Мы с тобой не ровня!

Эсмеральда сидела у себя в шатре и, закусив губу, водила точильным камнем по лезвию своего ножа. Это был очень хороший нож, крепкий и в меру длинный — такой, чтобы Эсмеральда могла носить его в ножнах, пристегнутых к ее ноге. Кузнец Харман уж расстарался ради Эсмеральды — сделал его из лучшей стали, которая у него была, выковал и отточил отменно, насадив на рукоять из прочного дерева, украшенную искусной резьбой. Эсмеральда любила этот нож — можно сказать, он был ее другом, таким же верным, как Джали. Он так хорошо лежал в ее руке, и он никогда ее еще не подводил. Это им она освободила из веревочных пут того уродливого горбатого паренька по имени Квазимодо на Пиру Дураков. И сейчас она аккуратно, даже нежно, правила остроту лезвия, чтобы нож был острым, как бритва, чтобы разрезал даже волосок, упавший на него. Чтобы он вошел в глотку судьи Клода Фролло, как раскаленный гвоздь входит в сливочное масло… Судья… Этот проклятый судья! С тех пор, как она, Эсмеральда, сбежала из Собора, он словно обезумел. Раньше она думала, что он издевается над ее народом. В сущности, она оказалась права — Фролло тогда действительно просто издевался. Теперь-то она понимала разницу. Потому что сейчас он не издевался. Сейчас он устроил цыганам настоящий ад на земле. Фролло устраивал облавы по всему Парижу, он каким-то шестым чувством находил временные убежища цыган и разорял их, а людей, которые помогали им спрятаться, жестоко наказывал. Он не пускал пришлых цыган в Париж. Бывало и так, что его солдаты сталкивали их самих и их повозки в воду, а после цыган прогоняли подальше от города. И он с поистине невероятным, почти безумным, упорством искал ее, Эсмеральду. Она слышала от тех, кому удалось все же проскользнуть в Париж, что Фролло сулил большую награду за то, что цыгане скажут ему, где скрывается Эсмеральда, выдадут ее ему. И злость его росла изо дня в день, потому что они отказывались это делать раз за разом. В воздухе уже запахло дымом от пожарищ — судья не просто разорял убежища, где укрывали цыган, он начал сжигать их. Эсмеральда закончила точить свой нож. Она осторожно коснулась лезвия пальцем, убеждаясь в его отменной остроте, и вложила нож в ножны на ноге. В ее зеленых глазах застыла холодная и угрюмая решимость. «Значит, хотите найти меня, судья? — подумала она и мрачно нахмурилась. — Что ж, вы меня найдете. Я буду последним человеком, которого вы вообще увидите в своей жизни!» Она просто не могла позволить ему бесчинствовать дальше. Если он все-таки отыщет Двор Чудес — а у Эсмеральды было навязчивое ощущение, что все к тому и идет, — то он не просто разорит это убежище. Судья пустит ее и всех цыган, находящихся там, на растопку огромного костра на Гревской площади, в этом у нее не было ни малейших сомнений. Отнять чужую жизнь Эсмеральда считала большим грехом. Но сейчас она не видела другого выхода. Или она прикончит судью Фролло, или судья Фролло доберется до Двора Чудес и прикончит их всех. Одна жизнь против сотни? Выбор для Эсмеральды был очевиден. Она заплатит эту цену и с радостью после своей смерти отправится в ад, если ей удастся прихватить судью Фролло с собой! И вот уже неделю Эсмеральда напряженно думала, как ей к нему подобраться поближе. Улица исключалась. Там было много стражников, да и просто людей, которые могли ей помешать. Церковь? Тоже нет. Эсмеральда просто не могла переступить через себя и убить человека в божьем храме, осквернив его кровью, пусть даже эта кровь была такого злобного чудовища, как судья. Это было кощунство, на такое она ни за что бы не пошла. Дворец Правосудия? Вообще смешно. Там солдаты у каждой двери, и внутри — тоже. Оставался только дом судьи Фролло. Вот он охранялся только челядью — видимо, судья Фролло и мысли не допускал, что кто-то подойдет к его дому с коварными намерениями. Неудивительно — люди его боялись и держались от его дома подальше, и судья мог себе позволить не беспокоиться на этот счет. И Эсмеральде это было только на руку. Целую неделю Эсмеральда, изображая старую нищенку, крутилась неподалеку от дома судьи, прикидывая, как бы к нему подобраться. Она внимательно подслушивала разговоры слуг судьи, по крупинкам собирая сведения о том, что происходит у него в доме и как. Она осмотрела его дом со всех сторон. Один раз ей даже удалось подойти к кухне — повар там был добряк, дал ей немного хлеба и сыра, — но не дальше. Наконец, Эсмеральда поняла — проще всего было добраться до судьи в его покоях, найти которые оказалось довольно легко — это была единственная комната с балконом. Эсмеральда прикинула расстояние от земли и до балкона. Высоко. Но зато по стене до самых балконных перил вился густой плющ. Эсмеральда с удовлетворением усмехнулась. «Зря вы так расслабились, ваша честь, — подумала она. — Полагаете, что все вас боятся так сильно, что не осмелятся даже подойти к вам? Ну, скоро вы поймете, как ошибались. Вас это, вероятно, сильно удивит, но удивляться вам долго не придется». Оставалось только дождаться темноты. Глубокой ночью, когда вся челядь судьи улеглась спать, Эсмеральда проникла во двор дома судьи. Джали она на этот раз оставила во Дворе Чудес, хоть та и протестовала. Но сейчас коза только помешала бы Эсмеральде — ну не потащит же она Джали на такую верхотуру, да она будет шуметь так, что все слуги сбегутся! Эсмеральда застыла и настороженно огляделась. В совершенно пустом дворе было тихо и темно, но зато в покоях судьи горел свет. Не настолько яркий, когда зажигали все свечи, но все же… Видимо, в комнате полыхал камин. Ей надо быть теперь втройне осторожной: увидит ее судья — тогда все пропало. Эсмеральда, крадучись, скользнула к стене, увитой плющом. Она вцепилась в его стебли и повисла на нем, проверяя, выдержит ли это растение ее вес или нет. Плющ еле слышно заскрипел, но выдержал. И Эсмеральда начала карабкаться наверх. Танцы сделали ее тело крепким и выносливым, и она почти не запыхалась, когда достигла балкона. Она легко преодолела перила, и ее босые подошвы коснулись холодных мраморных плит, которыми был покрыт балконный пол. Эсмеральда приблизилась к двери, застекленной цветными витражами. С той стороны дверей были портьеры, но задернули их неплотно, так, что в эту щель можно было увидеть комнату. Фролло был там — готовился ко сну. Эсмеральда затаилась, наблюдая за ним. Судья снял с себя свою черную бархатную сутану, затем избавился от туники и шосс, оставшись совершенно обнаженным. Эсмеральда закусила губу и покачала головой. Если они столкнутся нос к носу, с ним нелегко будет справиться — а может, и вообще никак. Несмотря на свой преклонный, как ей казалось, возраст, судья вовсе не был старчески дряхлым. Такого она не ожидала совершенно. Она-то полагала, что под сутаной у него тощее и дряблое, как у всех старикашек, тело — вместо мышц она ожидала увидеть обвисшие, уныло болтающиеся от малейшего движения сморщенные кожаные мешочки на костях, усохший тощий живот, прилипший к позвоночнику, поскольку судья казался невероятно худым, ручки и ножки, больше похожие на прутики, но… Судья ее ошеломил. Чистая белая кожа на его теле была гладкой и холеной, мускулы оказались не слишком крупными, но так и перекатывались под этой белой кожей, вздуваясь узлами. Кость, хоть и была тонкая, но это только придавало ему определенное изящество, а живот вовсе не был впалым, на нем даже проступали кубики мышц. В действительности судья выглядел поджарым и весьма крепким человеком. Эсмеральда разочарованно и с раздражением вздохнула. Судья, тем временем, облачился в ночную рубашку до пят из плотного хлопка. Он застегнул пуговицы на манжетах и воротничке, и затем застыл, о чем-то глубоко задумавшись. Постоял так немного, нахмурился и пошел к балконным дверям. Эсмеральду вдруг пронзил ужас. Он идет на балкон! Сейчас он откроет двери и увидит ее! Бог его знает, что он тогда сотворит, но челядь свою позовет как пить дать! Она кинулась обратно к перилам и буквально прыгнула вниз, цепляясь за плющ. Эсмеральда висела, затаив дыхание, молясь о том, чтобы он ее не заметил, и ее руки свело от напряжения так, что костяшки пальцев побелели. Дверь со скрипом отворилась, и Эсмеральда услышала прерывистое, тяжелое дыхание судьи — ей даже показалось что он тихо застонал. «Убирайся назад, старый ублюдок! — она начала впадать в панику. — Нечего тебе здесь делать так поздно! Какого черта ты решил прогуляться под луной именно сейчас?!» Капельки холодного пота стекали по ее вискам и спине, и Эсмеральда поморщилась от отвращения. Судья стоял на балконе, слегка задрав голову вверх, и его ночная рубашка трепетала на ветру. Наконец он вздохнул, развернулся и удалился в покои. Эсмеральда выдохнула, стараясь сделать это так, чтобы было без присвиста во внезапно пересохшем от страха горле. Она повисела еще немного, и, затем, опять осторожно вылезла на балкон и подкралась к двери, выхватив свой нож. Судья не стал ее закрывать — вот идиот! — но это было ей только на руку. Она заглянула в дверную щель, и ее сердце бешено забилось от радости. Фролло стоял на коленях перед огромным камином, над которым висел большой черный крест. Руки судьи были сложены для молитвы, и он что-то бормотал себе под нос на латыни. Хотя Эсмеральде и почудилось, что несколько раз из его уст вылетело ее имя. Она отмахнулась — верно, ей показалось. Щель в двери была достаточно широкой, чтобы Эсмеральда смогла проникнуть в нее и ничем не заскрипеть. Она медленно, шаг за шагом, стараясь не производить никакого шороха или еще каких-нибудь звуков, приближалась к коленопреклоненному судье. Какая у него длинная шея! А волосы — серебристо-седые, густые — особенно на затылке. Зарыться в них рукой… Нет, схватиться за них, резко дернуть назад и полоснуть ножом по этой прекрасной шее! Он даже не успеет понять, что с ним произошло, а его душа отлетит в Ад на вечные страдания! «Молитесь, ваша честь! Молитесь! — зло подумала Эсмеральда. — Возможно, это ваша последняя молитва! Предсмертная». Она уже была на расстоянии всего одного шага от проклятого судьи и приготовилась, чтобы вспороть ему глотку, когда случилось то, чего она не предвидела. Он не стал ни вздрагивать, ни вскакивать. Он даже не обернулся. Судья просто резко, словно сжатая пружина выпрямилась, рванулся к Эсмеральде. Она и моргнуть не успела, как оказалась на полу, вжатая в него тяжелым телом Фролло. Эсмеральда забилась под судьей, а он крепко стиснул ее руки в своих, заведя их у нее над головой. — Поверить не могу! Ты оказался* столь глуп, что осмелился напасть на меня в моем же доме! — низкий голос судьи прорычал у нее над ухом, и судья навис над безумцем, который намеревался убить его, вглядываясь в его физиономию. Его собственное лицо перекосилось от ненависти. Но, когда Фролло увидел, кого он поймал, то его карие глаза широко распахнулись от негодования и изумления. — Ты! — выдохнул он, однако своей стальной хватки не ослабил. Даже наоборот — сжал так, что Эсмеральда стиснула зубы, чтобы не завопить — он оказался настолько силен, что чуть не превратил ее руки в кисель. — Отпусти, старый ублюдок! — Эсмеральда снова забилась под ним. Это было совершенно бесполезно. Она не могла скинуть его с себя. Она не могла даже дать ему коленом между ног — их тела переплелись, словно они были любовниками, и все, что она сейчас могла сделать — это обхватить своими ногами его зад. Жаль, что не шею — тогда она могла бы свернуть ее легко и непринужденно! На лице Фролло явственно проступило торжество, его губы сложились в хищную ухмылку, и он протянул: — Ты думала, что я ничего не заметил, глупая цыганка? — А ты и не заметил! — фыркнула она. — Ты понятия не имел, что это я! Он снисходительно ухмыльнулся. — А мне это и не было нужно. Сумрачной тени, промелькнувшей на моем балконе, было достаточно, чтобы я понял — здесь кто-то есть. Кто — не важно, — с презрительным смешком сказал судья. — Я уже больше двадцати лет сижу в судейском кресле. Я половину своей жизни посвятил облавам и лично участвовал в них. И я не верю в простые случайности. Если что-то смутно мелькнуло рядом, будь готов убить это, кем бы оно ни было. Так, и только так я оставался в живых все это время. Ну, а теперь ты в моих руках. И скоро весь твой жалкий народец будет в моих руках. Они сами придут ко мне, когда узнают, что ты мне попалась! — его улыбка была волчьей, и Эсмеральда задергалась еще сильнее. — Да неужели никто тебя не остановит?! — ее крик был полон отчаяния и злости. Какой же она оказалась самонадеянной дурой, когда подумала, что сможет с ним справиться! Фролло смотрел в ее лицо, исказившееся от ненависти, и его глаза вдруг ярко заблестели. Он почти лег на нее, плотно прижимаясь своим телом к ее, и его губы коснулись ее уха. — Ну, кое-кто все же может меня остановить, — он промурлыкал ей это, и у Эсмеральды волоски встали дыбом на шее. — Ты вполне можешь это сделать. — И каким же это образом? — прошипела Эсмеральда, содрогаясь от отвращения. — Ты останешься в этом доме, — судья зарылся своим длинным носом в ее волосы, обнюхивая так же, как он это сделал в соборе. Эсмеральда снова задергалась, надеясь, что он ослабил хватку, и она тогда сможет вырваться, но это было бесполезно — судья держал ее крепко, несмотря на то, что явно испытывал сейчас эйфорию. — Да, моя дорогая, ты останешься. И никуда отсюда не денешься, если хочешь, чтобы облавы и гонения прекратились. — Ты — проклятый ублюдок! — она уже рычала. — Ты вот уже второй раз назвала меня ублюдком, — снова промурлыкал судья. — Это полнейшая чушь. Мои родители зачали меня, будучи в законном браке. — Жаль, что ты не издох в утробе матери! — рявкнула Эсмеральда, с ненавистью глядя в его глаза. На лице судьи отразился полный восторг. Конечно, теперь-то он может радоваться — схватил ее. — Ты бы не разбрасывалась такими фразами, — вкрадчиво посоветовал он ей. — Подобным образом разговаривай со своими нищими амантами, а мне ты не ровня. Более того — ты, убогая чернь, проникла в дом знатного человека, королевского судьи, с намереньем убить его. Ты понимаешь, что я с тобой могу сделать? — Все, что угодно, старый ты урод! — Эсмеральда понимала, что ей необходимо прикусить язык, но не могла. Ее за него словно черти тянули. Судья усмехнулся и сгреб обе ее кисти в свою ладонь, высвободив таким образом левую руку. Его пальцы скользнули по лицу Эсмеральды, коснулись ее щеки, губ, неспешно спустились к груди, нежно сжав ее, обводя пальцем напрягшийся сосок, — здесь Эсмеральда опять яростно задергалась — и плотно легли на бедро, поглаживая его. Дыхание судьи вдруг стало прерывистым, а его острые скулы вспыхнули. — Так ты согласна? — выдохнул он. А что ей оставалось делать?! Ведь если она опять сбежит, он взорвет весь город, но доберется до нее и до всех остальных. Пострадают даже французы, которых судье, вообще-то, полагалось охранять от таких, как она. — Да! — прорычала Эсмеральда. Судья довольно прищурился, медленно склонил голову и поцеловал ее в ложбинку между грудей, коснувшись языком нежной кожи. Эсмеральда с омерзением содрогнулась, думая о том, что он начнет ее насиловать прямо сию же секунду. Но судья, выдернув из ее рук нож, встал и рывком за плечи поднял на ноги ее саму. — Имей в виду, моя прелесть, — ласково сказал он ей, — если ты снова попытаешься убить меня или сбежишь, я сделаю все, чтобы найти тебя и всех остальных, кто с тобой. И тогда я уничтожу вас всех. Это не угроза, я действительно это сделаю, ты это наверняка чувствуешь. Но, если ты останешься у меня, я прекращу свою охоту, и все будет как раньше. Ты хорошо меня поняла? — Да! — зло буркнула Эсмеральда, потирая ноющие запястья, и добавила про себя: «Старый ублюдок!»