Ave, Caesar!

      Тяжёлый усталый рёв вырвался из груди и эхом прокатился по каменным основаниям амфитеатра. Ещё немного, и это стало бы последним звуком в её жизни. Её собственное грузное дыхание, казалось, оглушает её саму. В ушах стоял странный звон, уничтожающий любые посторонние звуки и позволяющий слышать лишь биение собственного сердца по всему телу. Солёный привкус крови во рту вызывал тошноту. Толпа стихла... Или всё же слух покинул её? Вот-вот и рассудок покинет, как только она поднимется на ноги.       Обоюдоострый меч прошёл сквозь тело нависшего над ней противника насквозь. Девушка скинула с себя облачённого в железо бездыханного мужчину и еле нашла в себе силы встать на ноги. Липкое от крови и выпачканное землей тело почти не слушалось её. Хотелось упасть на колени, закрыть глаза и закричать. Но дух её был силён, как и всегда. Взявшись за рукоять своего меча, она вынула его из тела поверженного ею бойца и глянула вокруг. Под палящим солнцем в сопровождении затаившей дыхание публики она одна стояла в центре стихшего хаоса. В центре залитой кровью и усыпанной телами мёртвых бойцов арены. В центре Колизея.       Неужели это всё происходит наяву?..       Десятки тысяч жадных взглядов устремились лишь на неё в томительном ожидании жеста победителя. И вот меч последнего оставшегося в живых гладиатора устремился к небесам, и трибуны взорвались аплодисментами и восхищёнными воплями. Гул толпы лишь усиливался, точно нарастающий в море шторм, и к измотанной боем девушке словно возвращались силы. Рим купал её в овациях, и сердце девушки переполнялось ликованием. Сегодня, совершив самый отчаянный поступок в своей жизни, она не умерла в этой кровавой бане, а значит всё, что ей пришлось ради этого сделать, было не зря. Её мечта вот-вот осуществится. Нужно лишь найти в себе силы повысить голос.       Она обернулась к императорской ложе и сделала несколько шагов вперёд. Ноги наливались свинцом, ещё немного и откажут. Но только не сейчас, ведь она прошла лишь половину пути, проложенного к её цели. Она подняла глаза на своего императора, который уже встал со своего возвышенного места и с любопытством взирал на победителя из-за парапета. Она набрала в грудь воздуха. Ей не нужно было думать о словах.       – Я обращаюсь к великому цезарю! – прогремело над ареной, и гул толпы почти вмиг сошёл на нет. – Перед лицом Богов сегодня я вверяю Вам, император Коммод, свой меч, свою честь, своё сердце... и свою жизнь!       Колизей приветствовал чемпиона и чествовал победителя. Но никто из присутствующих не знал, что славит не победителя, а победительницу.       Её звали Виктория. Рождённая одерживать победы, она с раннего детства интересовалась боевыми искусствами, чем разительно отличалась от своих сверстниц. Маленькая девочка, рано лишившаяся родителей, училась мужеству, отваге и чести у одного из самых выдающихся воинов в истории Римской империи. Но продлилось это недолго, до того момента, пока маленькую Викторию не посадили в повозку и не увезли в дикие чужие края, где девочке пришлось столкнуться с самым ужасным, что есть в мире. Но то, что произошло с ней однажды, уже очень скоро определило смысл её жизни и причину возвращения в Рим спустя долгие десять лет.       Этой причиной стал мальчик, которого шестилетняя Виктория как-то раз увидела рядом с императором Марком Аврелием. В иной раз, тайком тренируясь в фехтовании со своим другом и наставником, она заметила этого же мальчика, играющего в полном одиночестве. Его глаза были безрадостны и полны обиды. Виктория спросила своего учителя, и тот рассказал ей о сыне императора. Но маленькая девочка не могла понять, почему принц играет совсем один и отчего он так невесел. Даже ей – круглой сироте из бедных кварталов города – было, чему радоваться и улыбаться. Услышав от своего друга о том, что мальчик вырастет и станет их императором, маленькая девочка пообещала себе: повзрослев, она станет самой сильной воительницей Рима и будет защищать своего императора.       Десять лет назад он был мальчишкой, жаждущим внимания и любви. А сегодня вся империя знала его как нового цезаря, молодого императора Коммода.       В этот день Виктория стояла на пороге исполнения данного самой себе когда-то давно обещания. Здесь, на триумфальной арене великого Колизея, тянулась к исполнению её мечта. Она сама с трудом верила, что стала звездой сегодняшнего представления, и теперь всё, что она провернула, чтобы во всей красе встать перед императором и дать своему голосу прозвенеть над головами восхищённой публики, казалось ей невообразимо сумасшедшим. Девушка тайком пробралась в закрытые помещения Колизея, где держали пленных гладиаторов, и притворилась одним из них. Выдавая себя за парня, она перетянула грудь эластичными тканями, надела стандартный мужской доспех, вооружилась и вышла на арену в составе идущих на смерть. И ради чего всё? Чтобы наконец-то предстать перед цезарем и заявить о своём желании служить ему.       В ответ на своё заявление Виктория получила от императора долгий заинтересованный взгляд и даже улыбку. Но девушка не была уверена, что эта улыбка ей не привиделась. После же она наблюдала, как Коммод покидает свой подий. Она не знала, что думать, да и думалось сейчас с трудом, и просто продолжала стоять, слегка пошатываясь под тяжестью усталости.       Врата под трибунами отворились, и навстречу выжившему бойцу вышла вооружённая гвардия. Девушка не стала делать лишних движений, и вскоре стражники встали вокруг неё полукругом, направив вперёд копья, словно она дикое животное, готовое броситься на них в любой момент. Следом за ними на арене появился и сам император.       Виктория смотрела на него и не могла перестать сравнивать его с тем мальчиком, которого она видела в детстве, ведь он был совершенно не похож на него. Теперь его статный уверенный и без малого надменный вид дополняли помпезные одежды под стать императору и золотой лавровый венок в его вьющихся тёмно-русых волосах. Он вырос очень красивым мужчиной, и именно на этой мысли Виктория вдруг поймала себя, когда Коммод стоял уже в двух шагах от неё и с одобрительной улыбкой глядел на победителя сегодняшних игрищ.       – Достойная победа в достойном бою, – сказал он. – Немногие прославленные воины империи могут похвастаться такими блестящими навыками и такой отвагой, какие сегодня на этой арене продемонстрировал ты.       Девушка поблагодарила за лестные слова низким кивком-поклоном. Похвала из уст улыбающегося императора звучала ещё приятнее, чем ей представлялось. Однако Викторию начал смущать его неожиданный спуск на арену. Она совсем не знала, чего ждать, и опасения её вовсе не были беспочвенными, ведь её вообще не должно быть здесь. Едва сдерживая счастливую улыбку, искусно балансирующая на грани сохранения сознания и падения в обморок Виктория произнесла, с трудом повышая голос:       – Всё это во имя цезаря. Всё это ради Вас.       Польщённый правитель ненадолго отвёл взгляд в сторону, не сумев удержать довольную улыбку. Ведь Коммод так любил всякие проявления уважения и признательности к нему. Явления, что были столь редкими, в особенности с того момента, как он сел на императорский подий.       – Твоё заявление прозвучало громко и амбициозно. И я очень ценю твою преданность, – сказал он, мягко глядя на победителя, точно любящий отец. – Но, прежде чем я решу твою судьбу, хочу, чтобы доблестный гладиатор показал мне своё лицо и назвал своё имя.       Девушку вдруг будто бы окатило ледяной водой, и глаза её заметались по сторонам. Это было именно то, чего она начала опасаться, как только император вышел к ней. Сегодня она уже прошлась по острию ножа. Так неужели самое страшное произойдёт именно сейчас?..       Растерявшись, она совсем не могла сообразить, как лучше выйти из этой ситуации, не подвергая свою жизнь ещё одному риску. Но скоро её бездействие и таинственное молчание не понравились императору. Его милостивое выражение лица вдруг сменилось лёгкой хмуростью, а голос зазвенел нетерпеливостью и сомнениями:       – В чём дело? Я попросил тебя снять шлем и назваться.       – Конечно. Простите, Ваше величество, – сбивчиво и спешно произнесла девушка, чувствуя, как от волнения ей начинает не хватать воздуха, а голова всё сильнее идёт кругом. Держаться в сознании становилось уже практически невозможно.       Она взялась обеими руками за шлем на своей голове, но не спешила его снимать. Сейчас трибуны охнут, гвардейцы опешат, а цезарь встанет в замешательстве и взглянет на неё с осуждением – всё это Виктория представляла себе лучше, чем свои шансы быть понятой и принятой.       Когда шлем был снят, зрители увидели, как на плечи поднявшего голову гладиатора упали тяжёлые спутавшиеся медные локоны. Самые нижние ряды вмиг обомлели, разглядев в лице победителя тонкие женственные черты, и по рядам покатилась гудящая волна перешёптываний. Со стремительно меняющимся выражением лица цезарь наблюдал за раскрывшимся ему лицом юной особы, которая без капли стыда, а преисполненная уверенности, объявила:       – Меня зовут Виктория.       Стража в замешательстве на миг даже опустила копья в ожидании вердикта императора. Коммод был сбит с толку, так же, как и все: подумать только, как одна женщина смогла выстоять в бою против десятка крепких взрослых мужчин! Это не укладывалось ни у кого в голове. И Виктории приходилось видеть это оскорбительное недоумение каждый раз в глазах наблюдателей.       – Женщина?.. – сорвалось с губ шокированного правителя, который не переставал вглядываться в человека, стоящего перед ним. – Но как такое?.. Что ты?.. – после всего увиденного на арене он всё не мог понять, как реагировать на это вопиющее разоблачение.       Меж тем со зрительных трибун стали доноситься призывы пощадить сегодняшнюю победительницу, когда толпа вдруг решила, что обеспокоенный нарушением установленного порядка цезарь думает наказать девушку. Но их шум только мешал ему обдумать и принять верное решение. Коммод приложил палец к губам и обернулся к трибунам, призывая народ к тишине. Но проще было приручить дикого зверя, чем усмирить публику Колизея. Тогда цезарь был вынужден принять быстрое решение.       В следующий миг Виктория наблюдала, как рука правителя с отставленным в сторону большим пальцем медленно поднялась на уровне их глаз. В накалённом воздухе скандирование толпы начало раздаваться активнее и громче, а сердце Виктории бешено забилось в такт безумному ритму их громогласных выкриков. За нехваткой воздуха она глубоко дышала через нос и чувствовала, как источаются последние силы, позволяющие ей оставаться в сознании.       Перст императора указал вверх, и трибуны вновь взорвались триумфальными рукоплесканиями. Переведя дух, Виктория, поставившая на кон свою жизнь, посмела взглянуть в глаза цезарю. Несмотря на проявленное милосердие, тот всё же взирал на неё с порицанием. Восхищённый взгляд и поощряющая улыбка оказались забыты в один миг, стоило лишь бравому воину снять шлем и предстать перед своим повелителем бравой воительницей.       Толпа ликовала, а Коммод, покидая арену, отдал приказ охране:       – Под стражу. И ждать моих указаний, – и раздираемый противоречивыми чувствами быстро зашагал обратно к воротам.       Круг стражников сомкнулся окрест заключённой в него девушки. Но Виктория не отводила взгляда от спины цезаря, и на её губах растягивалась умиротворённая улыбка. Она словно бы пережила ожесточённое сражение, безостановочно длившееся не несколько часов, а несколько недель. Шум восхищённой представлением публики уносил её мысли куда-то далеко, туда, где она ещё совсем маленькая поклялась однажды поразить жителей Рима своей силой. Ноги сию секунду подкосились, словно кто-то резко обрубил ей голени, и Виктория упала на горячую землю. Нужно было позволить немеющему под доспехом телу сдаться. Девушка недвижно лежала на спине, а взору её открылось чистое безоблачное голубое небо над крышей Колизея, которое медленно растворилось в серой пелене покидающего сознания.