***
Повседневность сожительства нарушает навязчивые воспоминания. Даже сидя за одним столом, Чон не в силах отвлечься от невероятной карусели, полной картин ушедших дней, лишь изредка может пустить в альфу этот взгляд исподлобья, и если бы Ким помнил, то обязательно подметил, что ничего в уже повзрослевшем Чоне не изменилось, кроме внешности. Этим он оправдывает Тэхёна, точнее то, что тот не узнал, топя обиду. Впрочем, Ким ничего не замечает, наверное, списывает на неважное состояние, проглядывая в моменты, когда их взгляды сталкиваются, как Гук неловко с гулким вздохом или выдохом опускает взгляд в кружку, где остывает чай, по-дружески приготовленный альфой. Он смотрит в прозрачную поверхность: горячий напиток сотрясается, когда хён снова задевает локтем края стола, слишком маленького даже для одного, тёплым паром обдаёт, когда он приближается, чтобы рассмотреть своё безликое отражение, а потом снова опускает на некрепкое мебельное изделие, не сделав и глотка. — А ты чего не ешь? — набитым ртом говорит Ким, запихивая туда ещё одну ложку шоколадного десерта, — о, ты и чай не пьёшь! Чонгук, что-то болит? Имя своё Чонгук слышит почти сразу, мгновенно переставая мять кожу на руках. Что до этого сказал третьекурсник, он не слышал, а потому невнятно мычит, пытаясь выдать это за ответ, продолжая гнуть длинные пальцы. Холодная нога Кима толкает куда-то в лодыжку, проводя немного вверх, поднимая тёмные, но не слишком частые, благодаря наследственности, волосы на ногах. Чон утопает в своей безнадежности и стыде, которая даже при попытках выбраться утягивала бы зыбучими песками, вовлекая вглубь. А что потом, когда он наконец пропадёт в собственных мыслях? Взгляд невольно притягивает упаковка рафинада, аккуратно сложенный сахар, и Чону сразу представляется картина, как с пузырьками плавится в кипятке кубик, незавидную участь он примеряет и на себя тоже, вздрагивая плечами. Тело даёт сигналы, справляясь намного лучше, чем язык Чона, онемевший во рту. — Гук, у тебя всё хорошо? Выглядишь неважно. Ким ответа не ждёт, притрагиваясь широкой ладонью ко лбу. Убирая волосы, он пытается почувствовать жар, попытки тщетны, несколько секунд назад в этих руках он держал горячую кружку, жар её переплыл в центры ладоней, обдавая им лоб парня. «Чёрт» говорит Тэхён еле слышно. А Чон пытается разобрать план дальнейших действий соседа, пока мокрые губы не опускаются на лоб, проходясь по неровностям далеко не идеальной кожи. Киму это сейчас маловажно, не замечает, как и то, что Гук всё больше начинает походить на кусок прессованного сахара, полностью растворённого во вполне обычных действиях Кима. — Жара нет, хорошо. Может тебе стоит поесть? А потом подышим свежим воздухом, одного я тебя в таком состояние не оставлю, — голос его в голове Чона звучит усмешкой. Тэхён жалобно всматривается сверху вниз на лицо первокурсника, даже не поднимающего на него взгляд, обиженно треплет по тёмной мокрой макушке, входя во влагу мытых волос. В сердце его горит обязанность заботиться об этом ребёнке, пришедшая к нему неожиданно вчера ночью, когда тот бессильно упал на кровать. — Может это из-за того, что было вчера ночью, — Чон прячет взгляд, утыкаясь в собственные коленки, сводит их до дискомфорта, — расскажи мне. Чонгук выстраивает в своей голове цепочки, предполагая, как можно избежать этого разговора, ведь сейчас с Кимом говорить слишком сложно. Он старательно собирает себя в кучу, чтобы казаться как можно уверенней в своих словах или хотя бы не забыть о том, что именно ему нужно, но лишь оглядывает окружение комнаты, кухонную гарнитуру и две незаправленные кровати, на одной из которых точно этой ночью спал Тэхён. — Мне просто очень душно... думаю, мне действительно нужно подышать свежим воздухом. — Тогда иди высуши волосы, я оденусь и буду ждать тебя внизу. Мокрая голова Чона кивает, пуская несколько маленьких капель на пол и стол, одна из них запрыгивает в тёплую жидкость, расходясь кругами, извращая его портрет в непонятную кляксу. Гук поднимается и уходит в ванную. Через некоторое время, когда Чон убеждается в отсутствии альфы в комнате, он начинает собираться. Простыни складками рисуют на себе силуэт человека, убеждая его, что именно тут альфа провёл эту ночь. Быть может это лишь играющая фантазия, но он прекрасно видит на этом месте спящее тело Тэхёна, и в нос бьёт живой аромат папайи. Парень порывистым движением оттягивает простыню, заставляя выравниться сгибы и неровности ткани. Нужно вести себя менее подозрительно и думать головой.4
9 июля 2019 г. в 16:00
Головная боль, которую Чонгук почувствовал, как только открыл глаза, портит утро, а смутные воспоминания достигают ещё затуманенный сном разум парня намного медленнее, чем яркий, а в какой-то момент кажется даже удушливый, запах альфы. Первая мысль Гука, не самая разумная, о том, как неприятно просыпаться, ощущая присутствие, и в итоге оказаться одному. Он всё-таки соединяет кусочки воспоминаний, выстраивая абсурдную картину у себя в голове: кажется, в уличной одежде свалился на чужую кровать, уткнувшись в подушку, и Ким ему ничего не сказал, да и Чон вряд ли слушал, вытирая цветастой наволочкой слезы. Возможно, Тэхён лег спать на другую кровать, и чтобы убедиться в этом как можно скорее, Гук, несмотря на острую боль, перекатился на другой бок. В комнате его не оказывается, что Чона приводит к горькому разочарованию, и он снова переворачивается на спину, растирая сухими ладонями стянутое плёнкой от слёз лицо. Насколько помнит, он плакал во сне от стыда и обиды. Жизнь кажется ему несправедливой.
Лёжа на спине, Гук замечает белую глянцевую упаковку на полке рядом с бутылкой воды, которые оказываются свидетельством заботливости и доброты Кима, скрасивших унылое утро омеги. А за окном, среди студентов и просто прогуливающихся по территории, ощущалось присутствие не желавшей уходить зимы и казалось, что пришла она из глубин его души.
Чонгук долго ворочается в постели без желания подниматься и что-то делать. Единственное продуктивное его действие за почти двадцать минут было проверка сообщений и ответы на всевозможные расспросы Юнги и Чимина, которые уже успели создать общую беседу, сменяя аватарку на смешные фотографии друг друга, остаётся в итоге жуткая фотка Чонгука времён средней школы − наказание проспавшего. И, наверное, уже пора вставать.
Тело не разделяет мыслей Чона, покрываясь мурашками, когда ноги достают пола, всё ещё холодного после открытого ночью окна. И хоть таблетка давно выпита, голова продолжает кружиться, поэтому ему приходится опираться на все поверхности, от стен до столешниц, чтобы дойти до ванной без лишних травм. Гук останавливается рядом с гладкой поверхностью двери, за которой находится санузел, жалея об этом в следующую же секунду, когда с ног его сталкивает эта самая дверь, слишком резко открытая Кимом. Резкая перемена положения и головокружение не дают обнаружить сразу, что лицо его теперь греется в тёплых влажных руках Тэхёна, который с виноватой улыбкой пытается выявить сознание в тёмных зрачках. И Чон млеет, словно действительно теряет сознание.
— Ты в порядке? Извини пожалуйста? Ты выпил таблетку? Ничего не болит?
Поток вопросов и выжидающий взгляд, а в ответ лишь томный вздох, сорвавшийся с обкусанных губ и заставляющий кончики ушей Гука заледенеть и перестать дышать. Ему стыдно, что до этого он нарочно пытался услышать пробивающийся сквозь аромат цитрусового геля для душа естественный запах Кима.
— Да, всё хорошо, — ответил Чон, встряхивая головой и убирая прилипшие ко лбу волосы.
Сердце замирает, когда Тэ его поднимает, и улыбка хёна сводит мышцы, отдаётся тряской в ногах, и это чувство слишком знакомо Чону. Старший пропускает его в ванную, кидая ещё одно извинение, а Чон между тем ловит этот «особый» взгляд, которому в последующем он придаст слишком большое значение, и только заперев дверь, стоя оперевшись о хрупкую конструкцию раковины, он тихо, осматривая собственное отражение, выдаёт:
— Блять.
С Ким Тэхёном его связывает намного больше, чем соседство, а причина этого преувеличенного авторитета становится какой-то очевидной, но только вот Тэхён не помнит ничего.