Без сна уже несколько суток. Тэхён еле держался на ногах, уже не желая возвращаться к друзьям или снова ночевать в отеле. Единственным сносным пристанищем была его собственная комната в общежитии. В воспоминаниях пролетел тот день, когда он впервые получил её — светлую и чистую, встречающую в любую погоду, во время сессий и каникул. И, что радовало, каждый раз каждую клетку, свою. Тогда какой-то парень не смог заплатить за товар и предпочёл, будучи выпускником университета, отдать собственную комнату. Для Кима это была первая собственная комната. Для него одного, которую не нужно было делить с товарищами по несчастью или сокурсниками.
//«ты её заслужил»//
Невероятной тоской откликнулось в нём это воспоминание, когда понял, что предпочёл не возвращаться сюда несколько дней. Страхом налились мышцы, как только он переступил порог корпуса. Вот, почему сейчас его в нём было сполна, стоя перед собственной дверью, даже больше, чем обычно. Было как-то по-чужому, захотелось постучать в собственную дверь.
Ключ громко повернулся, заставляя дверь открыться, и с громким лязгом выпрыгнул из замка. Теперь эта комната была совершенно другой, казалось, что наличие в ней Чона изменило её до неузнаваемости. Она ощетинилась на него уже довольно старыми обоями, глядела какой-то ревнивой обидой. В раковине блестела грязная посуда, на столе были крошки от еды, а сторона Кима успела покрыться тонким слоем пыли, и кажется, если плюхнуться на кровать, оно поднимется большим облаком над головой.
Тэхён никогда не был ярым сторонником порядка, но сейчас он почувствовал некий прилив сил, позволяющий ему сделать пару шагов по направлению к раковине, воодушевлением пробивая спертый воздух, и, на удивление, остановиться. Вцепиться в корпус, сделав раковину опорой, и вслушиваться. Чонгук был здесь, он это заметил сразу, как только дверь ванной издала еле слышный скрип, которому в суматохе не придавали значения.
Он стоял в дверях так же бездвижно, как и сам Ким. Руки альфы пробило лёгкой дрожью, когда он почувствовал этот взгляд, непонятный самому Тэ. И хотелось оскалиться, крикнуть, приказать прекратить или умолять, жалобно и стыдливо, крутиться щенком у ног. Поднимать глаза не хотелось, дискомфорт застрял где-то между ключицами, вся романтика общих будней исчезла.
— Привет, ─ первым отозвался Чон, оказавшись куда смелее, чем альфа. Он тихо переминался с ноги на ногу, подмечая явную бессонницу на лице блудного соседа и непрезентабельный вид.
А парень стоял, пытаясь уцепиться за любую деталь, лишь бы не в глаза, не в этом состоянии. Не смотреть своими красными глазами, раздувая зрачки до невозможности, только не на Чонгука. Не на него.
Но чёрные дыры стремились утянуть его, и он попался в эту, ещё более глупую, чем шантаж фотографиями, ловушку, даже почти обрадовался, когда поддался этому невесомому чувству. Уронил себя в тёплое море спокойствия.
— Привет, ─ Тэ скривился от звучания собственного голоса, осипшего.
Молчание затягивалось, обоих это беспокоило, как и собственная обездвиженность. Ким не мог позволить одному Чону разрывать напряжение, он видел, как трещит что-то на лице омеги, как он старательно держит маску безразличия, а та дрожит, выпуская в мир этот редкий испуганный взгляд. Обидно, что прямо на Тэхёна. Меньше всего Киму сейчас хотелось, чтобы он боялся его.
— Я так устал, ─ Тэ легко улыбнулся, как это бывает, фирменно и успокаивающе, но ни на Чонгука, ни на самого хозяина ожидаемого эффекта это не произвело, напряжение оставалось свисать с потолка громадными холодными сосульками, обещавшими упасть на голову. И Ким выдохнул снова, действительно устал.
— Почему пришёл?
Киму это показалось до злости колким и обидным, но сил растрачиваться на что-то подобное не было, да и будто он делал это когда-то. Его очень тяжело вывести на эмоции. Но, в конце концов, это его собственная комната и он здесь жил задолго до Чона, а потому омеге ли задавать подобные вопросы.
Белки были красными, а освещение бросало тень под глаза, делая вид Кима каким-то до ужаса прозаичным.
— Я скучал, ─ Чонгук резко несколько раз моргнул, но после понял, о чём говорит Тэ, наверняка о собственной постели, о комнате, явно не о самом Чоне, — а ты?
Ведь так? Всегда ведь было так.
И Чонгук не знал, что ответить. Скучал ли он? Ледяной мальчик, погружённый в учёбу и работу. Вспоминал ли о Тэхёне, когда смотрел на опустевшую постель, лазил ли с опаской по вещам Кима, сохранившим его аромат. Избегал лишних минут в комнате только из-за факта, что там он будет один? От этих вопросов лицо Чонгука бледнело, но нужно было брать ситуацию в свои руки, дрожащие и мокрые.
— Мне было одиноко.
Это не было тем, что хотел услышать Тэ, но этого было достаточно. Достаточно, чтобы снова пьяный Ким зажал его в объятия, держась ещё хуже на ногах, чем раньше. Чтобы оказаться прижатым к стене, а в его ключицах спряталось лицо альфы.
— Господи, как я рад, что снова здесь и ты тоже, ─ шептал горячим дыханием во влажную кожу Ким, — я так ненавижу эту гарпию, настоящий змей. Знал бы ты.
Чонгук уставился в стену, не отвечая на объятия, но что-то в нём очень сильно заболело, давило на грудную клетку до физического дискомфорта.
А Тэхён продолжал, заставляя парня рядом всё больше бледнеть.
— Ты может не помнишь, но я запомнил, типа тот момент, когда наши руки были близко, я конечно, блять, тоже мало что помню, но последний вечер и день думал только об этом, о твоей холодной руке, ебаный свет, какой я идиот, я так проебался, знал бы ты.
Горячее дыхание жгло влажную кожу, превращая её в сухую пустыню, обещало сжечь, заставляло дрожать от опасной близости и страха, что Ким может быть ещё ближе. Чонгук чувствовал, как смущение давит на нарастающее чувство обиды, словно всё, что ему говорили, было ложью, но сил оттолкнуть парня он не находил, а потому просто обмяк между стенкой и тёплым телом Тэхёна, который, казалось, мог говорить бесконечно.
— Сука, этот ебаный придурок пахнет ужасно, какой-то хуйне-е-й, ─ Тэ приподнял голову, уставившись в глаза Чона, — не знаю даже, да и все омеги пахнут как ебаный разрушенный парфюмерный магазин, от них прёт за километр. Но знай, не от тебя. Возможно, я пожалею или ты пожалеешь, но ты пахнешь приятно, я не схожу с ума или типа того, но, Господи, так вкусно. Я, конечно, не очень впечатлительный, но ты единственный, что не вызвал у меня чувство тошноты. И, боже, Чонгук, ты такой хороший, ты терпишь и слушаешь меня...
Тэхён продолжал говорить, но Чонгук уже не слушал, весь красный, словно униженный, он схватил его голову руками по обеим сторонам, заставляя встать на один уровень с ним. Посмотреть в блестящие глаза и наконец сказать:
— Ты пьян или под наркотиками, не знаю! И ведёшь себя как мудак! Ты не должен говорить это мне, ты должен говорить это своей омеге, потому что, сука, так должно быть, потому что ты не холостой Ким Тэхён, по которому сходит с ума каждый второй и которому можно всё, не смей, сука, изменять, когда ты отношениях, это отвратительно. И раз уж тебе так не нравится, то почему бы просто не расстаться вместо того, чтобы говорить за спиной и лезть к собственному соседу.
Последние слова он проронил дрожащим голосом, встречаясь с глазами Тэ, удивлёнными, так широко раскрытыми, что Чон смог увидеть каждый лопнувший капилляр.
Тэхён был искренне поражён, даже более, чем приятно, а потому, не задумываясь, выпалил:
— Я бы бросил его, как только смог, но он шантажирует меня.
— Что?
Чонгук был прижат к холодной стене, стоять было некомфортно, но отталкивать Кима не хотелось, возможно, потому что хотелось растянуть единственный физический контакт подольше, как бы он не противился разумом — его тело тонуло в этих ощущениях. Но от такого внезапного сообщения Чон быстро направил свой взгляд к глазам Кима, а те уже закрывались, отдавая последствие от ночей без сна под стимуляторами.
Тело Кима свалилось мешком на пол, он упал в обморок от переутомления. Руки Чонгука дрожали, и он в недоумении оставался стоять, словно всё ещё прижатый к стенке.
***
— Да что с тобой не так? Это из-за того, что было на работе? Ну извини меня, ─ кричал вслед Чимин, стараясь догнать Чонгука, а тот продолжал мерить шагами расстояние от аудитории.
В голове творился бардак. И Чонгук был уверен, что разбираться его придется именно ему и на его плечах теперь лежит ответственность за это.
Явно ведь не на этом нестабильном, как думал сам Чон, психопате и наркомане, которому, хоть и не хотел это признавать, он хотел помочь. Вопросы роем кружились в голове, а вчерашний вечер все ещё вспоминался как сцена из сна, туманная и совершенно непонятная, вырванная из контекста.
Ему безумно хотелось привести свои мысли в порядок, сложить из всей ситуации правильную цепочку, но ничего не получалось, и Чимин вопросами совсем не помогал. Хотелось бы знать самому ответы на них, а не придумывать ложь, дабы отвертеться.
— Слушай, ты вообще в порядке?
Чимин был насторожен, опоздавший на первую пару друг совершенно не выглядел здоровым и если вчера все можно было списать на похмелье, то сейчас огромные красные глаза и пустой взгляд начинали волновать.
— Нет, ─ наконец выдохнул Чонгук. Это было первое слово, которое удалось услышать от первокурсника после холодного, брошенного в сторону Пака «Привет».
— В этом я был уверен и без тебя. Расскажешь?
— Не думаю, что ты сможешь помочь.
— И всё же.
И Чонгук всё рассказал с того самого момента в музее, а Чимин слушал рассказ без определённой хронологии и долго думал над каждым моментом.
Чон очень не любит повышенное внимание к собственной персоне, бьётся что-то старое, пыльное, времён школьной травли и противной клички «шлюшка». Он говорит шёпотом, что бы ни один не услышал имя Кима.
— Спасибо, что доверяешь мне, ─ не находя больше слов, шептал Пак другу в затылок, прижимая его крепче к плечу.
Но до чьих-то ушей смогло долететь неосторожно брошенное «Ким Тэхён» и кто-то обратил внимание, одарив холодным взглядом карих глаз двух парней.
***
— СукаСукаСукаСука
Бумаги летели на пол, нарушая тишину своим шелестом, поднимая пыль с ковра. Тёмные обои комнаты давили, перемещая молодого парня в крохотную коробку собственного сознания.
— Мистер Дуонг, всё в порядке? Я слышал шум за вашей дверью.
— Да, всё нормально, иди отсюда!
Послышались быстрые шаги, стремительно уходила от двери старая работница дома. Дуонг представлял, как её короткие кривые ноги меряют коридор мелкими и быстрыми шагами. Закрытыми глазами легко было оказаться в длинном мрачном коридоре и видеть, как искажается старое лицо мимическими морщинами, становясь похожим на мятую тряпку. Стало противно.
— Я ведь таким не стану? ─ выдохнул омега, надеясь, что это правда.
Он снова посмотрел в зеркало. Длинный прямоугольник, облачённый по краям в тёмное дерево, показывал красивого парня, но этого казалось мало. Дуонг это знал, но искренне не понимал, чего ему не хватает. И каждый раз возвращаться домой, запираться в комнате и видеть эту глупую ухмылку на собственном отражении, кажется, знавшего больше, чем его хозяин, было мучением.
Выращен среди шёлковых простыней, тёмного дерева. Он был утоплен в яде средств массовой информации, он видел на рекламных обложках мечту, а когда стал ею, опустел. Его мечты не хватило Тэхёну. Кажется, и самому ему не хватило.
Темные тяжёлые шторы легли на худые плечи, грозясь продавить ключицы. Он резко открыл окно, впуская холодный весенний ветер в комнату, что с тихим свистом поднял бумаги на полу, пробегая по мягкому ворсу ковра.
Дуонг закурил, опасливо оборачиваясь на закрытую дверь. Холодный телефон вибрацией ударил в худую ногу, заставляя потянуться к карману.
//Что ты будешь делать, если он встретит истинного?//
— Ничего, ─ тихо ответил тёмному дереву, опираясь на холодный подоконник всем телом. Он запустил руки в крашенные волосы, испортив укладку, сжал несколько прядей в тиски длинных пальцев и простонал.
Ведь Тэхён его не выносит и без этого.
Ведь Тэхёна воротит от одного его запаха, и Дуонг это видит, но молчит, стараясь делать вид, что всё нормально, всё идеально, как должно быть. Оба знают, что не должно, по крайней мере, не так.
Омега кидает окурок в окно, валится на пол. Когда Дуонг узнает, что у Тэхёна появился истинный или истинная, он убьёт себя, потому что тогда в комнате тёмного дерева с шелковыми простынями станет слишком одиноко и темно и никакая дорогая бутылка шотландского виски не поможет перекрыть эту бесконечную пустоту.
Холодный ствол Cougar 8000 путается в молочном ворсе и бледная рука дрожит, Дуонг, всё ещё представляя, как пробивает пулей висок, рядом с которым сейчас был пистолет, воет как сучка.
И он был отдал все деньги мира, лишь бы выть так под Кимом.
Но у Кима в голове лишь миндаль в липкой и тягучей карамели.
