Meds

      С незапамятных времён скелеты Сноудина всегда были весьма популярны в снежном городке — весельчаки и помощники, настоящие друзья и хорошие соседи.       Санс с рождения был необычайно силён и имел магические способности, превосходящие таковые всех монстров Подземелья в несколько раз. В основном монстры имеют свой средний коэффициент силы до двадцати пяти процентов от ста, в то время как Санс имел возможности телепортации, созидания, телепатии, физических сил и выносливости — приводящих к коэффициенту равному больше семидесяти. Этот скелет никогда ничего не боялся, кроме как падающих сверху людей, которые могли испортить его идиллию своими коварными планами. Он был стражем, хранителем сердца этого Подземелья… до тех самых пор, пока шестнадцатилетняя девочка Фриск не свалилась на него, словно снег на голову. Она всё перевернула в его Подземелье. И хотя Санс в начале их общения был настроен весьма враждебно, он удостоверился в надёжности этого человека, когда она приступила от слов к делу и открыла барьер.       Воссоединились люди и монстры. Вторые, выйдя из глубоких недр земли впервые спустя тысячи лет заточения внизу, узрели солнце, луну и тёмное звёздное полотно глубокими ясными ночами. Это то самое, ради чего стоило открывать проход.       Казалось, всё стало прекрасно. Первое время, конечно же, люди боялись, так же как и монстры, но объединившиеся умы науки и магии изобрели способ изменения сущности для обоих сторон. Монстры могли стать людьми, люди имели возможность стать монстрами. Сближение было успешным, и Фриск долго предлагала Сансу и Папирусу пройти эту «человекофикацию». Они любезно согласились, но Санс внутри противился. А потом случайно узнал от Альфис, что эта процедура отнимет около половины процентов всей его магии, а то и больше. Санс нервничал в преддверии потери своих способностей и сил, откладывал своё превращение до последнего.       Сподвигла его лишь тесная связь с подрастающей девушкой, которая оказывала совсем неоднозначные знаки внимания. Скелета соблазняла мысль быть с Фриск на одной волне, в одном облике. Несмотря на их разницу в возрасте, Санс был тем ещё плутом, хотя будучи монстром никогда не имел отношений; может быть, всё это время судьба готовила его к Фриск? Они были уже больше чем друзья, но не могли стать парой из-за некоторых особенностей. Например, потому что Санс — скелет, который не мог дать ей ничего, кроме нежных объятий; они оба понимали, что этого будет недостаточно.       В один день Папирус вернулся домой человеком. Он выглядел потрясающе. — Брат, мне кажется, что готовка и плавание — это моё призвание! Я уже записался на курсы обучения плаванию, а сегодня на ужин у нас спагетти!       Красивый, высокий, фигуристый, статный блондин. Ему точно повезёт в этом мире, он легко смешается с людьми. — Папс, я очень рад!       И хотя старший брат улыбался, глубоко внутри искренне желал как раньше обняться с ним перед сном и шутливо ухватить за ребро, глядя на смехотворную реакцию на этот каламбур, а теперь никак. Кости покрыты слоями нервных сплетений, крови и кожи. Никакая магия не сможет спасти того, кто попробует воспрепятствовать природе.        Папирус другой, и скоро Санс станет другим. Ночами он не мог спать, его мучили мысли, каково это — быть человеком? Скелетом он мало что ощущает своим телом, скорее, он получает чувства ментально, магически, а заимев физическую, целостную оболочку — каково это будет?       Санс угрюмо наблюдал, как падает и тает снег за его окошком, хотя раньше никогда этим не занимался, и пришло медленное осознание, как быстро поменялся этот мир. Фриск дала ему многое и отняла тоже многое. Неприятное чувство какой-то серой злобы затаилось внутри.       Какие глупости, чёрт. Санс, возьми себя в руки, всё просто потрясающе, наконец-то люди и монстры больше не враги, это ведь… отлично?       На следующий день Санс не вернулся домой, из-за процедуры человекофикации слёг в больнице. Резкая смена обстановки и потеря силы сказались на самочувствии и восприятии всего остального. Это задело за живое, а особенно задело, что в больницу пришла Фриск. Девушка шла навестить прихворавшего друга с самыми чистыми намерениями: принесла ему свою любимую еду — шоколад, клубничный йогурт, черничный мармелад и орешки кешью. Парень оценил, отблагодарил и попросил оставить в покое. Его действительно тронула забота Фриск, но и жалким выглядеть не хотелось.       Дни медленно перетекали в недели, его тело истощилось. Санс практически не занимался собой, домом, не прогуливался по Сноудину, только ел и отсиживался у себя, в то время как Папирус пустился в свободное плавание: стал самостоятельным, решительным, нашёл много друзей, появлялся дома только к ужину или вообще не появлялся по несколько суток.       Фриск поведение Санса совсем не нравилось и не одобрялось, она чуть ли не каждый день приходила к ним домой и пыталась вразумлять Санса, но ничего не получалось. Скелет Санс — главный весельчак и заводила иссяк. Опустел, увял. Таял с каждым днём. Девушка, глядя на того, в кого он превращается, жалела о просьбе. Они оба мечтали об уютной жизни вместе, строили планы с отношениями, но никто из них больше не хочет. Не с таким. Фриск не может смотреть на такого Санса, стыд за свою просьбу разрывает её, а Санс в какой-то степени, самой малой, возненавидел Фриск.       Этой процедуре можно подвергнуться один раз. Каждый лишь раз может ощутить себя монстром или человеком. И Санс почти согласен вернуть как было, но его отвлекла Альфис, предложившая чудо-лекарство, которое создала специально для таких, как он — превращённых в людей, страдающих дефицитом магических сил, а от этого и в какой-то мере всепоглощающей депрессией.       Фриск в один день просто не выдержала и ушла к доктору Альфис — бывшей королевской первой научной леди. Ящерица фанатично согласилась и создала кучу партий с разными содержимыми, чтобы выявить, какая действеннее. И хотя Альфис решила не превращаться, ибо в своей форме ей гораздо приятней и привычней, поддержать своих собратьев-монстров являлось важной миссией.       Санс вначале принял всё это за оскорбление, но не отказался. А когда силы пришли, пришло великое желание жить. Расцвели все его человеческие инстинкты и желания, а главным его желанием стало принятие препарата. Снова, и снова, и снова… Самая удачная партия Альфис оказалась практически идентична человеческим синтетическим наркотикам. Учёная об этом ничего не знала. Совершив ошибку, тут же отказалась от дальнейшего производства, когда на собственном опыте убедилась в опасности этих таблеток: однажды Санс ворвался к ней посреди ночи, опьянённый силой и желанием принять, и, едва не применяя силы, заставил «поделиться» материалами с рецептом.       Папирус отреагировал на зависимость гневно. Он постоянно в разъездах по спортивным соревнованиям в другие города и даже соседние страны, дома бывает совсем редко, эта новость повергла его в шок. Вместе с Фриск и Альфис они стали разрабатывать план действий по снятию зависимости. Фриск угрюмо подметила, что зависимость от наркотических веществ тяжело лечится и, чтобы добиться каких-либо результатов, необходимо в первую очередь большое желание завязать, но Санс не хотел завязывать. Он был порабощён препаратом и не мог дать сопротивление. Для него всё было прекрасно, и плевать, что тело иногда выдавало странные выходки вроде неконтролируемого желания проблеваться с кровью, или когда все мысли смешивались в кучу и он не мог отличить реальность от галлюцинаций, его всё устраивало.       Санс поднял свой упавший коэффициент магической силы выше пятидесяти процентов и не планировал останавливаться. Он уходил из дома и принимал там, где его никто не увидит и не заставит отвлечься от этого приятного процесса. Когда кто-то из городка то и дело находил Санса, валяющегося на дороге, в сугробе или в каких-нибудь других экзотических местах, то сообщал Папирусу или Фриск, чтобы они возвращали его домой. Это быстро надоело Папирусу. Его тоже можно понять — всю жизнь он был слабым скелетом, младшим братишкой, а сейчас, когда наконец стал сильным человеком, обрёл популярность, своё дело и интересы в жизни — брат фактически подставляет его своими дрянными выходками. Страдает карьера и связи Папируса. Страдает жизнь Папируса, который никогда бы не подумал, что когда-то ему придётся с позором возвращаться в Подземелье из Калифорнии, потому что его брат залез в чужой дом и пугает жильцов. — Санс, если ты не придёшь на собрание наркоманов завтра, я тебе этого не прощу. Я хочу, чтобы ты стал нормальным, ты можешь быть лучше! Эта дрянь губит тебя… — Папирус вывернул карманы брата и, открыв все коробки и банки с таблетками, вытряхнул всё оставшееся содержимое на стол. — Скажи этому «нет».       Младший брат взял в руку горсть препаратов и сложил к себе в карманы, направляясь к выходу, чтобы выкинуть это там, где Санс не найдёт. Но внезапно оказался сшиблен с ног. Брат разъярённо смотрел на него с вызванными бластерами Гастера и посиневшими глазами. — Санс?.. — Папирус отпрянул и врезался спиной в дверь. — Верни, братец, — агрессивно попросил взъерошенный, озлобленный Санс. — Хорошо, только встану.       Когда Папирус поднялся, то резко выскочил за дверь и побежал в сторону выхода из города. «— Он сошёл с ума… во что мой брат превратился?.. мой всегда сильный, всегда заботливый брат!» — Папирус не мог прийти в себя, чувствуя, как его колени дрожат от страха и совершённой судьбой огромной несправедливости в виде изменения характера своего ранее заботливого, чуткого юморного брата в замкнутого, опустошённого наркомана.       Папирус померк. Он написал Фриск об этом инциденте и сообщил, что ближайшие пару недель не вернётся домой по случаю отъезда, да и потому что не особо хочется. Девушка тяжело выдохнула в трубку Папирусу и, пожелав удачи, завершила разговор. — Почему всё так? — тихонько спросила девушка себя.       В очередной раз, где-то на окраине Сноудина Санс уселся на снег и достал коробок, откуда высыпал в свою дрожащую руку горсть из пяти таблеток. Краснющие, слезящиеся глаза рассматривали их несколько минут, пока заледеневший зад не дал о себе знать. Стало слишком холодно.       Недовольный холодом, отвлёкшим своё тело, парень залпом проглотил таблетки и упал на спину, разглядывая потолок пещеры Сноудина. Ледяное дыхание становилось более медленным, Санс закрыл веки, отключился. В нём больше не осталось ничего от Санса, которым он был прежде. Зависимость сильно сказалась на его сознании, он слишком глубоко нырнул, теперь, чтобы вытащить его из этой бездны, придётся вызывать аквалангиста.       Хмурое, бледное лицо с тёмными, просвечивающими венами на некоторых участках кожи недовольно смотрело на своё отражение. Узкие зрачки говорили о его псевдо-нормализированном состоянии. Голубые глаза смотрели на себя и презирали, ненавидели. Санс крутанул кран и, набрав в ладони ледяной воды, плеснул ей себе в лицо. Недовольно скривив губы, он отпил грязной проточной воды и выключил поток, а после ушёл в пустой зал. Вещи неопрятно, не как раньше, раскиданы по комнате. Стены и обои покрыты толстым слоем пыли, замызганы ошмётками еды от неаккуратного поглощения пищи и готовки. Серо, уныло, пусто.       Папс забрал большую часть своих вещей, телевизор больше не настроен на его весёлые телеканалы, в люстре давно перегорели все лампочки — в комнате темно.       Санс омрачёно осмотрелся вокруг в приступе паранойи и жуткого, нагнетающего состояния одичалого одиночества и резко облокотился о стену, по которой медлительно сполз на пол. Без какого-либо желания подниматься и хоть как-то прекратить это моральное насилие над собой, просто стянул со своей головы шапку, выпуская пепельные волны грязных волос наружу, и накрыл ею лицо. Невозможно было довести всё до такого состояния. Свой дом, свои отношения, себя. В попытке забыть эту отягощающую боль в своём сердце, он нашарил в кармане свёрток с таблетками. — Я не могу стерпеть это, — просипел он себе под нос, ощущая, как в очередной раз слезятся глаза.       Изнемождённый от зависимости и неспособный бороться с бедой, Санс принял всё. Сегодня Санс принял слишком много, запредельно много.