Всё под небесами

Отойдя от Нечистой Юдоли на приличное расстояние, Вэй Ин позволил себе почувствовать усталость, стереть с лица беспечность. От напряжения ломило спину, в голове пульсировало. В который раз за этот месяц он почувствовал себя… уязвимым? В пятый, в шестой? Он уже сбился со счета. Ему нравилось быть слабым, когда рядом есть Лань Чжань, полагаться на Лань Чжаня… Это было приятно и все еще ново… Вэй Ину нравилось смотреть, как Лань Чжань волнуется и переживает за него. Как сердится, когда Вэй Ин увиливает от тренировок золотого ядра, доставшегося ему от Мо Сюаньюя. Вэй Ин так привык отвечать: «Лань Чжань, не будь занудой. У меня достаточно мозгов, чтобы справиться со всем». Привык, да. Но сейчас, когда тело ему полностью не подчинялось, устало, требовало отдыха, он подумал, что Лань Чжань, наверное, прав. Что все это время он настаивал на тренировках не для того, чтобы освободиться от ответственности, а для того, чтобы освободить Вэй Ина от вот таких досадных моментов. «Я буду, я понял», — пробурчал себе под нос Вэй Ин. Представил, как Лань Чжань кивнет в ответ, и ему очень захотелось скорее оказаться рядом с Ванцзи, почувствовать его заботу, его уверенные руки, уловить мимолетную улыбку на упрямых губах… но без меча… Вэй Ин как-то упустил из вида вероятность, что дева Ю может остаться в Нечистой Юдоли. «Теперь придется самому как-то выкруч…» — начал рассуждать Вэй Ин и чуть было не прикусил язык, споткнувшись о что-то тяжелое. Ругнулся, перешагнул через, сделал еще пару шагов в направлении Тайюаня, но остановился, словно в голову ему внезапно пришла гениальная идея. Развернулся, пошарил в траве и в корнях, поднял с земли тупой почерневший кусок неблагородного металла. Сломанная тренировочная сабля. Таких в окрестностях Нечистой Юдоли валялось огромное количество. Найденная была достаточно широкой, чтобы уместить на ней стопы. Вэй Ин обернулся, покрутил головой, прислушался. Никого. Это хорошо. Не хотелось бы, чтобы кто-то подсмотрел, как он сделает призыв не совсем дозволенный и не совсем привычный в мире заклинателей. Вокруг столько потустороннего: духов воинов, камней, деревьев… Какой из них будет достаточно силен, чтобы нести вперед старый клинок, почти палку, лишенную духовной энергии? Вэй Ин сложил пальцы в сложный знак. Выбор пал на духа полуденного ветра горы Цинхэ. Призыв прошел удачно, вольный ветер поднял обломок в воздух, Вэй Ин ловко вскочил на него, удержал равновесие, радостно улыбнулся. Даже со слабым золотым ядром он может найти выход из безвыходного положения. Жаль только, Ци хватит не на всю дорогу, а лишь на час — максимум два. Остальной путь придется пройти пешком. У подножья гор, на полпути к Тайюаню, раскинулось довольно большое поселение, и привлекать к себе внимание, пролетая мимо на сломанной сабле, Вэй Ин не очень-то хотел, да и сил у него все равно почти не осталось. Он отпустил ветер, сунул саблю в мешочек цянькунь, так, на всякий случай, пустился вперед быстрым шагом. Пересекая городок, заметил, как в небо взмыли воздушные змеи. Сначала невысоко, потом начали подниматься к облакам. Вэй Ин остановился. Начал следить, то за одним — раскрашенным в розовый, то за другим — с черными иероглифами на белом. В этот момент воздух рассек пронзительный свист. Вэй Ин от неожиданности пригнулся. Хлесткие звуки множились, тонкие тени резали свет, уносились ввысь. Стрелы. Быстрые, верткие, с черным, синим, зеленым оперением. Большая половина воздушных мишеней была повержена в считанные минуты, змеи медленно и торжественно падали на землю, но еще с десяток их продолжили подъем к солнцу. «О. Так тут проводят конкурс по стрельбе из лука!» От этой мысли сердце Вэй Ина сладко сжалось, и он решил ненадолго задержаться в пути. «Лань Чжань, всего несколько минуточек!» Свернул с дороги, направился туда, откуда взлетали в воздух оперенные стрелы. Тесные путанные улочки вывели на пустырь. Вэй Ин остановился на самом краю поля, отведенного под соревнование, приготовился смотреть, но, как оказалось, пришел уже к шапочному разбору. В небе парил один-единственный змей, раскрашенный под красного одноглазого монстра. А на поле, не очень далеко от Вэй Ина и в пол-оборота к нему, стоял один-единственный участник, скорее всего последний. Это был высокий длинноногий юноша. Он держал наготове лук, внимательно слушал наставника, кивал головой и не спускал глаз с куска бумаги в небе. До Вэй Ина доносилось: «Если хочешь выиграть приз — ты должен доказать, что лучший. Для того чтобы впечатлить жюри, высота еще недостаточная». Вэй Ин хмыкнул, решил, что не хочет смотреть, как парень промажет, вздохнул, собрался было отправиться восвояси, но невольно задержался на юноше взглядом дольше, чем хотел. Щеки того рдели, первый пушок оттенял скулы, ноги искали правильную позицию, нашли. Парень застыл в идеальном равновесии. Чувствовал лук. Держал его так, как держат яйцо — цепко, чтобы не уронить, но мягко, чтобы не разбить. Стойка только профану могла показаться обычной. На самом деле она была прекрасной и подозрительно знакомой. На нее хотелось любоваться и любоваться. Но само по себе положение тела еще ничего не значило. Оно должно было быть адаптировано к дальности стрельбы. Вэй Ин заставил себя отвести взгляд от юноши, снова нашел в болезненно-синем небе раскрашенного в красный цвет змея. Подумал: «Слишком высоко, еще пара фэней, и будет поздно выпускать стрелу. Даже я не попаду!» Кинул последний взгляд на лучника: «Чего ты ждешь?!» И наставник, и молодой лучник - оба смотрели ввысь, первый, приложив руку к глазам и ухмыляясь, громко считал: «Три, два, один». Потом сделал разрешающий знак, и парень одним плавным движением достал стрелу, вложил в тетиву, растянул лук… «Нет. Не так. Не та позиция. Не так надо…» — с досадой зашипел Усянь, а ноги сами понесли его на поле соревнований. В несколько прыжков он оказался за спиной парня, сказал в самое ухо: «На мишень надо не просто смотреть. Ее надо представлять в своей голове. И ее, и стрелу. Протяни между ними нить. Свяжи их между собой. Сделай единым целым. Мишень — это дом, куда стрела должна стремиться. Пошли ее туда от всей души, и она сама найдет правильный путь». Парень от неожиданности дернул головой, захотел посмотреть на того, кто так бесцеремонно вторгся в его личное пространство. «Если сделаешь одно лишнее движение — потеряешь последние мяо, что у тебя остались, — снова зашептал Вэй Ин. — Доверься, если тебе действительно нужны обещанные деньги!» И подбородок парня остался на одной линии со стрелой. «Молодец! Но змей уже слишком высоко. Нужно кое-что поменять». Вэй Ин быстро, в несколько молниеносных касаний, исправил стойку юноши: чуть надавил на голени, заставляя выпрямить колени, носком сапога развел стопы под другим углом, слегка смещая центр тяжести с бедер вперед, выпрямил большой палец, лежащий на тетиве, делая хват мягким, и, наконец, вывел конец лука так, чтобы тот касался колена парнишки с внешней стороны ноги. «Когда будешь готов — стреляй». Парень перестал дышать. Вэй Ин буквально сам почувствовал, как напряглось его тело, как сконцентрировалось внимание. А потом отпущенная тетива запела высоко и протяжно. Усянь вздрогнул. Этот звук полного натяжения он слышал всего несколько раз в жизни во время Совета кланов в Цишане, но с тех пор помнил и мог узнать из тысячи. Только один человек на его памяти заставлял тетиву так вибрировать, и этот человек был давно мертв. Стрела тем временем набирала высоту и, на радость Вэй Ина, в результате обрела то, ради чего была выпущена. На поле раздались возбужденные громкие крики: «В яблочко!» Воздушный змей закрутился, пронзенный в самый центр, упал за пределами пустыря. — Спа-спасибо, — выдохнул парень, наконец расслабляясь и поворачиваясь, рассматривая Усяня из-под длинных редких ресниц. Взгляд робкий и благодарный. Сердце Вэй Ина сжалось: — Цюнлинь! Имя вырвалось из него, словно давно ждало такой возможности. Наверное потому, что эхо от пения тетивы еще не успело отзвенеть, а может быть потому, что лицо у мальчишки было такое же вытянутое, как у Вэнь Нина, у самого подбородка пересеченное узким улыбчивым, не в меру открытым ртом. А взгляд был такой же не в меру честный. И, судя по звуку тетивы, такая же неконтролируемая сила была в руках. — Нет, просто Линь, — покраснев, ответил юноша, но, несмотря на смущение, его черные глаза непрерывно смотрели на Вэй Ина. — Ты, — Вэй Ин кашлянул и продолжил, — ты очень хорошо стреляешь. И не зная, что сказать дальше и как теперь быть, широко улыбнулся: — Давай выпьем за знакомство! Меня зовут Вэй Ин. — Я вам бесконечно благодарен за то, что вы оказались рядом и научили меня, как правильно действовать, учитель Вэй. — Да не стоит меня благодарить. Теперь иди получай свой приз. — Учитель Вэй, — парень низко склонил голову, — прошу вас, дождитесь меня. Я мигом вернусь. Умоляю, примите мое приглашение! Моя сестра не простит мне, если я не приведу вас домой. У нас свой постоялый двор, недалеко, сразу за пустырем. Сестра будет рада налить вам нашего лучшего вина. — Я буду очень рад познакомиться с твоей сестрой, — беззаботно ответил Вэй Ин. — Беги! Я тебя подожду. Обещаю. Через два кэ Вэй Ин дал себя увести. Ведь он — не Лань Чжань, он не мог противостоять хорошему вину и желанию промочить горло. — Цинянь! Шицзе! Сестра! — закричал Линь, как только они перешагнули порог постоялого двора. — Встречай! Я привел дорогого гостя! И выиграл главный приз! Теперь у нас есть деньги, чтобы расплатиться с долгами! На его крики из дальней половины дома выбежала молодая девушка. Всплеснула руками, открыла было рот, чтобы пожурить шумного братца, но увидела рядом с ним Вэй Ина и настороженно замолчала. Ее милое лицо стало серьезным, почти суровым. — Это учитель Вэй, шицзе, без него я бы ни за что не попал в змея. Я пригласил его к нам выпить и поужинать. Ты ведь не против? — в этот момент краска заливала уже не только лицо Линя, но даже уши. Мальчик вдруг взглянул на себя и на свой дом глазами учителя Вэя, без сомнения знаменитого и благородного человека, и ему стало стыдно за их старенькое жилье, за бедность обстановки, за скромный наряд сестры, за ее наспех собранные на затылке волосы. Но вместе с тем сердце Линя наполнилось теплом от мысли, что Вэй Ин стоит теперь под его крышей, не воротит носа от запаха безденежья и не пытается сделать приятное лицо. — Да с чего ты взял, глупый мальчишка, что я буду ругаться! — Девушка, которую звали Цинянь, первая прервала неловкое молчание и пошла за прилавок, чтобы достать пиалы и кувшин с вином. — Я и сама рада буду отблагодарить твоего нового учителя. А ты сам не стой столбом. Усаживай гостя за стол. Да отлипни ты от него! Дай ему подышать! Сбегай пока к печи, принеси риса и супа из свиных ребрышек и корня лотоса. У Вэй Ина остановилось сердце, а потом забилось с удвоенной силой. Ах какой нежный и приятный был у сестры Линя голос. Усянь словно бы услышал, как к нему обращается Цзян Яньли. Почувствовал такую слабость в ногах, что тут же опустился на ближайшую лавку, смотрел, как девушка суетится, и только глупо улыбался, пытаясь убедить себя, что он не умер, и что перед ним не духи, а живые люди. Суп был отменный. Розоватые корни пропитались бульоном и специями, размякли, мясо разварилось и таяло во рту. Вэй Ин не сразу проглатывал жидкость, держал ее под языком, наслаждался вкусом. Впервые в жизни не был уверен, что его шицзе готовила лучше. Это было немножко грустно. Неужели он забывает тот вкус юности? Но когда на стол было поставлено вино, когда до ноздрей Вэй Ина дошел аромат терпкого напитка, когда строгая и любящая шицзе Линя села рядом и разлила вязкую жидкость в три пиалы, Вэй Ин разулыбался от всей души. Почувствовал себя почти дома. После первой пиалы начались расспросы и рассказы: о смерти родителей, о долгах, о талантах Линя, о его силе и будущем. О том, что теперь, благодаря учителю Вэю, все тревоги остались позади. Кувшин с вином развязал языки, открыл души, наполнил их радостью. За одним глотком неизменно следовал другой, за одной рассказанной историей спешила новая, за одним ласковым взглядом следующий. Когда кончились первые два кувшина, сестра Линя достала третий, подмечая, что учитель Вэй пьет и не хмелеет, становится все веселее, смешливее, а истории его искрятся юмором и умом. Не каждый день в их уединенном месте появлялся столь удивительный и красивый человек. Ему хотелось угодить, его хотелось задержать надольше. Вэй Ин нежился в семейной атмосфере, так напоминающей его приемный дом в Юньмэне, разомлел, стал задремывать. Линь предложил ему остаться до утра. Вэй Ин подавил в себе укол совести: «Лань Чжань, прости. Я тебе все расскажу. Ты поймешь». Не нашел в себе сил отказать и с удовольствием развалился на белых, вкусно пахнущих простынях, провалился в здоровый крепкий сон. Ему приснилась мать. От этого стало грустно — ведь он знал, что мать умерла. Но грусть в его сне была светлой. «Мама». Этим словом он как-будто распахнул дверь в давно минувшее, самое раннее детство. «Мама». Это слово слетело с его губ снова и отразилось от темноты, пошло кругами, вернулось, поласкало губы. «Мама». Вэй Ин повторил слово, потянулся к нему губами, целуя ночной воздух, уверенный, что мать слышит и всем своим материнским сердцем — измученным, но живым — отвечает ему. Потому что Цансэ Санжэнь обнимала его во сне, и Вэй Ин чувствовал нежные руки на своих плечах, родное дыхание на своих щеках. Он слышал ее глуховатый голос. Она рассказывала, что Вэй Ин родился с улыбкой на устах, пела ему колыбельную о далеких странах и вечной любви. Усянь заслушался, а потом они оба беспричинно смеялись. От этого смеха было уютно и спокойно, как в колыбели. Во сне Цансэ Санжэнь изменила облик, стала похожа на Цзян Яньли, протянула руку и раскрыла ладонь. В самом ее центре лежала жемчужина. Белая, большая. А ладонь была узкая, маленькая. У Вэй Ина защемило сердце. Он засмотрелся на белый, светящийся изнутри жемчуг на изящной тонкой ладони. Подумал: «Жемчуг снится к слезам. Надо проснуться». Но просыпаться не хотелось. Хотелось чувствовать руки матери, ее дыхание, смеяться вместе с ней, слушать, как она низким, хрипловатым голосом поет печальную песню. Вэй Ин задохнулся от нежности, в глазах защипало, и он сморгнул. Заметил, что протянутая к нему ладонь изменилась. Кожа стала совсем белой. Пальцы — совсем длинными. Жемчужина — темной, словно на нее опустилась чья-то тень. Она потеряла гладкость, на ее безупречной поверхности начали появляться узоры: змеились, пугали, затягивали взгляд. Ладонь дрогнула под их тяжестью. И все вокруг стало тоже очень тяжелым. Даже воздух. Стало трудно дышать. А потом Вэй Ину приснился ветер, жаркий и сухой. Он принес с собой запах жженого волоса и гарь далекой битвы. Вэй Ину очень захотелось сморгнуть еще раз, чтобы призрачные видения исчезли, чтобы вернулась далекая песня и легкость, спокойствие и светлая печаль. Но сморгнуть больше не получалось, глаза словно приклеились к ладони. Теперь та точно была уже не материнской — нежной и ласковой. Теперь он смотрел на руку, которую знал наизусть, с мозолями от меча на ладони, с порезами на подушечках пальцев от прочных струн. Ладонь больше не дрожала, но что-то все равно шло не так. На болезненно бледной коже больше не было жемчужины. Вместо нее там покоилась половинка Стигийской Тигриной Печати. В ушах у Вэй Ина зазвенело. Печать медленно раскрывалась, словно цветок, выпускала темные лепестки, превращалась в странный иероглиф. В котором была запечатана и сила, и слабость. Вэй Ин знал этот иероглиф. Тот самый. Непростительный. «Нет! — закричал Вэй Ин во сне. — Брось ее! Лань Чжань! Брось!» Но вместо Лань Чжаня перед ним снова стояла Цансэ Санжэнь. Она молчала, только смотрела с упреком, но в голове Вэй Ина раздался тревожный выкрик: — Вэй Ин! Проснись! Проснись, сын! Вэй Ин подскочил на лежанке в холодном поту, стал хватать ртом воздух. «Запрещенные талисманы и Печать! Они могут действовать одинаково. Блокировать Ци. Один принцип». Мысль горела в его голове, очевидная и пугающая. Он понял, что решил головоломку. А перед глазами одна за другой проносились картины, складывались в законченную мозаику. Вот на земле неудачливый артефактор. Прикрепленные к его лбу и горлу запрещенные талисманы высасывают из него Ци так быстро и неудержимо, что все тело конвульсирует и ссыхается на глазах. «Как рука Фо». А вот тот же артефактор, но еще живой. Такой, каким Вэй Ин видел его в Сопереживании. Он встает на меч после встречи с Фо: только что получил от него половинку цзяоцзи. Из рук в руки. Слегка пошатывается, несколько раз теряет равновесие, прежде чем взгромоздиться на клинок окончательно. Меч медленно и крайне неуверенно поднялся в воздух. «И травник Ю. Тоже», — сосредоточенно думает Вэй Ин и вспоминает слова Цзиньхуа: «Он нанес на руку сначала состав отца из контрольной баночки». «Баночка. Артефактору Фо тоже демонстрировал баночку. Мазь. Мазь наносил на руку. Той же рукой передавал цзяоцзи. Та самая рука, что была искалечена Печатью». Снова ему слышится голос дочери Ю: «А потом господин Фо успокоился, его настроение улучшилось. Словно он принял какое-то решение… снял перчатку, показал, что рука у него полностью излечилась. Обнял папу». «Обнял папу, — бормочет Вэй Ин. — Обнял! Фо обнял травника! Снял перчатки и обнял травника! Прикоснулся… рукой к человеку… рукой… и нарушил движение Ци… Ядро перестало работать… Татуировка перестала работать…» Рука Фо коснулась артефактора — тот не смог встать на меч. Рука Фо коснулась травника Ю — тот потерял духовные силы. У него рука — она пьет силы. Она вытягивает Ци. Сжигает. Как когда-то рука Вэнь Чжулю сжигала Ядра. Вэй Ин лихорадочно одевается, подвязывает ханьфу, а в голове вертится мысль, подбитая, как бумажный змей: «А потом он коснулся Печати и та отняла у него силы. Вот что! Он не знал, сможет ли восстановиться, и сделал талисманы. Тот же принцип действия». Вэй Ин с трудом отдавал себе отчет, что от напряжения его тело ведет судорогой. Точно он снова лежит на полу центральной залы пристани Лотоса, искалеченный Цзыдянем, и смотрит на суровое лицо Вэнь Чжулю. Даже пройдя через три смерти, Вэй Ин помнил в мельчайших подробностях лицо с холодным выражением, каждую черту человека, который убил Цзян Фэнмяня и Мадам Юй, а потом уничтожил золотое ядро Цзян Чэна. Но голос Чжао Чжулю вспомнился ему только сейчас. Он вплыл в уши ядом, тягучими тяжелыми интонациями… неправильными скользящими ударениями. Голос из воспоминания придавил, и Вэй Ин снова почувствовал себя совершенно беззащитным. Эти интонации… Те же самые, что он слышал в Сопереживании. «Господин Фо. Ты не унаследовал от отца лицо. Но голос. У тебя точно был голос Сжигающего ядра. С того света возвращаются не только призраки, — горько вздохнул Вэй Ин. — Надо срочно предупредить Лань Чжаня!» Ему очень хотелось разбудить Линя и его сестру, попрощаться, поблагодарить, пожелать удачи. Но что он им сказал бы? Как объяснил бы свое бегство посреди ночи? А если сумел бы объяснить, то только бы оставил после себя этим замечательным людям ненужные тревоги и чужие переживания. Поэтому Вэй Ин бесшумно выскользнул из комнаты, прокрался к выходу, притворил за собой дверь. Выхватил сломанную саблю из мешочка, сложил пальцы, призывая Духа темной луны, и понесся в Тайюань. Спрыгнул с куска железа у самого входа во двор травника Ю, от резкого движения и потери Ци в глазах потемнело. Вэй Ин стиснул зубы, прислушался. Дом травника ответил утренней тишиной. Тишина эта показалась Вэй Ину неправильной. Он лихорадочно втянул воздух. Воздух был тоже неправильный: тяжелый, нагретый солнцем, плотный. Его невозможно было протолкнуть в легкие. Вэй Ин сделал несколько шагов в направлении входа. С землей тоже было что-то не то. Она не хотела его держать, убегала из-под ног, заставляла спотыкаться, словно специально притормаживала. Вэй Ину показалось, что он никогда не был так беспомощен. А еще это солнце. От жары лицо заливало потом, сердце заходилось. Вэй Ин распахнул дверь: — Лань Чжань! В голову ударил запах ржавой крови и злодеяния. Первый труп Вэй Ин нашел на пороге. Пятна крови на светлом деревянном полу были похожи на вереницу цветков сливы на песке. «Лань Чжань сражался. Один». Чувство вины кольнуло так больно, что Вэй Ин пошатнулся. Прошел дальше в дом по кровавым следам. Второй труп обнаружил за прилавком, третий — на еще недавно белом покрывале лежанки в комнате трав. — Лань Чжань! В ответ — тишина. Вэй Ин обвел затравленным взглядом просторную комнату. Еще трупы. «Фо! Это все люди Фо». Тот, за кем они гонялись, был здесь. «Не может быть! Не родился еще такой заклинатель, который мог бы победить Ванцзи. Он такой внимательный ко всему на свете. Такой сильный. Он должен был догадаться про Фо!» Вэй Ин вышел на задний двор. — Лань Чжань! На траве увидел гуцинь, трещина пересекла его корпус, как глубокая рана, все семь струн были порваны. Вэй Ин медленно, словно был еще в своем сне, повернул голову. Не моргая посмотрел на Бичэнь, воткнутый в землю по самую рукоять. Кто-то сделал это специально, с неистовством. «С такой силой и такой злостью!» Рядом аккуратно была положена табличка. На ней выцарапано чем-то острым: «То, что тебе дорого, в обмен на то, что дорого мне». Вэй Ин спрятал табличку в рукав. По пальцам расползся холод, как от прикосновения к призраку, и силы оставили Вэй Ина. На дворе был в разгаре жаркий июньский день, но Вэй Ина бил озноб. Его ресницы слиплись от слез. Он упал на колени, стал перебирать шелковые окровавленные струны. Чувствовал себя раненым, хотя под пальцами была не его кровь, чувствовал свое сердце разбитым, а тело ненужным. «Если бы я вернулся вовремя! Если бы не задержался с Линем и его сестрой! Я бы успел предупредить! Я бы не дал выпить из Лань Чжаня Ци!» Тут вина неожиданно превратилась в злость. Придала сил. Красные сполохи появились в глубине прикрытых веками глаз. Вэй Ин поднялся с колен, обошел дом еще раз, сосчитал трупы. Больше двадцати. Все в черном. Это не адепты Су. Опознать принадлежность к ордену невозможно. Вэй Ин таких не знал. Но у всех есть мечи, защитные одежды, прошитые заклинаниями. «Значит можно провести Сопереживание!» Он сумеет. Он должен суметь. Он должен знать, что здесь произошло. Когда Вэй Ин попытался начать Сопереживание, его тело сковал загробный холод, чужое Ци не отозвалось на зов. Только с третьей попытки Вэй Ин осознал, что трупы пусты. Их Ци выжжена и души развеяны. Перед уходом Фо уничтожил все следы. Сопереживание не сработает. Нет никаких доказательств, которые он сможет бросить Не Хуайсану в лицо на Совете Кланов. Нет никаких следов, по которым можно найти Лань Чжаня. «Должно быть что-то. Если он не мог больше сражаться, он должен был оставить для меня послание. Сейчас, Лань Чжань. Сейчас. Я все найду!» Вэй Ин заставил сердце успокоиться. Запечатал все эмоции. Глаза стали совершенно сухими, просто было ощущение, что в них насыпали перца. Жгло и драло. Но Вэй Ин внимательно перебирал разбросанные вещи, обыскал каждый угол дома: пол, стены, мебель. Еще раз осмотрел все до чего мог дотянуться. Было бы намного легче, если бы он знал, что искать. Понимал только, что это должно быть нечто, чего здесь быть не должно. «Надо подумать». Он прислонился к стене, потом медленно сполз по ней на пол. Оперся ладонью. Не сразу почувствовал, как кожу ладони обжег артефакт. Вэй Ин машинально поднял с пола камень. Откуда он в доме? Неприметный, острый, с дыркой и одной-единственной каплей крови. Такой неприметный камешек посреди кровавого месива, оставшегося после битвы. В этот момент его ум, слух и зрение обострились и достигли той степени, когда человек с легкостью перешагивает границы. Озарение, какое приходило ему в той прошлой жизни, когда он создавал новые артефакты, снизошло на него и в этой. «Спасибо, Лань Чжань!» Вэй Ин сделал пальцами жест, камень ответил, раскалился, капля крови скатилась точно в срединное отверстие, превратилась в святящийся шарик, зависла в воздухе. Прошла минута томительного ожидания, и капля сдвинулась с места, поплыла, потянула Вэй Ина за собой по кровавому следу. Вэй Ин вскочил на ноги. Словно почувствовав, что за ней идут, капля поплыла к выходу, постепенно набирая скорость. Вэй Ин метнулся следом, но вдруг затормозил. Замер у самой двери. Бросился назад, на задний двор, вытащил Бичэнь: «Его надо вернуть Лань Чжаню». Поторопился назад, к выходу, на бегу подхватил с прилавка баночку с мазью — нелегкий самозабвенный труд травника Ю — которая чудом не разбилась посреди произошедшей здесь бойни. «Лань Чжаню в подарок. Осталось его только найти». Эта мысль неожиданно сделала Вэй Ина спокойным. Ему надо было спешить и беречь силы. На призыв духа их уже не осталось, но бежать он все еще мог.