Darling, dive deep, and dark blue suede Дорогой, ныряй глубже, темно-синяя замша Rushing up from the water where the ice meets, Рвется из воды там, где она встречается со льдом, And you've been gone so long, you missed everything, Тебя не было так долго, ты пропустил все, The world can change in a day if you go away. Мир может измениться за день, если ты уходишь. Lana Del Rey - Swan Song
Медовый месяц мы решили провести в Венеции, и я была почти рада избавиться от липкого Нью-Йорка, так резко разросшегося ровно в два раза. Он был для меня слишком родным, слишком знакомым, чтобы я захотела оставаться в нем после возвращения Питера. И я сбежала на другой континент, в Италию, чтобы убедить себя, что мой муж мог подарить мне счастье. И Гарри правда мог, правда дарил, но нечто инфернальное возвращало меня обратно в прошлое, и я рыдала ночами, стараясь трястись как можно меньше, от ненависти к себе. С моей стороны не было никакой лжи – я любила Гарри всем сердцем, но вся штука была в том, что, вообще-то, от себя не убежишь. Куда бы я не улетала, я всюду брала с собой саму себя, и этот багаж тянулся целую вечность. У Гарри было ангельское терпение. Он был гораздо умнее меня, да и вообще умнее кого бы то ни было, и все прекрасно понимал. Но и я тоже была не из глупых, а потому здраво расставляла приоритеты, ставя на пьедестал возможное счастье с наследником многомиллиардной империи. Норман Осборн отнесся ко мне с присущим миллиардерам скептицизмам. Меня спасало лишь бесконечное заступничество Гарри и его ничем не ограниченная вера в меня. И любовь, конечно. Сплав на гондолах и поедание пиццы размягчило наши сердца еще больше, и я любила Гарри, как в последний раз. Убеждение самой себя в том, что не бывает человека без прошлого, сработало, и я все чаще ощущала спокойствие и наслаждение от общества своего мужа, прямо как во времена, когда никто из пропавших землян не вернулся. Глупо и жестоко, но в то время у меня было гораздо больше уверенности в будущем, чем сейчас. Но сейчас я ела удивительную пиццу с четырьмя видами сыра и грушей, слушая очередной рассказ своего невероятного мужа. Гарри активно жестикулировал, едва ли не задевая бокал с граппой. Я зачерпнула щедрую ложку виноградной граниты и улыбнулась, откидывая челку назад. И все-таки я любила его – в этом не было сомнений. Наверное, я бы умерла, если бы и с ним что-то случилось. — И вот, представляешь, он говорит мне… Эту невероятную по своей динамике историю прервала вибрация, исходящая от самой земли. Набережная затряслась, как хвост трясогузки, и металлическая ложечка забилась о стенки стакана. Я почувствовала опасность на уровне инстинкта еще до того, как раздались вопли испуга. Это было давно забытое ощущение мурашек на спине, готовивших меня к мощному толчку. Я оттолкнулась от земли и бросилась к Гарри, откатываясь в сторону и спасая его от осколков стены напротив. Невероятное по своей мощи существо загородило солнце, и я откатилась в сторону, в первую очередь прикрывая Гарри – с ним ни в коем случае ничего не должно было случиться. У Питера было его паучье чутье, у меня же – просто инстинкт самосохранения. — Фелиция, — он дышал мне прямо в губы, когда мы скрывались за очередной стеной. — Что происходит? — Понятия не имею. Мой любимый Гарри, как я рада, что ты не задаешь лишних вопросов. Он не спрашивал, откуда у меня все эти навыки и умения даже тогда, когда я подталкивала его перебегать на другую сторону улицы, пока гигант был занят разрушением старинной часовни. Времени на размышления не было, и я просто полагалась на остаточную ловкость и скорость, спасая наши с Гарри задницы. Я ни в коем случае не собиралась ввязываться в происходивший хаос хотя бы потому, что просто ничего не могла бы сделать. Уже давно выяснив, что вора кормят в первую очередь ноги, я бежала вперед, утаскивая за собой Гарри, пока мы не ушли от каналов на более-менее приличное расстояние. — Очередной конец света? — Гарри понадобилось значительно отдышаться, чтобы задать этот вопрос. — И «Мстителей», как назло, нет. — Видимо, — я присела, подпирая спиной самую близкую стену. Прошло еще немного времени, прежде чем нас нашли телохранители Гарри для того, чтобы вернуть в отель. Во время просмотра свежих новостей меня поразила цепочка совпадений, из-за которых я все время оказывалась втянута в череду супергеройских дрязг. Вопрос был в том, являлось ли это простым схождением фатальных событий? — Фелиция, — мне стоило огромных усилий уговорить Гарри остаться в Венеции после произошедшего, наседая на то, что даже мэр города объявил о полной нейтрализации чудовища неким новым супергероем. — Скажи мне, должен ли я задавать тебе вопрос о том, откуда в тебе взялось столько силы и ловкости сегодня? Я опустила поднесенную ко рту вилку с грибным ризотто. Обычно я не переживала о том, что Гарри когда-нибудь узнает о Черной Кошке, полагая, что она навсегда была погребена под песками прошедшего времени и никогда не воскреснет в сознании людей. Но сегодня я сама себя выдала, выбрав наши с Гарри жизни, а не конфиденциальность. — Это был выброс адреналина, — Гарри было трудно обмануть, я бы даже сказала невозможно. Но я пыталась убедить его, что было, на мой взгляд, нечто иное. К тому же, я не соврала, сказав, что виной всему именно адреналин. — И страх за наши с тобой жизни. Я читала, что такое иногда бывает – работает инстинкт самосохранения. Во время грозящей опасности люди способны на самые разные поступки. Наверное, он поверил мне, потому что хотел. Для Гарри я была олицетворением только хорошего, кого-то, кто его наконец любил и кого он мог любить тоже. Я не осуждала его за этот эскапизм – он был мне как никогда на руку. И все же мне пришлось задуматься не только о последствиях вранья, но еще и о том, что, наверное, рано или поздно придется все ему рассказать. Пусть лучше Гарри узнает все от меня, когда я смогу все контролировать, а не от кого-то другого. Появление загадочного человека с аквариумом на голове перевернуло мою жизнь в один миг, напоминая, что, вообще-то, зло никуда не исчезало, несмотря на то, что я решила от него укрыться. — Мне жаль, что наше путешествие было испорчено, — моя голова лежала на груди у Гарри, пока он засыпал и говорил сквозь сон. — Но мы всегда можем метнуться куда-нибудь еще… Мне есть, что показать тебе. — Что насчет Франции? — мой голос звучал расслабленно, но я думала о том, что на венецианских каналах был замечен некто быстрый, гибкий и сильный. — Отличный выбор, — я слышала, как мерно стучало его сердце. Гарри засыпал, и я не шевелилась, чтобы не нарушить его покой. — Пообедаем в ресторане «Жюль Верн» на втором этаже Эйфелевой башни… — Конечно, Гарри. Он не ответил, поглощенный дремой. Обычно Гарри спал крайне чутко, но в этот раз забота о его сне легла на мои плечи – я подмешала ему свое снотворное, с которым я коротала долгие ночи четыре года своего одиночества. Я убеждала себя, что не было ничего предосудительного в том, что я фактически усыпила своего мужа для того, чтобы встретиться с другим. Несколько месяцев подряд я избегала Питера, но эта монструозная штука, так некстати возникшая посреди венецианских каналов, настолько меня напугала, что я была готова поступиться и своей гордостью, и даже честностью. В том, что Питер был здесь, сомневаться не приходилось. К тому же, я очень быстро нашла гостиницу, в которой, как оказалось, остановился весь класс, благодаря выставленному Флэшем геотегу над фото в «Инстаграм». Бесшумно покинув отель через окно, не потревожив телохранителей у двери, я побежала по крышам, время от времени сверяясь с электронными картами. Мне хотелось верить, что благодаря Гарри множество городов мира станут для меня знакомыми настолько, чтобы я могла свободно в них ориентироваться, но пока это было не так. Смешно, но в свою первую поездку заграницу я опять попала в какую-то переделку. Штукатурка старого здания крошилась под пальцами, пока я спускалась к балкону. Приходилось заглядывать в каждое окно, чтобы найти комнаты Питера и, наверное, Неда. Внезапная психологическая атака в виде Флэша Томпсона без футболки едва не стоила мне зрения, но я продолжала двигаться по карнизу, стараясь не свалиться на брусчатку. Наконец, в одной из комнат я заметила знакомый силуэт. У меня еще было несколько секунд, чтобы передумать, но внезапно Питер обернулся. Первые несколько секунд мне казалось, что я уже упала, но в этот момент раздался щелчок открываемого окна. Он не подал мне руки, не предложил войти. Я просто влезла в бедно обставленный номер с таким комом в горле, что мне правда казалось, что я не смогу произнести и слова. Мы просто смотрели друг на друга, и я ничего больше не замечала. Прошло пять лет, но рана, похоже, так и не затянулась. Глаза Питера блестели в полутьме надвигавшейся ночи, и я уже триста тысяч раз пожалела о своем приходе сюда. Зачем? Если уж я решила не встречаться с ним в первые дни возвращения, то зачем пришла сейчас?.. — Привет, — наконец, произнесла я. — Привет? — казалось, у Питера пересохло в горле – так хрипло он говорил. — Это все, что ты хочешь мне сказать? На самом деле мне не хотелось ничего ему говорить – мне хотелось его обнять. Несмотря на все с нами всеми произошедшее, для меня Питер все еще был очень близким человеком, с которым меня многое связывало. Но в его глазах стояли потерянные пять лет жизни, нашей жизни, и я не могла в них смотреть без сожаления. Я была уверена, что мы оба задавались одним и тем же вопросом: «Почему?» Почему исчез именно ты? «Почему он, а не я?» Почему я осталась одна? «Почему ты пришла?» — Ты даже не представляешь, как много я хочу тебе сказать, — мне было легче говорить и думать в движении. Я обошла потрепанное кресло и остановила свой взгляд на блеклых розочках на обоях. — Каждый день эти пять лет я думала, что сказала бы тебе, если бы ты появился передо мной в одну секунду… а теперь и не знаю. — И тем не менее ты пришла. — Не говори со мной тоном судьи, — мне тоже захотелось быть упрямой. — Я думала, что ты мертв! Каждый день эти пять лет я носила цветы на твою могилу, и своей матери тоже. Я осталась одна. Совсем одна. — Я не хотел тебя осуждать, но… — внезапно я в полной мере осознала, что передо мной был просто семнадцатилетний мальчик, чья первая большая любовь внезапно повзрослела и, более того, вышла замуж. — Ты не представляешь, как мне трудно. Мне хотелось положить руку ему на плечо, но я боялась, что на ладони останется ожог. Или что не смогу отпустить его. — А ты не представляешь, как мне жаль, — я старалась не плакать, но пять потерянных лет отчетливо встали перед глазами. Если бы все было по-другому… если бы и я исчезла тоже, кто знает, где бы мы сейчас были? О господи! Происходящее было слишком большим испытанием для меня, я не выдержала и, закрыв лицо руками, опустилась в кресло. — Мы могли бы… каждый день с момента твоего возвращения я думала об этом, и боялась, и… Договорить я не смогла, прервавшись на рыдания. Грудь разрывало от едва ли сдерживаемых эмоций, мне стоило титанических усилий запереть все внутри. Это было похоже на сдерживание взрыва, грозившегося уничтожить все вокруг. Я будто бы застыла во времени, пытаясь пережить все заново как можно менее болезненно. — Зачем ты пришла? — Питер не подходил ко мне, постоянно держась за несколько шагов. — Скорбишь о прошлом? Тогда почему не искала встречи с самого начала? Мне хотелось назвать его мальчишкой, кинуть чем-нибудь, обнять… Но я лишь встала и, отвернувшись, утерла слезы. — Скорбеть о том, что ушло – бесполезно. Это единственное, в чем ты прав, — я бросила на него взгляд через плечо. — Но сегодня произошло страшное нападение. Я хотела лишь узнать, что это и откуда. — Ради этого ты пересекла океан? Едва сдерживаемая обида сквозила в каждом жесте, в каждом слове. — Нет, я провожу здесь медовый месяц, — я снова тряхнула головой, потому что мне было невыносимо находиться рядом с ним – живым и теплым. Питер был ходячим доказательством того, что все могло сложиться по-другому. Повисло чугунное молчание. Тьма ночи не делала наш разговор хоть сколь-нибудь легче. Мне хотелось сказать ему что-нибудь еще, но, если уж быть честной, виноватой я себя не чувствовала. — Ты прав, мне не стоило сюда приходить, — наконец, я нашла в себе силы подойти к нему. Питер был все так же на полголовы выше меня, но я опустила взгляд, инстинктивно прячась. — Но я хочу, чтобы ты знал, как я рада, что ты вернулся, и что с тобой все в порядке. Понимаю, тебе, возможно, нет дела до того, что было тут без тебя, но… — Как ты можешь так говорить? — он взял меня за руки, продолжая горячо шептать: — Мне всегда было и есть до тебя дело. Но мне невыносимо знать, что ты с кем-то другим, в то время, как для меня ничего не изменилось. Я вернулся, а моя любимая девушка вышла замуж. Мне все равно, что ты теперь на пять лет старше, мы могли бы… — Нет! — я дернулась, вырывая свои руки и снова пряча затравленный взгляд. Его прикосновения были похожи на ожоги, я не знала, куда деться. — Прости меня, что для меня все изменилось. Прости меня, Питер если сможешь, но я не оставлю Гарри. Смотреть на Питера было страшно, и я правда жалела, что вот так некрасиво разбила ему сердце во второй раз. Лицо его будто окаменело, он побледнел и отвернулся с гримасой боли. — Это был элементал сегодня, — тяжело дыша, Питер уперся кулаками в столешницу хлипкой раковины в противоположном конце комнаты. — Там, на каналах. Тебе не о чем беспокоиться. Это было хуже обвинений, хуже оскорблений. Но на что я надеялась, приходя сюда, к нему? Легче не стало ни на йоту, а вот тяжелее – в тысячу раз. Я сделала несколько шагов назад, пока не уперлась спиной в подоконник, и провернула ручку, раскрывая окно и собираясь уходить. В темноте я все еще видела сгорбленную спину Питера, но прощание, казалось, сделает все лишь хуже для нас обоих. — Он знает? Я уже подняла ногу, чтобы взобраться на подоконник, когда мне в спину прилетели эти слова. — Нет, — я зачем-то покачала головой. — И не должен. Бросив на Питера последний взгляд, я нырнула в ночь, напоследок прошелестев: «Прощай».***
Когда через три дня мы вернулись в Нью-Йорк, то мне было уже почти легко притворяться, что эта поездка принесла мне сплошную радость. Появление элементалов и разрушительная битва в Лондоне с участием Человека-Паука и некоего Мистерио разрушили наши планы на целый месяц европейского путешествия, но Гарри говорил иначе – мы его как будто переносили на неопределенный срок. Не желая быть просто «трофейной женой» (хоть Гарри был и не против), я продолжила интенсивную подготовку к поступлению в университет. Это было продиктовано не только желанием соответствовать своему мужу, но и попытками найти себя в этом огромном мире. Черной Кошкой я больше быть не могла (да и не хотела), значит, мне нужно было стать кем-то другим. Разложив перед собой учебники по юриспруденции, я открыла новую тетрадь и расписала ручку. В углу тикали антикварные часы, тихо отмеряя время до обеда, обстановка располагала к тому чтобы продуктивно грызть гранит науки, но дверь внезапно раскрылась настежь с таким грохотом, будто ее пытались выбить. Подпрыгнув на стуле, я испуганно посмотрела на совсем не похожего на себя Гарри. — Фелиция, — вид у него был такой, будто он несся сюда верхом: лицо раскраснелось, более того, его портила яростная гримаса. — Что это значит? Он включил телевизор, по которому крутили срочный выпуск новостей. — Полчаса назад всему миру стала известна не только личность Человека-Паука, но и некогда его напарницы – известной воровки Черной Кошки, — женщина по ту сторону экрана зачитывала короткую сводку. — Под масками скрывались Питер Паркер и Фелиция Харди. Черная Кошка разыскивалась по обвинению в совершении целого ряда краж еще до щелчка… У меня тут же все поплыло перед глазами, ручка выпала из ослабевших пальцев. Животный ужас объял все тело и скрутил живот, но я не могла пошевелиться, рыбьими глазами уставившись на экран. Комната как будто завертелась, в ушах загудела кровь, но не упала я только усилием воли. — Фелиция! — Гарри встряхнул меня за плечи, заглядывая в глаза. — Ты объяснишь мне, что это значит? На экране красовались наши с Питером фотографии, и я не могла пошевелить языком. Я бы правда хотела, Гарри. Но этого просто не могло быть. Откуда? И за что?.. — Мистер Осборн, — на пороге комнаты показалась бледная горничная. — Там… ФБР, и у них ордер на арест миссис Осборн.