***
Дни во вновь открывшем свои двери агентстве тянулись медленно и однообразно. Неожиданности кончились на том, что никто из знакомых не удивился ни появлению Вергилия, ни скованному поведению Данте. Последнее списали на стресс: в конце концов, он год провел в аду со своим уже-не-заклятым-врагом. Вергилий же ничего не оспаривал. Просто молчал, стоя рядом с Триш, когда Нико и Леди налетели с расспросами на Данте, оттеснив вяло протестующего Неро. Данте кое-как отшутился и на этом тему закрыли. Про слепоту Вергилия никто не спросил, потому что никто не хотел связываться. Неро лишь отметил наедине, что так даже лучше. Меньше шанс на новую катастрофу. Данте покивал и донельзя лживо ухмыльнулся, удерживаясь от того, чтобы врезать парню между глаз. Непонятно только, потому ли, что эти слова были слишком циничны или потому, что в них было слишком много от истины? Как бы то ни было, агентство Devil may Cry возобновило свою работу, но его владелец физически не мог успокоиться и вернуться к прежней жизни, состоящей в основном из поедания вредной еды и штудирования модного глянца. Сначала Данте честно старался отвлечься привычной рутиной, не следить, не ходить хвостом за братом, но у него просто не получалось. Взгляды и мысли охотника так или иначе возвращались к Вергилию, обычно тихо сидящему в холле. Иные клиенты могли бы подумать, что в агентстве появилась очередная странная статуя, и лишь едва заметное дыхание выдавало в этом изваянии живое существо. Все прошедшие две недели Вергилий вел себя на редкость мирно: не пытался свести счеты с жизнью, не лез драться, не начинал истерику, да даже сбежать попыток не предпринимал. Возможно, последнее не реализовывалось из-за слепоты, но Данте хотелось верить, что брат остается по своей воле. По своей воле, конечно. После всего, что Данте натворил? Впрочем, в случившемся были виноваты оба, нечего сваливать всю вину на себя. Вергилий первый обнажил клинок, а Данте просто не захотел отпускать его на этот раз. Сам же Вергилий, что самое удивительное, будто забыл о том дне, после которого кошмары стали снится обоим братьям. Он вел себя как обычно, то есть приблизительно никак с легким налетом высокомерия. Общался подчеркнуто вежливо и сухо, но чаще просто молчал, игнорируя болтовню брата или иных собеседников. Данте не возражал, в конце концов он и не рассчитывал на бурные семейные сцены, однако его все сильнее нервировала полная апатия близнеца ко всему, особенно к собственной слепоте. Вергилий даже не попытался выяснить, почему ослеп, а ведь Данте поклялся, что с глазами не делал ничего такого. Это даже звучало абсурдно, но по всем признакам Вергилий просто… Смирился? Он довольно быстро запомнил расположение мебели в комнатах, количество ступеней, посуду на кухне и прочие мелочи, и передвигался по агентству так спокойно и уверенно, будто зрение никогда его не подводило. Оступился он лишь раз, когда сбегал наверх от первого и единственного их разговора с Данте, касающегося отношений. Тот рванул следом, все же намереваясь выяснить у Вергилия хоть что-то, и успел вовремя подхватить брата. Теплое тело вздрогнуло в объятиях, но вырываться Вергилий не решился — они и так находились в довольно шатком положении. И Данте этим воспользовался.***
— Как ты? — Какая разница? — Вергилий безэмоционально шепчет, слушая учащенное сердцебиение брата. В глаза Данте он не смотрел, понимая, как пусто и жутко выглядит собственный слепой взгляд. — Я не верю, что тебя устраивает эта ситуация! — Данте начинал раздражаться. — Какая разница, — устало повторил Вергилий, — Мои глаза… Такова плата за неуемную гордыню. — Он усмехнулся и все же взглянул на брата, смотря сквозь. — Тебе не за что платить! А если бы и нужно было, в тот день ты поплатился сполна. И к слову, нам пора это обсудить, черт. Да, я тоже не горю желанием вспоминать, но… — И что же нам обсуждать? — непривычно резко прервал близнеца Вергилий, — Что здесь скажешь, Данте? Я не ищу причину своей слепоты потому что прекрасно ее осознаю. Знаю и ничего не могу поделать с тем, что мне невыносимо видеть твое лицо, после того, как… — Вергилий осекся, продолжая на полтона тише, — Не питай иллюзий. Меня задел не факт насилия над моим телом, мне бывало и больнее. Но ты… Ты же мой родной брат. Я понимаю, я сам неоднократно был близок к тому, чтобы убить тебя, но никогда не желал унизить и растоптать, заставить боятся... Данте, я не хочу каждый раз, глядя на тебя, видеть его лицо, вздрагивать. Я бы и слуха себя лишил, но это глупо. Вся эта ситуация… Он потупил взгляд, отстраняясь и переступая ступень. — Вердж…. — Данте взглянул на его фигуру, такую незначительную и утратившую враз всю стать. Вергилий сжался, будто уменьшился, потускнел. — Это конец. Я больше не хочу вспоминать. Давай оба сделаем вид, что все просто так сложилось. Я так устал проигрывать судьбе, Данте. Я готов это признать. — Ты не проигрываешь судьбе, черт возьми! Ты выстоял, смог преодолеть все, что случалось с тобой, потому что не признавал поражений! Давай, Вергилий, отыграйся. Можешь делать со мной все, что захочешь, хоть кожу снимай. Мне невыносима твоя апатия! — Данте… Я не держу на тебя зла. Не обижаюсь. Мне не за что мстить тебе. Наверное я сам виноват в том, что случилось. Подумай, ведь вся моя жизнь несла этому миру лишь смерть, разрушения, горе. Согласись, я расплатился смешной мелочью по сравнению с теми страданиями, которые причинил в том числе и тебе. Помнишь, ты сказал тогда: «Все, кто нуждался в тебе, пострадали от твоих же рук.» — Вергилий ухмыльнулся без толики веселья, — Все так и есть. И я принимаю свое наказание. На этом он ушел, оставив брата в глухой тишине. В одиночестве.***
Следующие месяцы не выделялись ничем особенным, разве что Вергилий окончательно засел в своей комнате, занимаясь обычно… А черт знает, чем он там занимался. Явно не чтением. Данте шумно вздохнул и зло усмехнулся, опивая виски из граненого стакана. Он не мог выкинуть Вергилия из головы. Много раз пытался: уходил в работу, начинал пить, праздно валялся на диване, вдыхая оставшийся от брата запах. Вергилий пах сладковато, видимо из-за жасминового зеленого чая, который регулярно пил. Время тянулись, словно мед. Данте наблюдал за братом и все сильнее увязал в паутине отчаянья, одновременно осознавая ужасный, хотя и не слишком неожиданный факт: он был до скрежета зубов одержим Вергилием. Помешан. Влюблен. Чертов инцестник. Еще с той встречи на вершине их личной вавилонской башни, кажется, сотню лет назад. Вергилий был так красив в своей гордыне… Данте любовался своим потрепанным воспоминанием, вновь обретающим цвет и четкость. Похоже, пока Вергилия не было рядом, весь этот груз эмоций и чувств выносить было легче. Когда же они дрались в аду, то друг с другом, то с демонами, все тонуло в адреналиновой гонке, но сейчас… Когда Вергилий просто ходил рядом, заваривал чай, потягивался, сидя на диване, перебрасывался парой фраз с утра, слушал радио… Невыносимая тяга, жажда коснуться. Взгляд будто прилипал к гибкой фигуре, руки помнили, какова кожа на ощупь. В каком-то смысле хорошо, что брат ничего не видел, иначе подумал бы, что Данте провоцирует его на драку — так пристально пожирал глазами. И как же глупо было осознавать действительность именно сейчас, после всего, что с ними случилось. Да уж, так и блокируй свои чувства. Вот что выходит. Сейчас Данте был на стадии депрессии, так как гнев, торги и отрицание уже миновали. Ну, а что тут попишешь? Просто так взять и подкатить к родственнику — дико, а уж к родственнику, которого ты изнасиловал, будучи кровожадным демоном… Данте вздохнул, смотря на фотографию матери. — Что же мне теперь делать…