Калёное железо с оттенком вишни

      — На прошлом сеансе вы затруднились описать свою проблему. Как дела с этим обстоят сейчас?       В кабинете психоаналитика удобные кресла. Они не скрипят, когда на них садишься, а тканевая обшивка имеет приятный рельеф, который, намеренно затягивая с ответом, можно поглаживать подушечкой указательного пальца. Само сидение жёсткое, будто негласно призывающее оставаться сосредоточенным, но в спинке полно поролона, в котором утопают плечи. Ламберт из-за своих очков смотрит пристально, не моргая; руки, лежащие на его коленях, держат блокнот с ручкой — какое клише! — но не спешат записывать что-либо. Кэролайн приходится поёрзать, поправить разрез на юбке, который и без того находится на нужном месте, взглянуть в широкое окно, за которым над Нью-Йорком собираются дождевые тучи. Она всеми способами мечтает оттянуть момент, где ей придётся подбирать слова. Если бы она могла подобрать слова — то, наверное, справилась бы с внесением определённости в свою жизнь без посторонней помощи.       — Можете не отвечать, если это вызывает затруднения.       — Нет, я… — Кэролайн делает глубокий вдох, поджимает накрашенные бледно-розовой помадой губы и вроде как сомневается, хотя сказать точно нельзя, — я просто пытаюсь выделить основную проблему. Полагаю, больше всего меня беспокоит утрата определённости. Некое раздвоение. Семья вырастила меня человеком, который не привык сомневаться в принятых решениях, даже если они несколько спорны с моральной точки зрения. Однако сейчас я сомневаюсь во всём: в том, кто я; в том, что делаю; верно ли поступаю и не сводится ли всё, что я делаю, к тому, чтобы трусливо убежать от проблем.       Она остаётся довольна — сказанное довольно точно описывает все нюансы внутренних противоречий и акцентирует внимание на первостепенно важном. Всё легко можно списать на кризис среднего возраста (и, может быть, он тоже приложил свою руку), но Кэролайн уверена, что основную роль в спутанности её существования сыграло совершенно иное.       Ламберт делает пометку на полях блокнота, судя по движению руки — это две параллельные линии, снизу подведённые изогнутой горизонтальной. Остаётся обвести в круг, и будет смайлик. Странный подход к психоанализу, если он в самом деле нарисовал костяк рожицы из интернета, после того, как выслушал целый трактат о потере внутреннего единства. Кэролайн допускает, что накручивает себя на ровном месте, а потому старается не думать об этом, усилием воли фокусируясь на беседе.       — Есть ли что-то, с чем можно связать такой эффект? Вы заметили «переходный момент»? То, после чего «раздваивание» стало возможным?       — Всё началось с человека, — моментально отзывается она, потому что сомневаться тут уж точно не приходится. Поспешный ответ, впрочем, звучит как-то преувеличенно, и приходится искать одобрения: — Разве не всё всегда начинается с человека?       На руке Ламберта крупные часы, приобретённые однозначно за внушительную сумму, и когда в кабинете становится достаточно тихо, как сейчас, можно различить, как стрелки меняют своё положение с выразительными щелчками. Кэролайн невольно бросает взгляд на своё запястье, где фитнес-браслет привычно твердит о лёгкой аритмии и напоминает, что до конца сеанса остались добрые час двадцать. Почти вечность. Крамольную мысль встать и уйти приходится отвергнуть, что только добавляет совершенно необоснованной нервозности, которая не ускользает от внимания профессионала. Ламберт оставляет блокнот на коленях и, сцепив пальцы в замок, смотрит изучающе, почти просвечивает насквозь.       — Расскажите о нём, — просит он в такой типичной, до скрипа зубов мягкой манере психоаналитиков, что даже становится неловко — Кэролайн достаточно хорошо знакома с этими трюками, чтобы так легко вестись на них. Не такой уж она удобный пациент, как предполагалось вначале.       Говорить «о нём» на самом деле не столь сложно, витиеватых метафор у Кэролайн заготовлено вагон и маленькая тележка, но она всё равно приходит в подобие ступора, теряется почти как школьница у доски, которая честно-честно учила, но немного переволновалась и теперь собирается нести какую-нибудь отсебятину.       — Какое влияние вы ему предписываете? — Ламберт считает, что если станет задавать наводящие вопросы, то ей проще будет сладить с мыслями и начать наконец говорить. Он прав.       — Это мой пациент, — говорит Кэролайн тоном достаточно твёрдым для человека, что ещё секунду назад испытывал смятение. В том, как быстро становится формальным её голос, прослеживается привычная, свойственная ей уверенность в собственных словах. — Бывший пациент. Семейный человек, которого занесло далековато от дома с потерей памяти. Мы вместе собирали фрагменты его жизни, и чем больше он вспоминал, тем сложнее мне было. Я чувствовала вину, когда была вынуждена из раза в раз принимать сложные решения, довольствуясь лишь крупицами истины.       — О каких конкретно решениях идёт речь?       — О решениях препятствовать. Обесценивать вернувшиеся воспоминания, — Кэролайн пожимает плечами, вместе с неопределённостью выражая некую отрешённость от предмета разговора, но потом зачем-то оправдывается: — Я тогда считала это верным.       По непривычной для глаз эмоции, отобразившейся на лице психоаналитика, Кэролайн предполагает, что он озадачен — в последнее время её жизнь превратилась в сплошной клубок сложностей, и такое впечатление, что он затягивает всех окружающих, без разбора.       — А сейчас не считаете?       Она мается с ответом, будто никак не может убедить себя озвучить его.       — Нет? — произносит Кэролайн. Звучит почему-то вопросительно, приходится сдаться. — Не знаю, это сложно. Если хотите знать, я поступила бы так снова, но это снова было бы ошибкой.       — Почему вы делали это? — Ламберт явно в замешательстве, хотя неплохо держит себя в руках и не позволяет излишнему любопытству проскользнуть в голос. — Вы знали его до всего этого? Хотели оградить от травмирующих событий?       Наводящие вопросы прекрасно срабатывают и в этот раз — Ламберт в своих предположениях далёк от истины, но однозначно глубоко профессионален и не зря требует кругленькую сумму за сеансы.       — Ох, доктор… — вздыхает Кэролайн, не думая, что перейти к самому сложному придётся так быстро. Она прикрывает глаза и массирует точку на своём лбу, куда в последнее время всё чаще наведывается головная боль. — Его знали многие. В этом была вся загвоздка.