Плыть по течению

      Орихиме Иноуэ стоит в нескольких шагах от смеющихся парней и, чуть щурясь, не отводит взгляда от них. Девушка улыбается, и что-то есть такое в этой улыбке, что-то, свойственное только победителям. «Я же говорила», — не звучит. И никогда не прозвучит…       И вот Орихиме мелко вздрагивает, убирает прядь волос с лица и напоминает Куросаки о том, что ему бы поторопиться, а не миловаться с ними, да и Исиде надо не только остановить кровь, но и руку вернуть.       — А то как же ты без руки будешь поражать нас своими способностями квинси? — она беззлобно смеялась, словно и не замечая покрасневших парней. Исида сделал несколько шагов в сторону, уселся на поверхность купола.       Кто сказал, что друзья Иноуэ не привыкли к виду накрывающего их золотого щита, способного исцелить даже самую страшную рану? Для них, это — обыденность, привычная «подушка безопасности». После всех приключений ни у кого из них не оставалось шрамов, каких-либо иных физических дефектов… Естественно ли, что они воспринимали всё это игрой?       Им кажется со стороны, что всё просто и стоит ей лишь пожелать, щёлкнуть пальцами, чтобы смертельная рана затянулась бесследно, а Пустой возвратился к подобию жизни. Нечто подобное Куросаки говорит Орихиме, солнечно, как обычно, улыбаясь, а ещё что-то о шрамах… Она ведь только щёлкает пальцами, а не берётся за меч. Ей нечего сказать на это, зная, что в глубине души Ичиго только посмеётся над незадачливой одноклассницей. Что такое боль, разрывающая подушечки пальцев? Что страшного в ломоте в запястьях? Чувствовать не руки, а только боль от малейшего дуновения ветерка — может ли это сравниться с тем, что чувствует воин, чьё тело исчерчено свежими порезами; кто истекает кровью?       Только вот Пустой, так и не пошевелившийся даже после того, как смерть отступила перед силой человеческой девушки, не смог оставаться таким же отчуждённым, не замечающим в некотором роде жестокие слова. Улькиорра повернулся, по-новому осматривая юношей. Серьёзно?       Он кладёт руку на рукоять Мурсьелаго, но так и не обнажает меч. Да, он проиграл. Да, их «конфликт» исчерпан. Однако, знал бы Айзен, как его «душа» требует вмешательства, пролитой крови этих двоих!       Будь победителем он сам, то Куросаки Ичиго ни за что не выжил бы. И девушка ему не смогла бы помочь.       К слову… о девушке…       Орихиме мягко улыбается Ичиго, кивает, соглашаясь с его словами, и оставляет парней, приближаясь к нему. Улькиорра смотрит.       Поэтому он видит, что ей неприятно, она сдерживает себя, не выдавая своих чувств ни единым движением, только вот в глазах; взгляд выдаёт её. Да и само бегство от компании друзей-приятелей о чём-то да говорит. Сцепляя руки в замок, она останавливается подле него, спрашивает о самочувствии.       — Всё в порядке, — Улькиорра не понимает, зачем ей знать это. Она ведь сама лечила его.       — Хорошо-хорошо, — поднимая руки, Орихиме остаётся стоять рядом, кусая губы, и смотреть со стороны на своих друзей.       Арранкар тем временем смотрит на неё.       Себе он уже признался, что «душа» существует. Не сама по себе, нет, однако её можно увидеть, к ней можно прикоснуться.       Улькиорра видит «душу» в собственном отражении в серых глазах; мимолётным касанием подушечек тонких пальцев к собственной руке он ощутил «её».       Куатро Эспада отмечает, что Куросаки Ичиго срывается вниз, покидая купол над дворцом, и оставляет своих друзей с ним. Мальчишка не оглядывается, не смотрит на то, как разрушается золотой щит вокруг квинси и лепестки возвращаются к Орихиме в её заколки. В отличие от Улькиорры.       — Исида-кун, я ещё немного отдохну. Ты пока найди Садо-куна, мне неспокойно за него, — и вроде она просит, но на деле её просьба не подразумевает отказа. Квинси вскакивает, бросается к ней:       — Но, Иноуэ!..       — Пожалуйста, Исида-кун, — она настаивает, улыбаясь, и по спине парня мороз пробирает.       Они остаются вдвоём на поверхности купола Лас Ночес.       Орихиме звонко хлопает в ладоши, издавая странный звук. «Йошь!» или как-то так. Она резко поворачивается к нему.       — Постарайся больше до такого не доводить себя, — девушка смотрит прямо в глаза, уверенно; она снова просит так, что это воспринимается приказом.       — Хорошо, женщина.       — Вот и славненько! А теперь… Ты можешь открыть для меня Гарганту? Здесь, — она неопределённо махнула рукой. — Мне больше нечего делать. В Каракуре же сейчас капитаны и лейтенанты Готэй-Тринадцать должны противостоять Айзену с Эспадой.       Как бы девушка не усмехалась, храбрясь, перед арранкарами и экс-капитанами, а перед раскрывающейся Гаргантой она побледнела. С треском, как от разрываемой ткани, по пространству за спиной Улькиорры прошла ровная чёрная линия. От неё отошли вверх и вниз перпендикулярные более тонкие и короткие линии.       Это напоминало пасть чудовища.       И эта «пасть» открылась резко, с усилием, прежде исказив пространство.       Улькиорра подал Орихиме руку. Молча.       Тяжело выдохнув, она спрашивает, впервые ловя себя на мысли, что она чертовски устала. «Зачем? Вот зачем я это делаю?» — задаёт самой себе вопрос, при этом успевая благодарно кивнуть Пустому и ступить в Гарганту. Иноуэ срывается с места, что-то смутно помня про опасность задержки в этом междумирье. То ли проход схлопнется, то ли нельзя падать во тьму… Не это ей было интересно, когда она смотрела аниме, не это!

***

      С того момента, когда Король Душ решил поставить точку, низвергнув своим желанием и руками Урахары Киске и Куросаки Ичиго Айзена Соуске, прошло полторы недели. Ичиго, очнувшись после непродолжительной комы, связанной с резкой потерей значительной части духовной силы, пришёл в себя. Он выслушал заключение о том, что сила продолжит покидать его, однако так и не смог принять этого.       Об этом и сказал, смеясь, Орихиме. Она только пожала плечами, но пытаться помешать ослаблению одноклассника… девушка ничего не делала.       И Садо, и Исида, и Боги Смерти — они все приходили к Куросаки Ичиго, пытались его поддержать; никто не обращал внимания больше, чем следует на «спасённую им принцессу», которая засиживалась на энгаве, глядя вдаль.       — Не кисни! С Ичиго всё будет хорошо! — пихнула её Рукия. Отстранённо кивнув, Орихиме не стала даже уточнять, что причина в другом, что она едва успела убедить Улькиорру не то, что не вмешиваться, а просто вернуться в Уэко Мундо. Ей не хотелось подставлять Куатро. Хватит с неё и того, что Ичимару выжил, и теперь Рангику не пыталась научиться жить заново, а не покидала бараков отряда, мрачно утопая в алкоголе. Что-то в женщине сломалось после того, как экс-капитана и предателя забрали в Гнездо Личинок.       «По крайней мере, он не умер, признавшись», — пыталась успокоить себя Орихиме, поднимаясь с нагретого дерева. Ей нужно навестить Мацумото, попросить прощения за такое вот «недоспасение». Это будет правильно.       Бредя по улочкам Сейрейтея, ей было не по себе. Для большинства Богов Смерти ничего не поменялось, всё так же кто-то куда-то бежал, кто-то сплетничал. Из-за стен кое-где раздавались крики, свистящие звуки росчерков по воздуху клинками.       Она вздрогнула, услышав громкий смех лейтенанта Абараи, и ускорилась, пролетев практически под носом у Бога Смерти и чудом не оттоптав ног.       А бараки на территории Белого Города расставлены бессистемно, раздражающе. Орихиме просто не понимает, как тут новичкам удаётся ориентироваться, и чувствует, что скоро начнёт подражать Зараки Кенпачи, снося стены перед собой.       И та дурость, избегать встреч со знакомыми Богами Смерти, уже не кажется такой правильной.       — Да чтоб Вас всех…       Она уже просто идёт куда-то прямо, изредка поворачивая. Ей не стыдно признаться — да, заблудилась, не могу найти проклятые бараки десятого отряда. Раздражает это, злит. И Орихиме, пытаясь сбавить эмоциональный накал, подходит чуть ближе к стене и бьёт по ней. По белому камню не идёт даже трещинки, а руку обожгло болью. Ойкнув, девушка поднесла к лицу, подула на неё.       — Иноуэ-сан? — оказывается, она решила выплеснуть чувства недалеко от входа на территорию четвёртого отряда. Котетсу Исане, высокая, одна из самых высоких женщин, встреченных в Японии и Обществе Душ, как раз и выглянула посмотреть, может, кому помощь может потребоваться. Лейтенант четвертого отряда была невероятно добра.       Пусть Орихиме и сама могла залечить ушиб, только вот Котетсу ей не дала и шанса пройти мимо и скрыться в лабиринте Белого города. Её завели на территорию, затянули в небольшой домик с парой комнат — для лейтенанта и капитана. Там, цедя горький на вид настой, уже сидела бледная Мацумото.       — Капитан притащил, — пояснила Рангику. — Когда не работаю, так всё заставить пытает… пытался. Начала работать — повёл к Исане. Унохана-тайчо не скоро ещё освободится, да и с таким к ней обращаться… Тоширо не враг себе.       — Вот как, — Орихиме опустила голову. — Я искала Вас, Рангику-сан. Прошу прощения за эту ситуацию с Ичимару-саном. Мне не стоило вмешиваться.       Женщина подняла на неё взгляд.       А девушка тем временем поймала себя на мысли, что всё идёт по известному ей сценарию. Она ничего не изменила; отчего-то осознание этой простой истины не принесло облегчения. Орихиме, оглядываясь на произошедшие события, впервые задумалась о правильности своих поступков, о моральной стороне.       А ведь тогда, стоя позади двух Богов Смерти из тринадцатого отряда, ей даже не пришла мысль, что Куросаки Ичиго может и не броситься, сломя голову, спасать её-изменившуюся в Уэко Мундо. Она была уверена в парне.       Откуда бы взяться этой уверенности? А той безбашенности? Ей ведь никто не угрожал, сама взяла Куатро Эспаду под локоток, а потом разрушала отведённую комнату и пыталась избавиться от постоянного пригляда со стороны Гриммджоу. Никто не заставлял поверить…       Орихиме схватилась за голову; она вспомнила, каким взглядом Айзен смотрел на руку, не покрытую спрессованной духовной силой. Неверие, сменившееся осознанием горькой истины. Наверное, именно тогда она совершила самую глупую ошибку в своей жизни — у неё была сила и возможность.       В её праве было отрицать действие кидо Урахары.       «Жаль, что Хоугиоку не предавало Айзен-сана», — Орихиме и не заметила, когда Рангику успела притянуть её к себе и сжать в объятиях. Она с трудом расцепила руки, обняла её в ответ, утыкаясь носом в угол между шеей и плечом.       Стоило закрыть глаза, а там снова тот отпечатавшийся на сетчатке образ Айзена, когда Хоугиоку, говоря по-простому, «вскрывает карты». Переливчатый, от насыщенно-синего до колдовского, фиолетового, цвета камень, исполняющий желания, на самом деле был детищем Короля Душ. Наделённый псевдо-разумом, преданный, как пёс, своему Создателю, что дал ему смысл для существования — Хоугиоку не задавался вопросами. Для него не были важны причины, почему нужно играться с определённым Богом Смерти; он просто исполнял волю Короля Душ. Подобно Улькиорре.       И Иноуэ, и Айзен поняли это в самом конце. Они переглянулись: Бог Смерти, что, узнав неприглядную истину, попытался восстать, и юная, в его глазах ещё совсем дитя, девушка, что нашла в себе дурость попытаться предостеречь.       Иноуэ Орихиме отвела взгляд первой. Смотреть на запечатывание было выше её сил.       Как и улыбаться после «победы».

***

      Иноуэ Орихиме неодобрительно качает головой; Куросаки Ичиго постепенно слабеет, но продолжает играться в Бога Смерти. Он при первом же срабатывании удостоверения несётся уничтожать Пустых и отправляет всех встречаемых Плюсов в Общество Душ. Впрочем, она не пытается его поучать, как-то делают Исида и Садо. Ей это не нужно.       Иноуэ Орихиме не бросается следом за Куросаки Ичиго. Она набирает Исиду, называет координаты. Друга страхуют Садо или сам квинси. Орихиме спешит домой.       Там у неё на диване, развалившись так, что и не присядешь, спит Гриммджоу Джаггерджак, кот в человекоподобном теле. Секста Эспада в прошлом, а теперь один из тех, кто не признал Тию Халлибэл как новую Владыку Уэко Мундо.       Раз в неделю, возвращаясь с занятий, она сталкивается с Улькиоррой. Шиффер немногим понятнее Джаггеджака — Куатро рассказывает новости из мира Пустых. «Отчитывается», — всякий раз поправляет себя Орихиме.       В обществе арранкаров ей легче дышать.       — Я вернулась, Улькиорра, Гриммджоу, — крикнула Орихиме, разуваясь.       — Девчонка, подойди.       — Что? — она заглянула в гостиную, где продолжал занимать весь диван Джаггерджак, а Улькиорра подпирал стенку.       — Разговор есть, — то, что он ей не понравится, Иноуэ поняла сразу. Слишком уж показательно расслабленно развалился Гриммджоу, арранкар пристально наблюдал за ней, входящей в комнату. Было в этом что-то хищное, так смотрят на добычу, выжидая удобный момент.       От Улькиорры же просто во все стороны расходилась тяжёлая аура.       Стоя в дверном проёме, Орихиме смотрела, как Шиффер медленно подходит к ней. Он кладёт руку на ярёмную ямку.       — Ты не отвернулась от Куросаки Ичиго, женщина. Почему? — взгляд Улькиорры неуловимо меняется, стекленеет. От него разит жаждой убийства. И Орихиме понимает: кто-то из них — Заэль-Аппоро Гранц или Гриммджоу Джаггерджак — рассказал ему её историю.       Она отвечает, что выбора нет. И это на самом деле так.       Король Душ вырвал её из другого мира ради Куросаки Ичиго.       Выдохнув, Орихиме ответила:       — Ничем хорошим это не кончится. Король Душ предельно ясно дал понять — от условной свободы не останется и следа, стоит мне подставить Куросаки или же отказать ему в помощи. Каждый вдох будет контролироваться, каждый удар сердца… Я стану марионеткой в его руках. Понимаешь, Улькиорра, сама возможность что-либо изменить в грядущих событиях уже не позволяет мне опускать руки и закрываться в себе.       «Если я не могу помочь себе, то помогу хотя другим», — невысказанные ею слова повисают в воздухе.       Орихиме не врёт ни себе, ни им; она помнит, кем является, и цепляется за эти воспоминания, хотя и не называет себя даже по старому имени. Ей страшно.