Кровопийца - драбблы.

      Буря стихла к утру, и Сервилия открыла глаза.       Они вернулись в лагерь несколько часов назад, в середине ночи. Порывы горного ветра рвали плащи с плеч, оглушали рёвом, разбиваясь о скалы; неживые кони взрывали копытами снег, стремясь вперёд с той же яростью, что и их всадники. Если было что-то в этом мире, что они знали лучше, чем саму смерть — это ненависть. И она вела их вперёд сквозь тёмные пустоши, и они не ведали страха, ибо сами были страхом и тьмой.       Свет выжег ей глаза, на время почти ослепив, и мир всё ещё был подёрнут мутной белёсой дымкой. Она лежала неподвижно на своём жёстком, покрытом шкурами каменном ложе, и синеватый свет жаровни высвечивал потухшие руны на её скулах и такую же вязь, спиралью вившуюся по её обнажённым рукам до самых запястий, хвостом загибаясь в ладони. Её силой была Нечестивость, скверна, разъедавшая всё, к чему она прикасалась, искажавшая тела и души, подчинявшая их своей воле, та же сила, что текла по ледяным жилам Кольтиры. Та, что питала яростную, оглушающую ненависть в них обоих.       Когда мир ещё не увидел света Часовни Последней Надежды, когда юный лорд Дарион Могрейн вёл в бой войско Плети, подняв над головой осквернённый Испепелитель, а они шли за ним, послушные его хриплому, срывающему голосу и готовые умереть за него так же, как за своего короля, тогда Кольтира был её другом. Он всегда любил Тассариана, она не любила никого, но друг в друге они находили то, что не мог дать им никто другой. Они поняли это, едва взглянув друг другу в глаза, ещё там, в Лесах Вечной Песни, вскоре после того, как Кольтира упал — и поднялся собой. Она бросила ему клинок одного из павших рыцарей, и лезвие вспыхнуло зелёными рунами, отбрасывая блики на его лицо, и он рассмеялся, и она засмеялась в ответ. Они ненавидели одинаково и тянулись к одному и тому же, делили упоение своей властью над живыми и мёртвыми и вместе утоляли жажду, терзавшую обоих. Они знали друг друга, как не знал никто, и теперь ненавидели друг друга так сильно, как никто другой бы не смог.       Она медленно, с трудом села на постели, спустив босые ноги на покрытый изморозью пол, и прислонилась спиной к неровной каменной стене. Свет раздробил её кости, напичкал иглами всё её тело и по-прежнему горел внутри неё жгучим, медленно затухавшим пламенем. Но она оправится.       И когда-нибудь она придёт за ним. Или он за ней. Все они рано или поздно придут друг за другом. На этой земле, где живые — лишь призраки, бродящие среди мёртвых.