И каждый мой атом скучал по нему
Сегодня я встала поздно, не застав Гарри дома. Ему бы не понравилось, что я ходила босая по мраморным полам, и что снова пила кофе на голодный желудок. Он бы прочитал мне целую лекцию о здоровом образе жизни и важности комплексных витаминов, а я бы снова все выслушала с умным видом, а потом все равно бы выкурила традиционную утреннюю сигарету за углом домика для прислуги. Прошло уже почти пять лет с тех пор, как Танос собрал все камни бесконечности и сделал роковой щелчок пальцами, лишив меня всех, кого я любила: лучших подруг, матери, любимого человека. Мало кто был способен говорить об этом дне спокойно – едва ли в Америке нашлась бы хоть одна семья, в которой никто бы не исчез. Честно, с каждым годом эта рана болела все меньше, тем более, что теперь у меня был Гарри, и я больше не была одинока спустя столько лет. Помешивая хлопья в кокосовом молоке, я думала о том, что судьба, наконец, подарила мне шанс на счастье. Той Фелиции, готовой идти и в огонь, и в воду ради какой-то эфемерной славы, больше не было. После страшных потерь мне действительно хотелось простого счастья, не обремененного страшными мыслями о выживании. Новости я больше не смотрела, практически всегда предпочитая им просто хорошую музыку. Мне вполне хватило репортажей первого месяца после катастрофы, когда весь мир погрузился в первобытный хаос. Многие национальные лидеры исчезли, президент Соединенных Штатов Америки – тоже, но мне, маленькому человеку и бывшей воровке, не было до этого дела. Я была занята тем, что спасала свои разум и душу. Никому не было дела до пропажи Черной Кошки, зато отсутствие Человека-Паука и половины «Мстителей» заметил весь мир. Эти странные размышления прервало неожиданное возвращение Гарри. Я улыбнулась, стараясь не показывать, что снова думала о том, что случилось после щелчка, и встала, чтобы лениво поцеловать его. — Доброе утро, — мне чудовищно нравилась его улыбка, и я улыбнулась в ответ, утыкаясь лбом в шерсть свитера на его плече. — Доброе утро, — прежде, чем сесть на барный стул рядом со мной, Гарри еще раз поцеловал меня в теплую ото сна шею. — Ты давно встала? — Ну, проснулась час назад, а встала недавно, — я продолжала улыбаться, не оставляя в покое размякшие в кокосовом молоке сахарные звездочки. — Ты рано вернулся. — Я сегодня больше не поеду в офис, — у Гарри был хитрый вид, но я все никак не могла понять, что же у него было на уме. — У тебя странное выражение лица, — облизав ложку, я указала на него. — Что ты задумал? — Почему странное? — Гарри притворно удивился, вскинув брови. — Может, я просто хочу провести день со своей девушкой? — Да? — решив, что хлопьев мне больше не хочется, я отодвинула тарелку. — А я не верю вам, мистер Осборн. Выкладывай. — От тебя ничего не скроешь, — Гарри начал шарить руками по карманам своих джинс. — Ты знаешь, что я не мастер долгих и проникновенных речей. Но еще ты знаешь, что я люблю тебя больше, чем кого-либо, и хотел бы провести с тобой всю жизнь. Фелиция, ты выйдешь за меня замуж? Часто ли мне делали предложение миллиардеры? Уточнение: молодые и красивые миллиардеры? Совсем не часто, а потому мое замешательство было легко объяснимым. Но я смотрела на темно-красную коробочку с таким удивлением, что Гарри пришлось несколько раз кашлянуть. Думала ли я над своим ответом хоть секунду? Ни одну, если честно. Гарри стал живым доказательством тому, что я все еще могла любить кого-то после Питера. Это были другие чувства – более взвешенные, осторожные и без перманентного ощущения опасности, но, возможно, именно поэтому я так ими дорожила. Гарри Осборн стал первым человеком за три с половиной года, перед которым я расплакалась. Я рыдала на его груди двадцать минут подряд после того, как поделилась горечью своей утраты. Это случилось через три месяца после нашего знакомства. После щелчка Таноса у меня не было ничего: ни друзей, ни родных, ни каких-либо планов на будущее. Никому в мире не было до меня дела, остатки «Мстителей» никоим образом не волновались о судьбе семнадцатилетней девочки, горевавшей о смерти Человека-Паука больше всех на свете. Тони Старк не то что не искал встречи со мной – он мне даже не позвонил. Но я в какой-то степени понимала его: тяжело смотреть в глаза тому, чье счастье разрушилось на твоих глазах. И вот, я осталась совсем одна в огромном городе, боровшимся за выживание в новой реальности. Первые полгода я пыталась сладить с желанием умереть и не чувствовать всепоглощающей боли, убеждая себя, что я не могла так просто сдаться. И я не сдалась, попав в волонтерский центр, помогавший таким же жертвам щелчка, как и я. Это был самый неожиданный поворот событий, который только можно было себе представить: я всегда жила для себя и только себя, редко заботясь о судьбах окружавших меня людей (единственным исключением был Питер), но, как оказалось, мне была необходима постоянная занятость. Восстановление разрушенного города требовало от оставшихся жителей Нью-Йорка не только сплоченности, но и огромных сил – множество людей просто не могли и не хотели делать что-то для города, утопая в скорби и банальном желании выжить. Я их хорошо понимала, а потому не осуждала, если не встречала благодарности. Волонтерство нужно было в первую очередь мне самой, да и Питер был бы мной горд, если бы знал, чему я посвятила себя. Три года я помогала таким же жертвам щелчка, как и я сама. Работа была разной и не всегда приятной, но я знала, что если не займусь чем-нибудь, то обязательно однажды разнесу себе голову из украденного у полицейского пистолета. Старые привычки оставить было нелегко, но вопрос обеспечения собственной безопасности на пустых улицах вынуждал меня идти на крайние меры. И вот, через три года наш волонтерский центр взял под свое многомиллиардное крыло «Оскорп». Для меня это ничего не меняло, вплоть до того момента, как я встретилась лицом к лицу с двадцатипятилетним Гарри Осборном. Его отца тоже унес щелчок Таноса, и у нас нашлось много общего. Помощь пострадавшему миру была хорошо продуманной стратегией «Оскорпа», реализуемой Гарри, намеревавшимся занять освободившееся после «Старк Индастрис» место. Люди больше не доверяли Старку, ассоциируя и его, и всю компанию с самым большим проигрышем в истории человечества. Я этого не понимала, прекрасно осознавая, сколь малы были люди по сравнению с вечным титаном. Три года, наполненные перманентной скорбью и страданиями, вызванными смертью близких людей, не были окончены после моей встречи с Гарри. Мне казалось, что я никогда не смогу забыть Питера, никогда не перестану надеяться на его возвращение. Но в какой-то момент мне стало настолько тяжело верить в чудо, что я поддалась реальности, в которой меня ждал живой Гарри. Это не было легко, долгое время я чувствовала себя предательницей, но почти четыре года постоянного траура и желания умереть не смогли убить во мне нужду в заботе со стороны и стремление иметь полноценный дом, где бы меня ждали. И Гарри был готов дать мне все это, при этом не нажимая. И я сдалась. Он окружил меня заботой, при этом позволив самой выбирать, хочу ли я продолжать волонтерскую деятельность. Я перестала приносить цветы на могилу подростка, которым когда-то была, и решила, что хочу иметь настоящую семью, которой у меня никогда, по сути, не было. А с Гарри было надежно, и я правда считала это любовью. Он был мне дорог, я всегда с нетерпением ждала его, если не отправлялась в «Оскорп» вместе с ним, он баловал меня, как ребенка, и всегда был рядом. У нас были общие потери, мы делили скорбь друг друга, одновременно строя планы на совместное будущее. Призрак Питера все еще маячил передо мной, особенно в годовщину мировой скорби, но мне хотелось верить, что он хотел бы для меня счастья. Гарри мог и был готов мне его дать, а потому кольцо оказалось на моем пальце. Чистейший бриллиант сверкал в свете дизайнерских ламп, и я обнимала Осборна, боясь, что и он исчезнет из моей жизни, оставив после себя лишь призрак.***
Большая любовь никогда не проходит бесследно, а любила я Питера действительно сильно. Иногда мне казалось, что я просто не умела по-другому – Гарри я тоже вверяла себя всю, без остатка. Он, как и Питер, умел видеть во мне хорошее даже тогда, когда я сама этого не замечала. — Ты никогда не думала, что все те люди, которые исчезли по воле Таноса, могут вернуться? Я оторвала взгляд от экрана ноутбука. Гарри поручил мне огромную ответственность, дав возможность работать в отделении социальной политики «Оскорпа», и теперь я всеми силами старалась оправдать его доверие, завалив себя работой по самое не хочу. — Больше нет, — я помотала головой, возвращаясь к экселевским таблицам. — А почему ты спрашиваешь? Это была слишком смелая, слишком невозможная мысль, и мне было гораздо легче ответить отрицательно, чем признаться, что я надеялась каждую минуту своей жизни. Потому что потеряла я не только Питера, но и мать, Мишель и Ханну, тетю Мэй... Они все ушли, а я зачем-то осталась. — До меня дошли некоторые слухи… Похоже, остатки «Мстителей» снова ввязались в борьбу за мир. Гарри усиленно делал вид, что ему было все равно, но я нутром чувствовала, что это было не так. Захотелось ли мне его расспрашивать? Нет. Во мне было сильно убеждение, что все это – больше не моя забота. К тому же, во мне взыграла обида: никто не посчитал нужным привлечь меня к спасению мира, хотя Старк прекрасно знал и обо мне, и о моих способностях. Я убеждала себя, что все это к лучшему, что теперь у меня была другая жизнь, далекая от насилия и жажды славы, подстегиваемой юношеским максимализмом. — Я устала надеяться, Гарри. Хочу жить настоящим. Это была чистейшая правда. Супергероиней меня делал Питер. Не Человек-Паук, а именно подросток Паркер, который рассыпался пылью на далекой планете, и с которым у меня не было шанса попрощаться. Питер, которого я любила так, как только может любить семнадцатилетняя девушка – до боли в груди, до отупления. Но Гарри знал лишь о том, что я потеряла огромную любовь из-за Таноса. О том, что я потеряла еще и Черную Кошку, он понятия не имел. Я не знала, действительно ли «Мстители» пытались исправить то, что произошло, но мне и не хотелось знать. Это давало ненужную надежду – возможно, впервые в жизни мне хотелось чего-то очень человеческого, к тому же, сама судьба послала мне Гарри Осборна, но что, если… что, если… Этот вопрос не давал мне покоя. Что, если они все вернутся? Гарри даже не подозревал, какие мысли поселил во мне своими «слухами». Я старалась жить сегодняшним днем, не позволяя напрасным надеждам затуманить свой мозг, но что-то каждый день возвращало меня туда, на пять лет назад. — Ты знаешь, что я люблю тебя? Это была неожиданная нежность от Гарри. Мы сидели на широкой террасе и пили вино, наблюдая за закатным солнцем. Позади был тяжелый рабочий день, но Гарри взял меня за руку и коснулся губами костяшек пальцев. — Конечно, знаю, — я улыбнулась. В двадцать года девушки обычно любят не менее неистово, чем в семнадцать лет, но я не была обычной девушкой. Я была девушкой, потерявшей все и даже больше, а потому и чувствовала себя старше. В этом мы с Гарри были чрезвычайно похожи. — И ты знаешь, что я люблю тебя. — Но тогда почему я чувствую себя Аидом, похитившим Персефону? Я лишь улыбнулась на эту метафору. — Ты думаешь, что я согласилась бы выйти за тебя замуж, если бы не была уверена, что хочу провести с тобой всю жизнь? Гарри ничего на это не ответил. Он не спрашивал, но я знала, что ему бы очень хотелось, чтобы я прямо ему сказала, что никакого Питера в моем сердце больше не было. Я читала это в его глазах и жестах, но намеренно игнорировала, потому что не хотела врать. В нашем браке не будет троих, и это было единственным, в чем я была уверена. Но ровно до того дня, когда люди начали возвращаться.