судьба

Это лето обещало быть плодородным, несмотря на то, что большинство детишек тут рождается осенью и весной, а лето и зима, наоборот же, ознаменовываются зачатием. Чимин и Сокджин, в принципе, не так важно, когда плести нити, да и люди ходят к ним просить хорошей судьбы круглый год. И всё же это лето и весна оказались настолько непривычными, что выбили Чимин из себя. Они жили в лесу, окруженные дикой природой, и чувствовали себя прекрасно. Люди обычно не ходили далеко в лес, но после появления стольких детей им понадобилось больше еды, чем прежде, поэтому в рассказе Дажьбога не было ничего удивительно. Он, как и обычно, замыкал зиму и отмыкал весну, когда на пути ему попалась маленькая девочка: явно не больше семи лет. Что это для бога? Ему пришлось забрать девчонку к себе, хоть и просили родители слёзно. Едва ли она бы не вернулась вновь; Дажьбог не просто так помощник Хорса, бога солнца, ему и полагается быть безумно красивым. Поэтому Тэхён, как они называют друг друга лично, и не смог отдать девчонку. Она растёт у них, и отлично справляется с помощью в покровительстве свадьбам. Хосок, их жаркое солнце, на просьбу тогда милостиво кивнул. Не зря Тэхёна считается его фаворитом, даже если и просили они всей кучей. Чимин расправляет юбку, но из-за разрезов по бокам белая шелковистая ткань соскальзывает по её ногам вновь. Она недовольно фыркает, сдаваясь. Сегодня на улице было светло, и ветра почти не было. Видно, Стрибог, ветром управляющий, сбежал к Мокошь. То-то она не почла их своим присутствием сегодня. И это вот покровительница прядения и ткачества? Чимин рассмеялась, рассматривая свою работу. Все они тут боги и их ближайшие, но вот Чимин и Сокджин из-за связи с Родом всё же считаются по статусу выше. Их и почитают вместе: Рожаницы и Род неразделимы друг от друга. Намджун каждый раз смеётся, хватая их за талии, что рад ужасно, мол, успел их украсть от других богов. Не зря Хосок некоторое время ухаживал за Чимин, а Сокджин ласково отказывала Тэхёну. Вот и спелись те, видимо. Чимин улыбается, не осмеливаясь скрывать радость: пусть все видят. В большой комнате их собралось чуть больше дюжины. Сокджин уже подумывала найти больше повивальных бабок из местных пожилых людей. Те редко отказываются от места в их поместье. Места хватит всем: не зря у них Семаргл занимается обдумыванием новых этажей, он, к тому же, вестник между небесным и земным мирами, поэтому способен возводить действительно высокие здания. Из-за отсутствия ветра Чимин становится жарко даже в тени. Раздеться бы полностью, да не положено делать этого в прядильной. Платье, надетое ей сегодня, состоит из двух частей: небольшого белого топа, скрывающего грудь, и юбки с короткими шортами снизу. Благодаря разрезам по бокам юбка открывает вид на ноги, позволяя коже дышать. Тонкая прозрачная ткань, соединяющая топ и юбку, делает наряд более подходящим её статусу. Она же прикрывает её руки от чужих глаз, когда Чимин необходимо читать заговоры на судьбу. Нити в её руках спутанные, очень тонкие. Она видит такие впервые за всю свою жизнь. Даже повивальные бабки рядом смотрят с небольшим изумлением. Тем-то хорошо, у них нитки прочные, не порвать — они только завершают начатую старшей работу. Сокджин всегда старается изо всех сил, но иногда ничего нельзя сделать. Люди, приходящие к ним, надеются задобрить их, богинь, чтобы судьба у ребёночка была сладостной. И Чимин бы правда, правда рада одарить каждого малыша плотной нитью, но, увы, её дело тонкое. Тем не менее, едва ли ей легче, чем Сокджин: та укрепляет нити, делает их прочными и убирает лишние фрагменты, стараясь оставлять лучшее. Чимин же занимается обработкой тех нитей, что даже после магии Сокджин остались тонкими. Обычно такие детишки не живут долго. Чимин вздрагивает, когда на плечи ей кладут две руки. Сокджин склоняется над её плечом, ласково целует в щеку пухлыми теплыми губами. От неё пахнет летом и молоком. Кажется, старшая ходила на поля. Видно, там читал стихи Велес. Юнги вообще любил поэзию. — Можешь что-нибудь сделать? — спрашивает та, кивая на нить. Чимин неуверенно кивает, вздыхает бессильно: — Я попробую продлить её, но едва ли дитятко доживёт до двух. Надо крестить его как можно быстрее после рождения, иначе станет мавкой*. Сокджин в ответ массирует некоторое время её плечи, кивает на столик рядом. Там стоит большая глиняная чаша с тонкими узорами по краям. Её любимая. Даже отсюда Чимин чувствует запах чая и травы. — Выпей, — говорит старшая. — И не задерживайся допоздна, успеется. Ребёночек родится через два месяца, я выясняла. Она вздыхает в ответ, кивая. Имея такой запас времени… Ей не стоит растрачивать силы в один присест. У неё ещё много работы: как минимум пять детишек со сложной судьбой родятся на неделе, и ей необходимо их поддержать, обработав нити. А уже вечером Чимин должна будет присутствовать на обряде взятой под опеку Тэхёном и Хосоком девчонки. Всё-таки, отобрав у неё жизнь обычного человека, все они должны поддержать её в этом мире. Да и тот факт, что она могла их видеть, нагонял немного сомнений о происхождении… Перун, часто сопровождавший князей на их охоте, мог и нагулять себе наследницу. Не в прямом смысле, конечно. Девочка такой силы не выдержит, даже наполовину будучи богиней, но статус её это бы подняло. Да и леший малышку не заблудил, будто не захотев вмешиваться. — Петруша, — говорит Чимин домовому, сидящему на соломе рядом. У небольшого ростом старичка, как и у всей мужской части его народа, имеются пышные усы и ржаные волосы, выбивающиеся из-под шапки. Он встает, пыхтя, с места и складывает пухлые ручки на животе, кланяясь. Усы его достают пола и забавно дергаются, когда он улыбается, выпрямляясь. Яркий наряд оттеняет пунцовые щёчки и большой нос. Голубые глаза смотрят внимательно и счастливо. — Будь добр, принеси мне больше чистого молока для ритуала. Тот исчезает с тихим хлопком, принося молоко уже через несколько секунд. Чимин приступает к работе, за которой проводит следующие несколько часов. Приходится ей замачивать все нитки в молоке, куда она добавляет свою кровь, кровь Сокджин (которая всегда имеется у неё в запасе) и травы с ближайших полей. Русалки недавно выдали ей чешуйки, а Волколак поделился запасами шерсти с предыдущего превращения под клятву использовать во благо. Колдунов в их местах осталось мало, почти все переехали на другие земли, но некоторые, самые надежные, пообещали сообщить, если вдруг решаться на переселение. Всю заготовку она тщательно перемалывает, отдавая на хранение баннику. Тот доводит содержимое до кипения и охраняет его несколько дней, поддерживая температуру. Поэтому ритуал закончится ближе к концу недели. Тем временем ей приносят ещё несколько нитей, которые выглядят прочнее прочих, но всё ещё не дотягивают до стандарта. Отрывается она только на перекус во время обеда. Их поварихи, Полудницы, выставляют на стол угощения, разливают по чашкам горячий чай из самовара и быстренько сбегают на улицу играться. Тела у них молодые, подтянутые. Чимин ненароком засматривается на яркие улыбки, которые не сходят с их лиц. Всё-таки полдень — их время. Сокджин рядом кусает сушки, запивая горячим напитком. Она покушала чуть раньше, заскочив на кухню к девочкам, так как хотела успеть переговорить с Водяным. Было бы неплохо, если бы они смогли устроить ритуал для девчонки рядом с водоёмом. — Ну как? — интересуется Чимин, отодвигая тарелку с закончившимся первым блюдом. — Договорилась? Сокджин улыбается так самоуверенно, что кажется, будто у неё светится лицо. Тем не менее, это может быть и правдой. Хосок всегда относился к ней, как к сестре, хоть и не произносил вслух. — Хах! — усмехается она краешком губ, хватаясь за коленку Чимин. Пальцы у неё цепкие, и кожа мягкая. Ей приходится приложить много сил, чтобы не покраснеть, вспоминая предыдущую ночь, проведённую с ней и Намджуном. — Конечно, я смогла! Я ведь у тебя лучшая, да? Чимин хихикает. Всё смущение улетучивается, сменяясь легкостью. Такая уж Сокджин у них дурашка. Не зря они с Кикиморой лучшие подружки. Чонгуки вообще была ещё совсем молоденькой, её народ не так давно тут поселился. Так что Сокджин, помимо прочего, была ей и сестрёнкой. Не зря она так активно шпыняла читающего Чонгуки стихи Юнги. Велес падким на кого-либо не был, а тут, вот тебе, глаз положил… — Лучшая, — нежно говорит Чимин, сверкая глазами, — самая лучшая!