***
Чон Чонгук хочет казаться сильнее, нет, он хочет быть сильнее. Он пытается стать лучше, пытается стать выше отца хотя бы на ступень, но выходит, откровенно говоря, хреново. То ли гнилая натура Чонов начала проявляться, то ли этому мешает его папаша, смешивая собственных детей с землёй, выставляя их ничем и никем. Чон с усмешкой вспоминает противный, хриплый из-за сигарет голос. Голос, что изо дня в день повторял, что не быть Чону главой Сангуса; что хреновенький из него альфа и не менее хреновый из него Чон. Даже сейчас, сидя в клубе для встречи с Главой Рубума, он сжимает телефон и вглядывается в экран, раз за разом вспоминая слова отца, что больно, подобно розгам, кожу рассекли и места живого на теле не оставили. «Если ты решил поиграть в справедливого правителя, то, во-первых, вспомни, что ты не правитель, ты никто и звать тебя никем; а во-вторых, заиграешься мальчик мой, будь осторожнее». — Знаешь, - говорит Чонгук, пришедшему в скрытую комнату клуба, что принадлежал Чону, Намджуну, главе Рубума, единственному району, что не находится под влиянием его отца, что заставляет Джено беситься с каждым днем всё сильнее. – Я хочу наконец-то убить отца. Думаю, мы достаточно долго готовились. Он мне доступ к воздуху перекрывает все сильнее и сильнее, теперь мне хочется перекрыть его ему, раз и навсегда. Ким лишь кивает, уточняя время и место. Послать проституток из Рубума под видом новеньких в одном из клубов семьи Чон, свихнувшемуся старику Чону. Хорошо обученных проституток, обученных отнюдь не сексу. Миленько, не правда ли? Что-то вибрирует в районе рёбер, до Чона не сразу доходит, что это телефон и он даже немного вздрагивает от неожиданности. Вынув гаджет из внутреннего кармана пиджака, альфа прокашливается, вновь принимая образ бесхарактерного, вечно пропадающего в клубах сыночка-альфы. Он выходит из комнаты, двигаясь на встречу пьяных танцующих тел, где-то, кажется, завязывается драка, на что Чон одобряюще присвистывает и хлопает пару раз. Он всё же подносит телефон к уху: – Я не слышу вас, отец, – Чон зачем-то икает и тут же извиняется, путая слова. – Минуточку, я выйду на улицу, уж больно музыка орёт. Парень и сам задаётся вопросом: зачем строить из себя дебила; но, почему-то, скрипя зубами продолжает выводить отца из себя, получать очередные пощечины от него же и портить себе нервы. Уже стоя на улице, он слышит короткое от альфы: — Бери людей и на границу. Ни привет, ни пока, впрочем, ожидаемо, на это Чон лишь усмехается и кивает, наплевав на то, что его немого ответа никто не видит. Чон направляется к своей машине, набирая уже выученный номер главного на границе между районами.***
— Я учителем хочу быть, — потупив взгляд и перебирая пальцы, говорит Сокджин папе. — Понимаешь? Я не хочу как вы: всю жизнь на заводе горбатиться по двенадцать часов, а потом приходить тела не чувствовать, ногами еле перебирать, — слабо качает головой, как бы подтверждая свои слова. — Я детей учить хочу. Чонсу, папа Джина, лишь горько усмехается на слова сына, понимая, что его желаниям не сбыться — не в том городе они живут, не в том мире. — Джин-а, ты ведь понимаешь, что это невозможно? В нашем районе ты попросту хорошего образования не получишь, а про Сангус и думать забудь, тебе туда не попасть, как бы и мне и тебе этого не хотелось. Ким поднимает взгляд на папу, понимая, что тот как никогда прав, что лучшей жизни жителям Долора не видать ещё очень долго, разве что задницу какому-нибудь богатенькому выходцу из Сангуса не подлизать, но где гарантия, что он тебя не убьёт сразу как надоешь. Омега, скорее всего, не доживёт до того момента, когда всё изменится, когда жизнь станет хотя бы на порядок лучше их сегодняшнему выживанию, ведь жизнью это назвать язык не поворачивается. А сейчас ему остаётся лишь вздыхать о лучшей жизни и помогать беременному папе, что, будучи на предпоследнем месяце, чувствует себя мягко говоря ужасно, заставляя волноваться не только Сокджина, но всю семью; ведь вероятность того, что в родах Чонсу может умереть очень велика, все это понимают, но принимать отказываются, верят, что он выкарабкается, всё-таки и не через такое проходили. Уже на улице, возле того самого высокого ограждения, куда Сокджин с папой часто приходят для продажи кое-каких продуктов, как и сейчас, их опасения подтвердились. У омеги отошли воды, вроде так это называл местный врач Долора, рассказывая Джину о родах по его же просьбе, ведь папа в любой момент мог родить, будь то дом или улица, видно, что не зря. Чонсу почему-то падает на колени, слегка поскуливая, хватая руку подоспевшего парня. — Что-то не так, — шепчет он в перерыве криков, забывая о паникующем сыне. — Мне так ещё никогда не было больно, хотя уже двух богатырей родил, — пытается пошутить омега, чтобы хоть как-то отвлечься. — П-папа, ты полежи здесь, хорошо? Я попрошу помощи у пограничников, они должны помочь. — Хэй, не бойся, милый, это всего лишь роды, — пытается успокоить омегу Ким, но выходит не так как хотелось — с его губ срывается слабый крик, а глаза с каждой секундой закрываются, как бы он не старался держать их открытыми. — Папа, я-я сейчас, — омега срывается с места, бежит в сторону ограждения и бьёт по железной пластинке, играющей роль дверцы. — Помогите! Эй! Ким не сдаётся, колотит по дверце сильнее, даже боли совсем не чувствует. Руки трясутся, а в глазах мутнеет, поэтому он промазывает пару раз, бьёт по неровной каменной поверхности, сдирая кожу рук. — Да чёрт! Где вы шляетесь, когда так нужно?! — кричит, рыдая в голос, страх за папу парализует, почти все движения перекрывает, остаётся только кричать да руки сдирать. Поняв, что ответа от пограничников не дождёшься, Сокджин бежит обратно к Чонсу, пытается схватить уже бессознательное тело и протянуть ближе к домам, но ноги совершенно не держат и сам омега касается спиной земли. Злится и сам понять не может на что: на себя, такого слабого, или на зажравшихся бездушных охранников границы. Он и думать забыл, что за ослушанный приказ и головы на два счёта лишиться можно. — Пап, — слабо бьёт омегу по щекам, пытаясь привести в чувства, но всё бесполезно. Парень наклониться боится, дыхание не уловить боится, боится, что потерял папу навсегда вместе с не родившимся братишкой. — Папа, ну встань же ты, пожалуйста, — обнимает бессознательное тело, прижимает ближе к себе и пытается хоть на метр сдвинуться. Недалеко, рядом с воротами, стоит Чон Чонгук, наблюдающий за всем происходящим. Сердце почему-то защемило, захотелось рвануть к рыдающему омеге, прижать к себе покрепче и больше никогда не допустить лишней пролитой слезы. Он быстро мотнул головой, отгоняя посторонние мысли, попытался избавиться от щекочущего нос цитрусового запаха, от которого он, к удивлению, не чихнул по привычке, имея аллергию на цитрусовые, а наоборот, захотел вдохнуть побольше воздуха, вбирая в лёгкие побольше терпкого аромата. — Ради этого меня сюда позвали? — обращается к стоящему рядом бете. — Г-господин Чон приказал звонить по любому поводу. Кивнув, он вновь переводит взгляд на сидящего на траве омегу. — Кто он? — Это Ким Чонсу и его сын, Сокджин, кажется. — Думаешь имена мне что-то дадут? — П-простите, — осёкся мужчина, но быстро исправляется: — Они часто продукты на продажу носят сюда. — Помогите им. А ты узнай побольше про этого паренька и мне доложи, — говорит рядом стоящему альфе, усаживаясь в машину, припаркованную недалеко от ограждения. – И да, – Чон выглянул из окна, указывая пальцем на мужчину. – Узнаю, что отцу проболтался о парне – головы не сносить: лично отрублю. Ясно сказано?