Цвет настроения белый (книга 4)

Он напрягает свои бицепсы и отодвигает тяжеленную тумбочку, прижимавшую дверь. Там в замке торчит обломок ключа, и Толя с лёгкостью его проворачивает. Оттуда из-за двери прям так и веет приключениями. – Ой, не знаю... – качаю я головой. – А что нам будет? Мы же уже взрослые, а не подростки какие-то. Я улыбаюсь, мне самой смешно от того, что я такая я трусиха. – Идём, – соглашаюсь я и позволяю ему взять меня за руку. Он такой мужественный, и мне рядом с ним так спокойно! С ним я могу идти куда угодно, и мне не страшно. Я «трусишка зайка серенький» – это из песенки какой-то или из мультика, уже не помню. Мы выходим во двор, там зябко, а небо звёздное-звёздное, покрыто огоньками, как мурашками. И темно, просто вокруг всё чёрное, после слепящего больничного света довольно трудно сразу привыкнуть. Мы проходим мимо дерева, на котором растут то ли карликовые вишни, то ли черёмуха, но запах стоит душистый. Я даже песню такую вспомнила, про грозди душистые. – Т-ч-ч-ч, – говорит Толик, и мы садимся на лавочку под деревом. Здесь нас не заметят. Хотя, если подумать, кому мы нужны? – А от кого мы бегаем? – удивляюсь я. – От Бабайки, – на полном серьёзе говорит Толян. – А ты веришь в Бабайку? – А ты – нет? – Он так странно на меня смотрит, что я даже немного пугаюсь. А что я себе думала, отправилась с незнакомым парнем куда-то на ночь глядя. «А что, если он меня… изнасилует?» – первая мысль, но, я думаю, Толик не такой. Ага, не такой, все они такие! Нужно вернуться, нужно возвращаться. А что, если нас схватят? Схватят и полицию вызовут: двое пациентов сбежали. Так-то это больница, а не тюрьма. К тому же она открыта всё время – заходи, кто хочет, бери что хочешь. – Идём назад, – трусливо говорю я, мне даже самой стыдно из-за того, что я такая трусиха. – Да мы же только вышли, – отвечает Толя и утягивает меня за собой. Мы идём вдоль больничных окон. В некоторых горит свет, в других темно. На балконах стоят в основном какие-то старики, по их печальным взглядам я понимаю, что не всё у них в порядке. Чёрт, больница – это какое-то место тотального отчаяния. Не хочу больше сюда возвращаться! Мы выходим через крохотный парк и аллею с кипарисами к ярко освещённому КПП. – А как мы пройдём?– Чёрт ну что я за дура! Это же не режимный объект входить и выходить тут не запрещается. Мы выходим за территорию больницы и подходим к автотрассе. Здесь одинокая остановка маршруток и придорожный киоск. – Будешь чего-нибудь? – спрашивает Сашка. Я что, его только что Сашкой в мыслях назвала? Отпускаю его руку и внимательно смотрю на него. С чего это я вдруг подумала, что это Сашка? У меня явно глюк. – Что будешь? – повторяет он. – Прости, я задумалась. Вспомнила своего бывшего. – Парня? – Конечно же, парня – на девушку ты мало похож, со своим бицепсами. – И щупаю его за бицепс. А он напрягает его ещё сильнее. Мы подходим к киоску, и Толя достаёт кошелёк: – А я свой забыла, – говорю. – Не страшно я угощаю, – отмахивается Толян. – Но ты не обязан этого делать, ты ж не мой парень. – Да брось ты, мне приятно заплатить за красивую девушку. – Комплименты в его исполнении звучат особенно мило. – Шейк, – говорю я, – безалкогольный. – Да брось ты, тебе, что тринадцать лет. «В тринадцать я пила только алкогольные, это сейчас правильной стала». – Ну, давай, – говорю и улыбаюсь ему. Чёрт, а что будет, если я напьюсь? Самой любопытно. – Шейк и пиво, – говорит он и протягивает купюру, а сам на меня всё время смотрит и улыбается. Интересно, он всегда такой улыбчивый или только со мной? В любом случае, он очень галантный и милый парень, мне с ним хорошо. – Ты верующая? – спрашивает он, глядя на крестик на моей груди. – Немножко. – Прости, Господи, я полностью верующая, просто это так не популярно среди подростков, что я буду чуть-чуть скрывать, можно? Я знала, что Ты меня поймёшь. Ты такой понимающий! Люблю Тебя, Господи. – Немножко – это как? – Некрещённая… ну не знаю… – Пока я думаю над ответом, он зубами открывает пиво, откручивает крышечку шейка и протягивает мне. – За знакомство! – говорит он, и мы чокаемся горлышками бутылок. Звук такой, что оглушает меня на пару секунд. – За тебя и за твой пресс! – говорю я и делаю пару глотков. – Нравится? – Он задирает футболку и напрягает пресс, отчего его живот опять становится похож на гладильную доску. Такие ровные кубики, у меня аж поджилки дрожат! – Можно? – спрашиваю я, закусив губу. Я спецом так делаю, знаю, что парням нравится, я ещё та притворщица. – Ага, – говорит он и ещё сильнее напрягается. Я вожу рукой по его прессу и испытываю наслаждение. – А трудно такой сделать? – спрашиваю. – Мне – нет, – говори Толик. – Турничок, брусья, бег, штанга. – И давно ты всем этим занимаешься? – Ну да. – Он обнимает меня, прижимает к себе, и я чувствую, какой он сильный. Как чугунные тиски, просто титанически сильный и твёрдый! Я такая мягкая в его руках! У меня даже голова кружится от этих мыслей... или это шейк в голову ударил? – А чего ты меня ждал под палатой? – спрашиваю. – Догадалась-таки? – Ну конечно, нет у тебя тут никакого друга, очевидно же. – Ну, надеялся, ты выйдешь… хотел ещё с тобой время провести. – Вижу, что стесняется. – Толь, ты же помнишь наш уговор? Не влюбляться. – Да помню я, помню! Как такое забудешь! – Не подведи меня. Не хочу причинять и тебе боль, ты классный. – Так не причиняй. – Он обнимает меня и прижимает к себе. И так само собой получается, что наши губы сливаются в поцелуе. Нет, он, конечно, «вкусно» целуется, но я не собиралась его целовать. Это действительно само вышло. – Прости, – говорит он. Я молчу, лишь томно вздыхаю в ответ, пока мы прогуливаемся по аллейке. Мне уже почти не холодно, я привыкла к майской прохладе, скоро лето, и тогда даже ночью будет удушливая жара. Ненавижу жару и потому не очень люблю лето. Ну да, я же люблю ходить в школу, люблю учиться, я же заучка. А что, если мне устроиться учительницей в школе. Я была бы классной училкой! После этой прогулки я засыпаю почти мгновенно. Не верчусь в постели, ни о чём не думаю, не строю планы на будущее, а сплю. Обнимаю подушку, закрываю глаза, улыбаюсь и засыпаю. И мне никто не снится. Мне не нужен ни Сашка, ни Вика, ни этот... как его... Толя. Он хоть и приятный молодой человек, но он мне совершенно не интересен. Похоже, во мне окончательно атрофировалось способность любить, даже как-то непривычно ничего ни к кому не испытывать, лишь пустоту в груди. А некоторые бухают, чтобы этой пустоты не ощущать. Нет, всё-таки пустота не для меня, я хочу чувствовать, хочу испытывать томящее чувство под сердцем. И пусть мне будет больно, но я хочу. Может, фотки Викины глянуть? «Не вздумай! – одёргиваю я себя. – Ты сегодня первый день не плачешь из-за неё. Не вздумай всё разрушать. Насладись пустотой, насладись одиночеством как следует. Такое приятное чувство, когда тебе никто не нужен! Наверное, я навсегда останусь одна, всю жизнь проживу и никого никогда не встречу. Помру одинокой старушкой в каком-нибудь доме престарелых. И никто не сможет потом отыскать моих родственников. Такая заманчивая перспектива. Я так соскучилась по одиночеству, так соскучилась по лёгкости под сердцем! Хватит уже с меня страданий! Это так приятно – ничего не чувствовать! Приятно быть всегда одной и ни в ком и ни в чём не нуждаться. Спасибо, Толя, что показал мне путь! Не думала, что клин клином – такая действенная стратегия. Я даже дрочить не хочу, не хочу больше себя трогать. Моей «кисуле» и так досталось в последние дни, пускай теперь отдыхает. А может, мне клитор удалить и часть половых губ (я слышала девушки такое делают, чтобы не получать удовольствия от секса)? Нет чувств – нет проблем. Я же этого всегда добивалась. Ещё и времени столько освободится. Долбаная порнуха вызвала у меня зависимость, а постоянный доступ к своему телу и интернету окончательно меня испортил. Нужно завязывать. А может, это влияние алкоголя, может, мне нужно почаще бухать? Буду ходить везде, бухая, зато счастливая, улыбчивая, самовлюблённая Юлечка. Никого больше не буду любить, только себя. А может, краситься перестать и каблуки высокие не надевать, ходить в старье из секонд-хенда. Не-е-е-ет, я слишком себя люблю, чтобы так одеваться! Буду всегда красивой, неотразимой и вечно одинокой. Как же это романтично! – Саваш! – слышу голос врача и поднимаю голову. – Который сейчас час? – Шесть утра, кровь сдавать. – А-а-ах! – мучительно вздыхаю и поднимаюсь с кровати. Дико болит голова, меня знобит, клонит в сон, я бы сейчас к стене прислонилась и уснула. Но сестра ведёт меня в манипуляционный кабинет, а я уже эту дорожку на память знаю. В холле кабинета оживление, многие сейчас сдают кровь. У них в шесть утра массовый забор крови, что ли? Оглядываюсь по сторонам, но Толи не замечаю. А я уже соскучилась по нему. Жду несколько секунд, зная его привычку появляться из ниоткуда, но его нигде нет. Захожу в кабинет, протягиваю палец. – Саваш Юлия, – говорит сестра. – Ага, – зевая отвечаю я. – Кровь из вены. – Она надевает мне на реку жгут. Из вены брать не так больно, но так страшно. Не могу смотреть, как сестра иголкой ищет вену, как заставляет меня работать кулачком, как прокалывает кожу и оттуда капает кровь. – Можно не смотреть? – спрашиваю я. – Да, пожалуйста. Я отворачиваюсь и покорно жду, когда всё закончится. – Кулачком поработай, – говорит сестра. Господи, ну когда же вы оставите мне в покое?! Мучают и мучают, ну сколько можно?! – Ай! – громко кричу я, когда она прокалывает мне кожу. – Больно? – удивляется сестра. – Нет, пока терпимо. – Чувствую, как шприцем из меня вытягивают кровь. Это так не то чтобы больно. Просто неприятно. – Всё. – Она заклеивает мне ранку и показывает как держать руку. Нечастная и измученная, иду в свою палату и ложусь в кровать. Хочется плакать, себя пожалеть, но, слава Богу, я засыпаю. Я буквально проваливаюсь в сон. Я уже так обжилась в этой больнице, прямо как у себя дома.