"Если ты печальный, просто улыбнись"

      Только приехав домой, Хелен могла выдохнуть — и вовсе не от облегчения.       Её доставили в больницу после обморока в конференц-зале, и доктор велел ей как следует позаботиться о себе: обнаружили истощённость нервной системы, слабый иммунитет и что-то там ещё. Хотя её похвалили за неплохую физическую форму и здоровый образ жизни, не включающий ежедневное употребление алкоголя и наркотиков, таких модных у молодых актрис. «Может быть ещё лучше, — сказал доктор, — если вы немного отдохнёте».       В действительности он дал ей отсрочку; Хелен не могла выполнить поручение директоров студии прежде, чем стала бы достаточно здоровой, чтобы встать на ноги. Это призрачная свобода, ведь рано или поздно ей придётся сделать то, что от неё просят… но она сейчас так устала. Её не хватает на то, чтобы дойти до кухни, чего уж говорить про Мэри.       Мэри… И всё же она хотела её увидеть.       Этой ночью Хелен снилось, как её маленькая, уютная комната, с большой железной кроватью, уставленной старыми детективами книжной полочкой, мягким креслом и рабочим столом с пятнами на столешнице превращалась в дом Мэри Риксен. Он отличался от того, что видела Хелен, и она предположила, что это прошлое жилище Мэри: старинная комната с высокими потолками, воздушными дырявыми занавесями, разбросанной сломанной мебелью и некрашеным обеденным столом — жуткое зрелище, прекрасная декорация для юниверсаловских фильмов ужасов. Мэри нигде не было видно: её было слышно. Этот голос не перепутаешь ни с чем. Хелен ходила за ним, пытаясь понять, куда делась Мэри, но не видела даже признаков её пребывания. Голос не ускользал от неё, но она и не приближалась к нему: его звучание оставалось таким же глухим, как если бы Хелен и вовсе его не преследовала.       — Если ты печальный, просто улыбнись…       Наконец Хелен расстроилась (не обиделась, а именно расстроилась) и сказала, что ей всё надоело, что она добьётся большего, став звездой вестернов (почему вестерны, откуда вестерны — непонятно). И вообще это неправильно, использовать чужой голос для собственной славы; надо сказать об этом Руди Вавичу… Но тут Хелен увидела торчащую из стены птицу, чьё крыло застряло в кладке; она попыталась её вытащить, но птица больно клюнула Хелен в руку — и та проснулась. Жалобный птичий плач плавно перешёл в велосипедный клаксон; нескоро Хелен поняла, что сон закончился, и она лежит у себя дома, в комнате, залитой ранним утренним светом. Конечно, следовало бы ещё немного поспать… но сон всё никак не приходил обратно, как бы сильно Хелен ни ворочалась. Наконец она сдалась и пошла на кухню — ставить кофе.       Кофейник шипел на плите, молотый кофейный порошок рассыпался по столешнице; Хелен убрала его и поставила на мокрую плоскость кухонного шкафа маленькую белую чашечку с золотой каймой вдоль горлышка. Запах свежего кофе немного привёл актрису в чувство, и теперь она стояла у открытого окна, держа в руках чашечку с благородным напитком, и размышляла над своим положением. На улице было всё так же шумно: машины гудели, люди разговаривали, мальчишки кричали, деревья шелестели листьями, а из соседних квартир раздавались плач ребёнка и мяуканье кота. Какая же поразительная разница с пустынной тишиной леса вокруг дома Мэри Риксен…       Всё-таки кто она? Мутант, чудовище, животное? Проклятый человек? Быть может, пришелец?.. Она разговаривает и действует разумно, значит, она знакома с человеческим обществом. Что она делала до того, как её нашёл Билли?.. Столько вопросов, и хотя бы один ответ! Какое существо может выглядеть так чудовищно и иметь такой восхитительный голос музы-небожительницы?       Сейчас это совершенно неважно. И хотя мысли Хелен крутились вокруг тайны Мэри Риксен, находя всё новые и новые поводы для размышления, в настоящий момент следовало сконцентрироваться на том, как же уговорить загадочное создание на сотрудничество. Что ей можно пообещать? Деньги, еду? Вполне вероятно. Или следует предложить ей выбрать условия? Да, это, пожалуй, самое мудрое решение: Хелен в одиночку никогда не догадается, что же нужно Мэри Риксен. Или её догадки окажутся невыполнимыми: ну разве может она гарантировать Мэри одиночество и покой?..       Хелен медленно села за стол, подставляя лицо свежим порывам лёгкого ветерка. Надо ехать. Пусть она предложит Мэри самой выбрать себе оплату, это будет честно и, что уж говорить, правильно. Макдональд абсолютно прав: Хелен нуждается в Мэри, в её голосе, причём не только потому, что иначе она не сможет справиться со своей работой. Голос Мэри — это… это…       — Я готовлю завтрак, моя радость, — слышалось пение Мэри из радио в одном из соседских домов. — Я готовлю завтрак только для тебя…       …это нечто возвышенное, невыразимое. То, что нельзя описать словами, потому что слова бессмысленны и бесполезны, когда нужно рассказать о музыке.       В эту поездку Хелен подготовилась получше. Актриса взяла с собой шоколад и кексы, а также перекусила перед дорогой: она наверняка задержится, и если Мэри не ест человеческой еды… Разумеется, лучше подготовиться. К тому же, судя по всему, Мэри не выходит в магазин, а, значит, никакой еды у неё дома нет. К слову, чем она питается? Нельзя отметать вариант с человечиной, хотя Хелен даже думать боялась о такой возможности: может быть, просто сырое мясо, деревья, железо… Нет, точно не железо — тогда бы её стоило поселить на свалке металлолома, а этого не произошло. Но тогда и человечину она есть не должна, ведь она живёт там, где нет людей. Или питается ими редко, периодичёски…       Ах, надо просто перестать думать.       Тем более что внимание ходящей по магазинам Хелен привлёк мужчина в белой фетровой шляпе. Он не смотрел ей вслед и то торговался с лавочниками подальше от актрисы, то курил, то просто слонялся без дела, рассматривая вывески, но всякий раз удачно оказывался в одном пространстве с Хелен. Может ли это быть случайностью? Разумеется. Но Хелен нервничала и, по крайней мере сейчас, не верила в случайности. Тем более какому мужчине потребуется магазин сладостей? Он не похож на заботливого семьянина. Может быть, для любимой девушки? Но тогда почему он не торопится домой, а, вместе с шоколадом, гуляет от одной витрины к другой? Нет, это точно подозрительно.       Кровь сначала отхлынула от головы Хелен и потом снова вернулась, вызвав тяжёлое дыхание, лихорадочный стук испуганного сердца и румянец. Такие ощущения она всегда испытывала перед обмороком; возможно, сейчас он бы её спас — её заберёт Скорая, и она отобьётся от этого типа… Но что тогда делать с подарками? И не будет ли он караулить её возле дома?       — Спокойно, — тихо пробормотала Хелен, надевая чёрные очки. — Я хорошо знаю этот район. Что-нибудь сейчас придумаю.       Стоявшая впереди пожилая женщина в хорошем платье неодобрительно посмотрела в сторону Хелен. Та напряглась: узнают ли её сейчас, нет? Нет, не узнала: только рассерженно фыркнула, покачала головой и вернулась к оформлению заказа. Да, непохоже, чтобы эта женщина часто посещала кинотеатр…       Впрочем, не о ней сейчас нужно думать.       Купив в добавление к своему подарку банку с кофейными зёрнами, Хелен не спеша пошла вдоль улицы. Она изредка останавливаясь, как будто бы смотря в магазин, а на деле высматривая в отражении своего преследователя. Как она ожидала, он не отставал от Хелен — хотя, стоит признаться, и не догонял. Он шёл на расстоянии достаточном для того, чтобы не терять Хелен из виду и при этом не выглядеть уж слишком подозрительно.       Сейчас толпа перед домом занятости нужна как никогда.       Конечно, красивая и хорошо одетая Хелен выделялась среди людей в бедных и залатанных (а порою просто грязных) одеждах, но толпа, по крайней мере, препятствовала перемещению. Удачно пробившись сквозь нестройную очередь, Хелен не теряла времени зря, а быстро нырнула в переулок между домами. Это было не безопасное решение, Хелен знала, что в этом месте порой даже убивают людей, но зато переулок в конце раздваивался, и она могла запутать своего преследователя.       Так и получилось. Почти пробежав по грязному переулку, усеянному полуразложившимися газетами, баками, мусором и коробками, Хелен сделала крюк и выбежала на параллельную улицу, радуясь, что она не встретила ни бандитов, ни нищих, которые бы могли указать тому мужчине её путь всего-то за бакс или пару. Ей невероятно повезло.       И — возвращаться домой глупо и небезопасно: скорее всего, он будет караулить её у порога. Если и ехать к Мэри Риксен, то прямо сейчас, когда она оторвалась от преследования. Кто этот мужчина вообще такой? Он сам за ней следит или нет? Частный детектив? Гангстер? Она об этом подумает на дороге. А сейчас — ноги в руки и быстро к прокату машин.       Хелен перешла дорогу, шла не напрямик, а делая крюки из близлежащих улиц, и даже стараясь не цокать каблуками слишком заметно. Эти предосторожности заняли время, и потому к прокату она пришла лишь днём; зато она не видела мужчины в белой шляпе. Или вообще каких-либо других подозрительных мужчин.       Оплатив машину и выехав на дорогу, Хелен включила радио и предалась размышлениям. Теперь у неё была возможность подумать о своём положении. За ней следят; возможно, это паранойя, но она совершенно обоснована — актриса и правда находится в трудном положении. Конечно, это может быть и случайностью, или просто сумасшедшим фанатом… нет, таким мужчинам не свойственно терять голову от симпатичных ножек с экрана кинотеатров. К тому же он бы совершенно по-другому себя вёл, старался бы привлечь внимание любимой актрисы… нет, это исключено. Но, если он следит не для себя, то для кого? Мафия или кто-то из директората? У мафии как будто бы нет резона следовать за Хелен (тем более что они, скорее всего, связались бы с ней раньше), если только они не знают о Мэри. Самая вероятная версия — кто-то из руководителей и продюсеров студии хочет через Хелен добраться до Мэри. От этой мысли становилось муторно и гадко: разумеется, у Хелен не было иллюзий насчёт честности тех людей, с кем она работала, но знание никак не могло успокоить её сердце. Разочарование в людях всё равно болезненно и неприятно, какой бы сильной Хелен ни пыталась казаться.       Она ведь, в конце концов, всего лишь женщина. Ей не хочется заниматься интригами, скрываться и хитрить; почему нельзя жить просто, без всяких сложностей и обманов?       На сей раз Хелен проявила осторожность и попыталась замаскировать машину: съехала с дороги, завела автомобиль поглубже в лес и даже зачем-то накидала поверх него веток. Конечно, ничего эта маскировка не прятала, и машина выглядела ещё подозрительнее, чем без неё, но Хелен хотя бы постаралась. Конечно, в процессе испачкалась и исколола руки, однако сейчас она была к этому готова. И оделась намного удобнее, не в платье и туфли.       На сей раз в доме (или в складском помещении, Хелен не знала, как такое место следует называть правильно) никого не было. Она пришла, так же медленно открыла замок — быстро бы и не получилось, он знатно проржавел — и вошла внутрь, но Мэри на месте не оказалось.       Это напугало Хелен: может ли оказаться, что Мэри была вынуждена уйти? Но куда? И разве она бы оставила все свои вещи?.. Хотя насколько ей нужны кофейник, плита, грязные журналы и звукозаписывающий аппарат?       «Может быть, она ненадолго ушла, — пыталась себя успокоить девушка, рассеянно блуждая по пыльному и неуютному помещению. — Это разумно. Никто не может сидеть взаперти всё время».       Доводы звучали убедительно, однако Хелен не становилось спокойнее.       В ожидании Мэри актриса начала разглядывать обстановку вокруг. Неуютно — это точно: всё мрачное, грязное, обшарпанное, похожее на пещеру. Наверное, в них Мэри и жила прежде. У неё нет ног, значит, ей не нужны стулья и кровать. У неё нет никаких удобств — ни холодильника, ни радио, ни даже граммофона (которые, конечно же, сейчас устарели, но, похоже, Мэри и не идёт в ногу со временем). Да и нужны ли они ей?       Даже если не нужны, тут было бы неплохо прибраться.       Однако горячее желание Хелен сделать дом Мэри немного уютнее сразу же столкнулось с непреодолимым препятствием: она нигде не нашла даже простого веника. Или хотя бы половой тряпки! Сначала она приняла за неё какую-то безразмерную одежду, но потом, развернув её, поняла, что это платье Мэри — в нём она видела певицу в прошлый раз. Какое же оно старое и поношенное… да, очевидно, что она не ходит в магазины. Странно, что вообще нашлось платье такого размера.       «Надо будет заказать ей новые, — подумала Хелен. — В конце концов, она же женщина. Хотя и не человек».       Вдруг Хелен задалась вопросом, есть ли у Мэри украшения. Она начала искать среди покрытых патиной банок, старых газет и промасленных журналов, но не нашла ничего похожего на украшения. На мгновение она остановилась над металлическим кольцом — слишком крупном для пальца и слишком маленьким для браслета. Но, судя по тому, какое оно было ржавое, вряд ли его могли носить…       — Ты могла бы закрыть за собой дверь, — раздался недовольный, но певучий голос Мэри.       Хелен резко обернулась: чудовище бесшумно заползло в помещение и сейчас закрывало за собой металлические двери сарая. На мгновение перед наступлением кромешной тьмы Хелен в проблеске света разглядела Мэри: её платье было испачкано в земле, но не окровавлено. Может быть, она не ходит на охоту?       — Извини, я не слышала, как ты появилась, — Хелен постаралась звучать примирительно, хотя она, конечно, чувствовала себя неловко. Хотя она ни в чём не провинилась, девушка ощущала себя воровкой, проникшей в чужой дом.       — Я не издаю шума, когда ползу. — Мэри зажгла керосиновую лампу, и в помещении тотчас же стало светлее. — При моём образе жизни это не безопасно. Честно говоря, я рада, что ты вернулась: ты забавная.       — Правда? — Хелен сама не знала, почему она обрадовалась, но ей было приятно это слушать. Возможно, Мэри не так чуждо всё человеческое…       — Но, вероятно, ты что-то хочешь от меня? Люди никогда не приходили ко мне просто так.       — Ну, — а вот теперь Хелен стало действительно неловко. — Я подумала… Да, кстати, совсем забыла! Это тебе.       Она вытащила из сумочки конфеты, кексы и банку с кофе. Мэри подползла к ней поближе и одним движением толстой когтистой руки схватила все разложенные на столе продукты. Она принюхалась; Хелен не разглядела её лица, но была готова поклясться, что зрачки Мэри расширились, как у животного.       — Шоколад, — произнесла Мэри, и Хелен вдруг взволновала интонация, с которой она произнесла это слово. Её голос звучал забавно… но в то же время странным образом обольстительно. — Я люблю шоколад. Спасибо.       Она развернула упаковку и подкинула плитку в воздух. Хелен удивилась этому действию, но потом, увидев, как Мэри в полёте ловит сладость огромной зубастой пастью, поразилась ещё больше и решила не задавать никаких вопросов. Интересно, а конфеты она все разом слизывает языком?       — Не самый вкусный, что я ела, — неожиданно огорошила девушку Мэри. Странно, она всё равно продолжала звучать чудесно, даже несмотря на то, что прямо сейчас облизывала свои пальцы. — Но всё равно спасибо. Так зачем ты пришла? Будешь кофе?       — Не откажусь. — Хелен потупилась: она не подготовила речь заранее и сомневалась, с чего следовало начать уговоры. — Видишь ли, студия хочет, чтобы ты продолжала петь…       — Студия, а не ты?       Мэри даже не смотрела на Хелен, когда задавала ей этот вопрос. Ох, умеет же она заставить почувствовать себя неловко!       — Я тоже, — Хелен решила не врать. — Но я могу играть в фильмах, в которых не нужно петь. Однако руководство считает, что я должна играть в мюзиклах, а, значит, мне будет нужна твоя помощь.       — Хм. Ты им разболтала?       — Нет, что ты! — Хелен оскорбилась: даже чарующий голос Мэри не способен отвлечь её от несправедливых обвинений. — Естественно, я никому ничего не говорила. Но они знают о твоём существовании, вернее, как тебя зовут.       — Они хотят со мной связаться?       — Да, спрашивали меня, можно ли. Я сказала, что ты жена влиятельного человека и боишься скандала, поэтому никто не знает, кто ты такая.       — Неглупо. — Кофейник затрясся, и Мэри обхватила его одной рукой. — Но, скорее всего, они будут за тобой следить.       — Я постараюсь, чтобы они не узнали о том, где ты живёшь.       — В противном случае я просто уйду. Мне это ничем не грозит, я умею выживать в дикой природе. — Мэри налила кофе в грязную кружку и подала её Хелен. Та не стала отказываться, хотя внутри актрисы всё передёрнулось от отвращения. — Но тебе бы, конечно, хотелось, чтобы я осталась.       Хелен поставила чашку на стол. Она была терпеливой девушкой, но злые и несправедливые слова Мэри давно начали действовать ей на нервы.       — То, что ты говоришь, грубо и к тому же неправда, — заявила она, подняв голову и уставившись прямо в оранжевые немигающие глаза Мэри. — Скорее всего, тебя много раз обманывали. Мне очень жаль, что это происходило, но, поверь, в первый раз я пришла к тебе не потому, что меня кто-то попросил. И даже во второй раз я заставила Билли отдать мне ключ от твоего дома. Верить в то, что все люди хитры и корыстны, можно только из-за цинизма или глубокой душевной раны. Я хотела тебя увидеть, поэтому и пришла. Конечно, в том числе меня попросили с тобой поговорить, но, поверь, я и без этого нашла бы повод тебя навестить. И меня очень ранит твоё неверие.       — Значит, ты слишком близко всё принимаешь к сердцу, — равнодушно ответила Мэри, одновременно заглатывая кексы: Хелен и не подумала, что эта выпечка может оказаться слишком маленькой для огромного рта Мэри. — Но ты красиво говоришь. Возможно даже, что не лжёшь — или что очень хорошая актриса. Ладно, ты хотела мне рассказать про работу: на каких условиях эти твои злые хозяева хотят со мной работать?       — А как ты хочешь? — Хелен осторожно пригубила кофе из кружки: не лучший, который она пробовала, но и не худший. — Что бы ты хотела получить?       — Ничего. У меня всё есть, и мне ничего не надо.       Хелен отставила кружку в сторону.       — Правда? — тихо спросила она.       — А почему не должно быть? — Мэри звучала непоколебимо. Грустный голос актрисы её совсем не убедил.       — Просто… Возможно, я слишком привыкла к хорошей жизни, но…       — Что ты называешь хорошей жизнью? — Певица оставалась равнодушной — и чудовищной в своём безразличии. — Ходить по магазинам и тратить деньги? Боюсь, у меня возникнут проблемы ещё на улице.       — Это правда. — Хелен прикусила губу. Разговор идёт совсем не так, как она планировала. — Я имела в виду, может быть, ты хотела бы каких-то регулярных услуг… Или чего-то ценного… Ну, знаешь, у каждого из нас бывают свои маленькие желания.       — У меня не бывает.       — Неужели? Как интересно… Мне казалось, они свойственны всем девушкам.       — Прекрати делать вид, будто мы с тобой не отличаемся, — резко заговорила Мэри. Хелен широко распахнула глаза: она не думала, что её маленькое замечание так сильно рассердит Мэри. Она ведь не имела в виду ничего плохого…       Как ей понять Мэри? Как разобраться в её желаниях? Есть ли у неё вообще желания — или она правда такое чудовище, каким хочет выглядеть? Будь она человеком, всё было бы намного проще…       — Если хочешь непременно чем-то меня отблагодарить, а не просто пользоваться моими услугами, можешь носить мне шоколад. Я люблю его, а в этой местности, сама понимаешь, с ним небогато.       Хелен снова подняла голову и снова в изумлении уставилась на Мэри — в который раз за этот день? Поразительно, но это странное существо удивляло её с каждым разом всё больше и больше, хотя, казалось бы, куда уж — больше?       Мэри расслабилась, растеклась, как бесформенная масса теста. Оранжевые глаза её были слегка прикрыты, а в голосе появилась некая утробность — не жуткая, как у монстров «Юнивёрсал», но зверино-довольная, как у крупной, красивой кошки. Или Хелен только кажутся эти едва уловимые нечеловеческие интонации?       — Ты, вероятно, думаешь, зачем я это делаю. Я давно заметила: люди часто недоумевают, когда происходят вещи, обоснования которым они не находят. Даже если обстоятельства складываются в их пользу. Ты очень милая, а мне это ничего не стоит. И ты не зазнайка. Зазнайка бы не стала приезжать — не во второй раз.       — Спасибо, — тихо произнесла Хелен, растерянно отхлёбывая кофе из грязной кружки. Кофе как кофе. Нормальный.       Всё-таки она совсем не понимает Мэри Риксен. И она не чувствует никакой радости от своей победы. Почему? Она ведь должна?       — Только вот надо будет разобраться с этой железякой, — Мэри подползла к столу и кивнула в сторону катушечного магнитофона. — Яков меня учил… но я плохая ученица. По крайней мере, что касается современной техники.       — Ох, хорошо, — Хелен тяжело вздохнула. Она не планировала привлекать посторонних, но совершенно не подумала об этой необходимости. Что же делать? — Я разберусь в этом.       — Хорошо. Ещё кофе?       — Нет, спасибо, я не хочу тебе навязываться. — Хелен встала и чуть не споткнулась о валявшееся под ногами тряпьё. Надо будет тут всё-таки убраться. — Ладно, тогда жди меня.       — Когда ты приедешь?       — Когда мне дадут задание, — немножко удивившись вопросу Мэри, ответила Хелен. — И когда я разберусь… можно я посмотрю, какая модель у этого магнитофона?       — Разумеется. — А вот теперь удивлённой прозвучала Мэри. — Ты хочешь сама научиться работать с этой штуковиной? Не проще ли будет…       — Всё в порядке, — попыталась успокоить певицу Хелен. Она опустилась вниз и, стараясь не касаться одеждой пола, рассматривала борты аппаратуры, надеясь разглядеть название модели. Хелен предполагала, что это может быть за магнитофон, но у неё не было в этом уверенности. — Я уже работала с машинами… в прошлом. Лучше так, чем привлекать кого-то ещё.       На самом деле Хелен врала. На самом деле она плохо разбиралась в машинах и никогда не работала с магнитофонами. Только с граммофонами… но ведь они работают совсем по другим принципам, в которых Хелен ничего не понимала.       Зачем она только предложила?       Но, если бы не предложила, проблем было бы намного больше. Искать человека, убедиться, что он не будет трепать языком, посвятить его в тайну существования Мэри… Умолять его, чтобы ни о чём не говорил директору и его прислужникам… Нет, слишком много хлопот. Намного больше, чем самой освоить незнакомое ремесло.       Но легче-то от этого не становилось.       За окнами начал накрапывать дождь: самая подходящая погода для лета. Хелен с тоской думала о том, что по приезду ей придётся возвращать машину, а потом идти домой — без зонта… Может быть, дождь пройдёт за это время. Но рассчитывать, конечно, не стоит: всякий раз, когда надеешься на хорошее, обязательно приходит плохое. Вот она не рассчитывала убедить Мэри, а как всё получилось?       Да не очень, если честно. Всё ещё надо думать о решении проблем.       И всё-таки… Всё-таки Хелен была рада. Немного, совсем чуть-чуть, но радость грела её сердце и делала унылый однообразный пейзаж вдоль дороги не таким уж и депрессивным. Ровные поля серо-зелёного цвета, на которых даже кустарники не растут, местами встречающийся мусор — откуда, в такой-то глуши? Она будет слушать Мэри. Конечно, общение у них не очень, кажется, Мэри не вполне ей доверяет… это нормально, Хелен и сама бы не доверяла, уж слишком странно выглядит молоденькая актриска, вдруг ни с чего решившая общаться неизвестно с кем… Тем более с чудовищем.       Но какой же красивый у Мэри голос.       Если бы была возможность… если бы кто-нибудь из этих умельцев-изобретателей создал бы такой магнитофон, который можно было бы носить с собой и слушать ту музыку, которую ты хочешь, а не которое навязывает тебе радио — тогда Хелен постоянно бы слушала Мэри. Даже сейчас, спустя полчаса после их встречи, ей уже не хватало звучания её голоса. Конечно, она вернётся, и обязательно услышит песни Мэри по радио… но этого уже было недостаточно.       Ладно, в каком бы сейчас состоянии ни пребывала Хелен, ей точно следует задуматься над записью. Хорошо, она не хочет никого знакомить с Мэри и усложнять ситуацию. Хорошо. Тогда что ей делать? У кого брать уроки по звукозаписи? Техники на студии всегда так заняты… да и вряд ли она сможет поговорить с ними незаметно — в месте, преисполненном ушей и глаз. Возможно, если бы она ходила на вечеринки, то знала бы пару имён, к которым могла бы обратиться… но вряд ли сами звукомеханики посещают светские мероприятия. Не тот тип людей.       Неожиданно решение проблемы вспыхнуло в голове Хелен с такой ясностью, что эта мысль на мгновение затмила все остальные органы восприятия — слух, зрение и обоняние.       Яков Бернштейн.       Он знает Мэри. Он приходил к ней. Он умеет работать с этой штукой.       Конечно, насколько Мэри могла судить об его характере, Яков совсем не тот человек, который согласиться снова помогать студии. Возможно, это оскорбит его принципы. И вряд ли он согласиться работать за деньги — на тех, кто уволил его, профессионала… Но Хелен могла бы просто попросить её обучить. Это не должно вызвать больших затруднений.       — Эй, ты там! — раздался недовольный голос с улицы. Хелен вздрогнула: она и не заметила, что к внезапно остановившейся её машине вдруг подошёл какой-то очень недовольный человек, во фланелевой рубашке и картузе.       Хелен приоткрыла дверь с его стороны.       — Да?       — Вообще-то у вас тут стеклоподъёмники есть, — наставительно произнёс мужчина, а потом более мягким тоном добавил: — Барышня, ну не умеете кататься — не беритесь! Или хоть предупреждайте, что остановитесь: щас бы вам весь, простите, зад расколошматил.       — Ох, извините! — Хелен почувствовала себя сконфуженно. Она посмотрела назад: позади её машины остановился небольшой грузовичок, заполненный деревянными коробками. От них шло кудахтанье и характерный запах куриных перьев. Этот запах мягко напомнил Хелен о детстве, но она усилием воли заставила себя не поддаваться воспоминаниям. Хватит уже, намечталась, чуть до аварии дело не довела.       — Простите, пожалуйста. Вы правы, я очень в этом плоха, — мягкой скороговоркой произнесла она. — Я сейчас собиралась возвращать машину в прокат…       — И больше сами за баранку не садитесь, — назидательно добавил докучливый крестьянин. Впрочем, он был милый и открытый, Хелен немножко соскучилась по таким людям. — Мужа попросите, жениха. Вам, милая барышня, песни петь, а не машину водить.       — Это вы верно заметили, — неловко улыбнулась Хелен. — Спасибо большое.       И захлопнула перед ошалевшим фермером дверь. Тот проворчал нечто вроде «эти городские бабёнки» и направился к своей машине.       Дождь снова начал потихоньку капать на стёкла машины.       Нет, погода совсем не улучшилась.       Впрочем, обещание, данное забавному крестьянину, Хелен выполнила: она сдала машину и оплатила её мойку. Её просили этого не делать, но Хелен чувствовала себя виноватой из-за едва не свершившегося ДТП, и хотела извиниться — своими методами. Извинение было принято.       Мужчина в белой шляпе пока не появлялся.       Выйдя на посеревшую, блистающую неестественными искусственными огнями улицу, Хелен направилась в единственное место, которое ассоциировалось у неё с Бернштейном: кафе «Джентльмен Джимми», на запад от центра. Не самое шумное место — и, поговаривают, полное коммунистов. Его неоднократно пытались закрыть, но проверки не выявили ни алкоголя, ни подпольных изданий Маркса или Троцкого. Билли неоднократно ругался на Якова, что тот и так еврей, а ещё ходит в компрометирующие его места; Хелен надеялась, что Яков не выучил данный ему урок и всё ещё посещает этот ресторан…       Она нашла его без труда, лишь единожды взглянув на карту. Честно говоря, это место выглядело совсем не так, как Хелен ожидала: она думала, что эти тёмный мужской паб, с сомнительными людьми в кожаных куртках и скрывающих лицах шляпах… Нет, это обычный ресторан, массивный, основательный, каких сейчас много. Накурено, конечно, но — где только мужчины не курят.       Люди — под стать обстановке: простые, квадратные, в пальто или жакетах, в основном очень прилично выглядящие. Отцы семейства или какие-нибудь рабочие. Но не из тех, что стоят в душераздирающих очередях перед домом занятости: у этих, конечно, тоже всё не слава богу, но хотя бы есть деньги. Женщин почти нет вообще — вот они как раз выглядят странно для взгляда Хелен: красивая только одна, а две — взъерошенные, почти без косметики, одна в мужском просторном пальто. Что характерно, сидит абсолютно одна. Очень неприлично для женщины.       Наверное, поэтому Хелен провожали глазами. А ещё, может быть, потому что она красивая, а не просто нетипичная. Или потому что тут все друг друга знают.       — Кофе? — сразу предложил бармен, намётанным взглядом быстро оценивая Хелен.       — С молоком и сахаром, — улыбнулась актриса. Она слишком много выпила у Мэри… но что делать, ей так нравится кофе. А ещё он помогает работать и сосредотачиваться на важных вещах.       — Ждёте кого-то? — продолжал бармен, привычным жестом приминая ступкой молотый кофейный порошок.       — Да. Наверное, я обращусь к вам за помощью… — Хелен слегка вздрогнула, когда раздалась музыка, по первым аккордам похожа на «Дигги-Ди-Донк» Мэри. Но это была не «Дигги-Ди-Донк», а «I Hate Myself for Falling in Love with You» Аннет Хэншоу, поэтому Хелен успокоилась. — Вы знаете Якова Бернштейна? Он в таких круглых очках…       — Лысый и носит ужасные брюки, — кивнул бармен, не отвлекаясь от заваривания кофе. — Если подождёте до семи, то он придёт. С супругой, будьте готовы.       — О, это совершенно неважно, — улыбка Хелен стала немного шире. Она всегда хорошо выходила на съёмках: создавала образ более невинный и открытый, чем Хелен была на самом деле. — Спасибо большое, я подожду.       До семи оставалось полчаса. Как раз достаточно времени, чтобы прийти в себя, подумать хорошенечко… Как она будет с ним разговаривать? Что она ему скажет? Расскажет ли о Билли? Да, придётся, это неизбежно. Плохо, что с женой: возможно, он не захочет уделить пару минут в уединении… И почему в таких местах всегда висят портреты Бастера Китона?       Размышлять не получалось. В рассеянности Хелен осматривала место вокруг себя, надеясь увидеть в нём хоть что-то загадочное и провоцирующее: какие-то тайные знаки, загадочные перемигивания между посетителями… Может быть книга, которую читает одинокая женщина, это «Капитал»? Нет, судя по обложке, Элинор Глин. Странно, что женщина такой внешности читает полуэротическую литературу для кокеток. Фантазия Хелен дорисовала ей картину: на самом деле, это и есть «Капитал», просто замаскированный под интригующей обложкой с нарочито бесполой девушкой… Яков придёт в семь — может быть, на какое-то тайное собрание?       О чём она только думает.       От компании сидящих неподалёку мужчин отошёл один из них и облокотился рядом с Хелен. На почтительном расстоянии, чтобы не нарушать этикет, но довольно близком для ненавязчивого флирта. Раньше Хелен испугалась бы, но сейчас — привыкла.       Хотя именно поэтому она никуда не ходит.       — Отдыхаете после работы? — учтиво спросил он, слегка улыбаясь. Скорее Гэри Купер, чем Джон Уэйн, но так даже лучше: Хелен благосклоннее относилась к серьёзным мужчинам.       — В какой-то степени, — улыбнулась она. Флиртовать с ним точно не стоит, но коротать время за диалогом — почему нет?       — Да, сходить в ресторан после тяжёлой смены — хорошенькое дельце. — Мужчина бросил взгляд в сторону своей компании. — Мы с ребятами тут частенько бываем.       — Ясно.       — Я вас не видел тут прежде. Курите? — Он протянул пачку сигарет.       — Нет, спасибо, я совсем не курю.       — Да? Это хорошо, — мужчина перехватил взгляд Хелен и снова улыбнулся. Впрочем, всё ещё очень сдержанно. — Женщинам курение вообще не идёт. Я считаю, это мужская затея.       Женщина, читавшая Элинор Глин, подняла голову и одарила мужчину таким убийственным взглядом, что Хелен на его месте испепелилась бы в одно мгновение. Но он даже не дрогнул: в сущности, он не заметил этого взгляда незнакомки.       — Бываете в других местах?       — Я в основном провожу время дома. Да и потом… — Хелен замялась. — Мне всегда есть чем заняться на работе.       — Это не правильно. Каждому человеку нужно уметь отдыхать. — Мужчина вконец почувствовал себя уверенно и уселся на барном кресле. — Дома бывает уж слишком скучно.       — Если найти увлечение, то нет.       — Увлечение, говорите? А чем это вы увлекаетесь?       — Чтение, музыка… в основном, конечно, чтение. — Хелен вздохнула: она давно не читала качественную художественную литературу, в основном сценарии и те дрянные бульварные книжки, по которым ставились мюзиклы с её участием. Увы, ей не дадут играть Фолкнера — совсем не тот темперамент…       — Ух ты. Можно сказать, идеальная девушка. — А вот это он сказал зря: Хелен не любила такие прямые комплименты. Да и ни одна девушка, если она не совсем отчаявшаяся, их не любит.       — Простите, — после этой ремарки Хелен потеряла всякое желание общаться с незнакомцем. — Я тут жду человека…       — О, прошу прощения. — Мужчина примирительно поднял руки и улыбнулся. — Не буду мешать. Но, если вдруг надумаете… — Он навёл сигарету на столик, за которым сидели едва сдерживающие смех его друзья. — Спрашиваете Джейка.       — Ладно. Спасибо, Джейк.       Всё-таки он славный. По крайней мере понимает, когда женщина говорит «нет», и не навязывает ей своего общества. Это лучше, чем многие кавалеры из кино-среды.       И всё же он оставлял Хелен совсем равнодушной. Как и многие другие, сильно отличавшиеся от этого прямолинейного простого парня.       Почему так? Неужели она слишком гордая для них? Или для кого бы то ни было?       Хелен не успела об этом задуматься, так как бармен кивнул ей, и актриса, повернувшись к двери, увидела Якова. Он почти не изменился, лишь стал немного лысее… и, кажется, круги под глазами увеличилась. А вот женщина рядом с ним была непозволительно красива: у неё не было искусственной роскоши светских львиц, и одета она была в простое дешёвое платье. Но в выражении её глаз читался сильный характер, волосы, не тронутые сединой, свалились бы ей на спину водопадом ботичелливской Венеры, если бы она вздумала их распустить, а слегка полноватая фигура обладала статью и изяществом кариатид.       Это жена Якова? Хелен никогда бы об этом не подумала. Она совсем не похожа на стереотипную еврейскую жену.       Увы, такие женщины никогда не попадают в объектив фотоаппарата журналиста или камеры оператора. Они существуют в объективной реальностью, которая ускользает вместе со всеми незапечатлёнными воспоминаниями. Грустно, если об этом подумать.       Хелен встала и направилась к паре. Яков сразу её узнал, и на его лице отразилось беспокойство. Он кого-то боится?       — Я ненадолго, дорогая, — скорее увидела, чем услышала Хелен его слова. «Дорогая» нахмурилась, но совсем не так, как ревнивая женщина. Скорее, как жена человека, часто оказывающегося в опасных ситуациях.       Яков кивнул Хелен, и она сразу его поняла. Они уселись в укромном уголке — пожалуй, даже слишком тихом и незаметном. В таких местах никто никогда не сидит просто так.       — Вам, вероятно, очень понадобилось меня найти, — вместо приветствия жёстко произнёс Яков.       — Да, это правда. — Резкость его тона, как ни странно, успокоила Хелен. Она чувствовала себя намного увереннее и даже знала, как ей следует себя вести. — Я по поводу Мэри Риксен.       — Мэри? — Да, ей однозначно удалось удивить Якова. И, возможно, немного напугать. — А что такое?       — Билли исчез. Он поручил мне присмотреть за ней.       — Билли поручил за кем-то присмотреть? — В голосе Якова звучало недоверие. Хелен могла его понять: никто здравомыслящий в жизни бы не поверил, что Билли было дело хоть до кого-то.       Но она ведь не врала.       — Я его заставила, — добавила она. — Я хотела поблагодарить её за… ну, вы знаете.       — Очень зря. Странно, что вы ещё живы.       — Руководство требует продолжения сотрудничества. Я скрываю её от них, но не могу… не могу пойти наперекор их решению.       — Почему? Вам достаточно отказаться от ролей в мюзиклах, и всё.       — Вы знаете, что я этого сделать не могу.       — Ну понятно, — немного насмешливо произнёс Яков, и Хелен стало жутко обидно. — Не трогайте артистов, проституток и кучеров. Они служат любой власти. Так, а я чем могу помочь?       — Я хотела, чтобы вы научили меня пользоваться тем магнитофоном, который стоит у Мэри.       Яков замолчал. Он теребил край рубашки в задумчивости и смотрел куда-то мимо Хелен. Он казался очень усталым и подавленным; возможно, всё дело в этих новостях из Европы. Там, кажется, творится полный хаос… но он-то тут, а не там. Ему не о чем переживать.       Хотя Хелен с ума бы сошла, если бы её родной город грабили какие-то обезумевшие маньяки.       — Нет, — наконец произнёс он. — Я вам ничем не помогу.       — Но почему?       Когда Хелен волновалась или взволнованно задавала вопрос, она выглядела очень кинематографично: с широко раскрытыми искренними глазами, беспокойно вьющимися волосами, с лёгкой дрожью в голосе, которую почти невозможно повторить…       Но сейчас она не играла. Сейчас Хелен в самом деле была неприятно поражена.       — Вы достаточно умная и добрая девочка, — заговорил Яков, продолжая теребить рубашку. — Я надеюсь, вам хватит ума и, не знаю, человеческого сострадания, чтобы понять. То, что вы делаете с Мэри — неправильно. Она живое и мыслящее существо, а не рабыня и не говорящая зверушка, чьими услугами можно нечестно пользоваться.       — Она сказала…       — Да, она вам не возразила. И, честно говоря, никто бы вам не возразил. Это очень хорошее решение: отправить решать проблемы такую милую девушку. Мэри всё равно, что её используют, но вам, вам как человеку это должно быть не всё равно. И мне жаль, что именно вам, одной из немногих неиспорченных современных актрис, приходится объяснять такие простые вещи.       Яков встал.       — Надеюсь, вы сделаете правильные выводы, — сказал он напоследок и ушёл к нахмурившейся и очень красивой жене.       «Ну, — подумала Хелен, уставившись в новенькую кожаную обивку кресел, скрипящей при каждом движении, — по крайней мере, я попыталась».       Ей стало очень гадко и нехорошо.       Дождь перестал накрапывать в стекло, и Хелен, расплатившись за чашку кофе, медленно побрела прочь из кафе.