братья решили не трогать меня и позволили мне остаться дома. И хоть я и был в бреду из-за болезни, я всё ещё помню последние слова моей матери… Юэ-Лун поднимает руку и едва касается лица Эйджи, обжигая своими ледяными пальцами его кожу. — Она сказала: «Не переживай, моя маленькая луна. Мамочка убедится в том, чтобы у тебя было прекрасное будущее. Она позаботится о том, чтобы тебя никто не обидел». — Что… что случилось после этого? — спрашивает Эйджи дрожащим шёпотом. Юэ-Лун выглядит совсем отстранённо. — Через три дня после того, как они уехали, среди ночи в особняк пришёл мужчина с белым, как мел, лицом и сказал, что вся моя семья погибла. Из-за взрыва. Эйджи чувствует, будто его вот-вот стошнит. — Это была… это была твоя… — Моя мать, да, — голос Юэ-Луна не выражает никаких эмоций. — Братьям незачем было это делать. Они должны были получить власть над империей моего отца. Но, думаю, моя мама узнала, что они планировали насчёт нас, и… решила, что у неё нет другого выбора. Внезапно глаза Юэ-Луна будто превращаются в две непроглядные бездны. — Ван-Лун выжил, — выплёвывает он. — Остался прикован к постели, но выжил. И изо всех сил постарался превратить мою жизнь в ад. Он запретил мне ходить в школу и заводить друзей. Он нанял кучу юристов и, как результат, отобрал у меня возможность пользоваться деньгами, которые оставил мне мой отец, пока он не умрёт. Он спрятал свою жену и двух детей в неизвестной мне стране, чтобы я не мог навредить им, — его пальцы сжались в крепкие кулаки. — Ему становится всё хуже и хуже, но иногда… я просто представляю, как проскальзываю в его комнату и вонзаю в его тело нож… снова и снова… Эйджи тянется и опасливо запускает руку в шелковистые волосы Юэ-Луна. Тот немедленно теряется в прикосновении, как будто у него больше не осталось сил сопротивляться, и на миг закрывает свои глаза. Когда он снова открывает их, они блестят от слёз, и сердце Эйджи сжимается. — Я начал избегать Эша после смерти моей мамы, потому что мне было слишком больно, — признаётся он, тихо плача. — Как из-за воспоминаний, так и из-за того… что у него всё ещё была семья, когда я остался совсем один. Я стал куда более злым, агрессивным, токсичным. Я отказывал ему каждый раз, когда он хотел провести время вместе, и в итоге он сдался. У кого-то вроде Эша всегда рядом есть люди, которые хотят быть его друзьями, так что, думаю, это было ожидаемо, — Юэ-Лун глубоко вздыхает. — Полагаю, часть его всегда надеялась на то, что со временем я перестану относиться к нему так враждебно, и мы снова сможем быть друзьями, но я… я не мог… до того случая пятилетней давности. Эйджи задерживает дыхание, когда слёзы Юэ-Луна стекают на его подбородок. — Это были похороны тёти Аммы. Она была похоронена рядом с Гриффином. Там было столько людей, столько людей… Эш оставался неподвижным в течение всей процессии, даже когда она закончилась и начался сильный ливень. Я не знаю, что на меня нашло, но я медленно подошёл и обнял его. Крепко. Так, будто хотел сломать его кости. Ты бы видел ту ярость в его глазах, когда он оттолкнул меня, — шепчет Юэ-Лун. — Я, если честно, думал, что он убьёт меня… Он схватил меня за плечи, тряхнул изо всех сил и закричал: «Ты наконец-то счастлив? Доволен? Ты этого хотел, не так ли?» Эйджи уже дрожит, но страх пробирает его ещё сильнее, когда Юэ-Лун начинает рыдать. — И самое худшее… самое ужасное… я был счастлив. Он потерял мать и брата, и на мгновение я подумал: «Всё закончилось. Мы можем снова вернуться к тому, что было. Мы снова можем быть лучшими друзьями». То есть, кто, блять, вообще думает о таком? Со мной явно что-то не так, Эйджи, я не могу быть человеком. Эйджи сгребает его в объятия и гладит по спине, пока Юэ-Лун плачет и плачет, плачет и плачет. «Ты ошибаешься, — хочется сказать ему. — Ты до боли человечен». Но он лишь едва сдерживает слёзы, потому что знает, что сломается, как только откроет рот. — Иногда я фантазирую о том, чтобы убежать, оставить всё это позади, — бормочет Юэ-Лун, немного успокоившись. — Но я знаю, что не могу. У меня нет образования, я понятия не имею, как я могу зарабатывать себе на жизнь, у меня нет никого… И что самое важное, моя мать умерла ради того, чтобы я удержал то, что моё по праву. Я не могу позволить её жертве стать напрасной. Я знаю, что Ван-Лун никогда не позволит мне заполучить деньги, если я уйду. — Твоя мама хотела, чтобы у тебя было прекрасное будущее, Юэ, — грустно говорит Эйджи. — Я уверен, что она желала тебе счастья. Юэ-Лун не отвечает, вместо этого лишь крепче обнимая своего друга. — Эйджи… — шепчет он. — Спасибо. — За что? — За то, что ты остался со мной, — голос Юэ-Луна звучит довольно устало. — Все, кого я встречаю, со временем покидают меня. Даже Шин. Но не ты, — его голова опускается на плечо Эйджи. — Думаю, ты — лучик света в моей жизни. Одно, два, три сердцебиения спустя он засыпает, оставляя Эйджи один на один с его беспорядочными мыслями.

***

Время приближается к одиннадцати вечера, когда телефон Эша внезапно звонит, заставляя его нахмуриться, пока он откладывает свою книгу и берёт его в руки. Его сердце мгновенно подскакивает к горлу, когда он видит, что это Эйджи, и делает несколько вдохов-выдохов, прежде чем ответить. — Привет, — легко говорит Эш. — Разве сейчас не поздновато? Секундная тишина. — Прости, я тебя побеспокоил? — Нет! — Эш немедленно жалеет об этом слишком громком возражении. — Нет, эм, всё нормально… Так чем ты занимался сегодня? Ты пригласил Юэ-Луна? Он слышит шорох простыней и изо всех сил пытается не представлять себя рядом с Эйджи сейчас. — Ага, он сейчас спит в моей комнате. Во рту Эша мгновенно появляется резкий, почти тошнотворный кислый привкус. Он всё открывает и закрывает рот, но не может выдавить из себя ни звука. — Так что, естественно, мне пришлось занять твою кровать. Надеюсь, ничего страшного? Облегчение растекается по венам Эша, хоть у него и нет никакого права так себя чувствовать. — Конечно, ничего страшного. Так почему ты всё ещё не спишь? — Я не знаю, — Эйджи кажется очаровательно растерянным. — Я думал, что эта кровать удобнее… — Погоди, — тревожно перебивает Эш, — твоя кровать неудобная? Почему ты ничего не сказал? Я могу поручить кому-то купить тебе новую сейчас же. — Нет, нет, не в этом дело, — быстро заверяет его Эйджи, — моя кровать в порядке. Эта тоже. Думаю, мне просто спится лучше, когда ты рядом. У Эша плохо получается дышать. — Прости, — снова повторяет Эйджи робким, сонным голосом. — Странно говорить о таком, да? «Ты ведь правда не думаешь, что из этого может выйти что-то настоящее, так?» «Пофиг», — мелькает в голове у Эша; он слишком истощён, чтобы думать об этом сейчас. Блондин ложится на кровать и улыбается в трубку. — Вовсе нет, — мягко говорит он. — Хочешь поговорить о море всякой бессмысленницы, пока мы оба не уснём? Эйджи радостно вздыхает. — Да. Да, пожалуйста.