Peccatum

Хотелось бы сохранить в памяти сотни летних ночей, когда, укутываясь в затасканный, выцветший плед, можно было забраться на крышу маленького двухэтажного домика и наслаждаться далёкими звёздами, вслушиваясь в тихий шелест листьев и вдыхая уже похолодевший воздух. Три месяца свободы пролетают так быстро, что ты не успеваешь за ними следить. Хотя, по сути, ничего такого не происходит: бесконечное чтение книг на холме, под слегка кривоватой берёзой, да прогулки по маленькому городку. Коленька в некоторых кругах слыл шутником и проказником, в других — хулиганом и сущим дьяволом, в третьих — ангелом и папиным сыночком. Никто и никогда не задумывался, зачем Гоголь производил разное впечатление на разных людей, но все точно знали, что так нужно ему самому. Был то способ развлечься или необходимость во внимании — без разницы, можно же просто игнорировать присутствие этого мальца. Погода летом щадящая, тёплая и солнечная. Пацану это, правда, не слишком-то нравится; он, как и большинство ребят в его параллели, больше предпочитает дождь, а лучше ливень или вообще грозу. Но так уж вышло, что летом можно было спокойно гулять и не сидеть дома, так что всё в порядке, солнце можно терпеть. Если оно, конечно, не слишком сильно припекает. Светловолосому пятнадцать, и он терпеть не может осень. Возвращение в школу кажется пыткой, и это не из-за плохих учителей или тупых одноклассников, о нет, всё намного серьёзнее! Парнишке сложно просыпаться по первому будильнику, а потом подниматься с уютной постели и начинать нормально — подчеркиваем: нормально — функционировать, но даже это кажется такой мелочью по сравнению с реальной проблемой. Вместе с приходом школы можно заметить убывание лишних часов «на себя и на свои потребности», а, давайте будем честными, жизнь и так не балует Колю особыми подарками. После ухода матери привычное понимание «жизни» заменилось понятием «существовать». Кто-то достаточно умный сказал: «Мыслю — значит существую», но проблема в том, что голубоглазый даже этого не делал. Да, он всё так же может решать задачки, пересказывать параграфы, рассказывать стихотворения, но это делается только на автоматизме. Система рефлексов, не больше. Единственное, что хоть как-то отвлекает от реальности — книги. Их можно читать сутками напролёт, погружаясь в другой мир, и только тогда Коля чувствует себя по-настоящему живым. В классе эспер сидел только на последних партах и не особо парился по поводу происходящего. Играл в «крестики-нолики» сам с собой, рубился в «Морской бой», имитируя сразу двух людей или просто смотрел в окно, на улицу. Школьник не особо горел желанием заводить дружбу с одноклассниками или, не дай боже, с параллелью. Это так стрёмно, нужно подходить к незнакомым чувакам и знакомиться, а они ещё могут оказаться редкостными придурками или двуличными дебилами. Лучше уж вообще не общаться с разными людьми. Так будет лучше для всех. Особых проблем с учебой никогда не возникало. Ответы на любую самостоятельную или контрольную подросток любезно забирал прямо со стола учителя, — а на что, как вы думаете, ему нужна способность? — на все вопросы клятвенно заверяя, что у него либо никогда и не было дара, либо от эмоционального непостоянства активировать его не получалось. И, к счастью для самого Гоголя, эта невинная маленькая ложь почти всегда срабатывала: многие из педагогов искренне верили, что во время частых прогулов их подопечный хоть что-то учит, а не только находится дома по семейным обстоятельствам. Все соседи почему-то с пониманием относились к этой причине, но блондин искренне не понимал их. У него ушла мать. Что с того? Разве всем не должно быть по барабану? А прогулов, тем временем, и правда было много. Городок относительно маленький, учителя не будут бегать за одним разнесчастным учеником. Сбегает — пожалуйста. Зачем тратить силы на психически нестабильного пацана, когда нужно проводить уроки и зарабатывать деньги? В этом отношении блондину крупно повезло: жители мелкого населённого пункта более безразличны к тебе, ты, чёрт возьми, свободен, шагай на все четыре стороны! Именно поэтому в основном подросток прогуливал весь учебный день, реже — парочку уроков, ещё реже — прогулов не было вообще. Колю не тянуло к какому-то определённому предмету, поэтому он прогуливал как чёрт, не зная причин оставаться хотя бы на первые два урока. Если быть до конца честным, то подросток считал все без исключения занятия пустой тратой времени и нудной болтовней о всякой несусветной фигне. Можно было бы сделать более гибкую систему образования, но кажется, что до этого никто не додумался. Большую часть такого «свободного времени» он проводил на улице, иногда заглядывая в кафе, на покупки в которых, увы, денег не было. Зато можно спокойно почитать в тепле некоторое время. Пока не выгнали обратно на воздух. После школы, или, что более вероятно, очередного прогула, школьник возвращался домой. Он находился на самом краю города, около небольшого озера, и выглядел, признаться, не самым лучшим образом. Стены не косились вбок, крыша не обваливалась, но потемневшая, дряблая и непрезентабельная древесина стен о чём-то да говорит. По факту, это был небольшой двухэтажный домишко с летней верандой и небольшим садиком, заброшенным уже несколько лет. Окна старые, местами покрывшиеся мелкими трещинами, без возможности проветривать помещения, от чего летом было жарко, а зимой — неимоверно холодно. Их бы заменить, но денег на это, опять же, не было, а влезать в долги не хотелось от слова «совсем». А ещё дома был отец, находившийся в запое круглый год и не выходивший из жилища даже под предлогом смерти. Вдовец не работал, от чего денег даже на еду часто не хватало, но Коля не винил его в этом, потому что после ухода матери самому мальчику тяжело, только вот даже такие непростые обстоятельства не дают отцу права останавливаться. Одарённый ненавидел родителя за то, что он бездействует и не пытается изменить свою жизнь, сваливает все проблемы на собственного сына и вообще этот мужчина — кретин, но в один момент Гоголю-младшему показалось, что это именно он заблуждается, слепо надеясь на лучшее. В жизни не бывает чудес, и боль не уходит сама по себе, с ней надо справляться. Однако в ней мальчик так неожиданно утонул, что принял это за обыденное явление и не стал ничего делать. Да и что, скажите на милость, здесь можно предпринять? Жизнь сдвинулась с мёртвой точки весьма неожиданно. Это была примерно середина октября. С каждым днём становилось чуточку холоднее, мрачнее, дожди стали затяжными и длились по несколько дней, а то и недель. Спокойно гулять удавалось всё реже и реже, подвал дома затопило, последние запасы еды подошли к своему логичному завершению. Дни учёбы, меланхолично сменявшие друг друга, проходили на удивление быстро. Конечно, Коля всё ещё ни черта не знал и не пытался что-то с этим делать, погружаясь в чтение с каждым днём всё больше и больше, забив уже, казалось, окончательно на своё будущее, если оно как таковое вообще ему светит, даже не думая о поджидающих в следующем году экзаменах или вопросах по типу «А на кого вообще поступать?» Он завалит экзамены, признается отцу в том, что часто прогуливал, заберёт какие-никакие денежные сбережения и свалит жить в другой город. Возможно, жить станет чуточку легче. Возможно, Гоголь помрёт в гордом одиночестве. Никто ведь не станет и дальше относиться к разнесчастному эсперу лояльно только из-за того, что у него неполноценная семья и душевная травма. Таких, как он — сотни, тысячи, миллионы. Всем плевать, что там у тебя с родословной, если ты не приносишь пользу обществу. Коля тяжело вздыхает, поправляя длинные рукава вязаной кофты глубокого оливково-зелёного цвета и морщась от очередного порыва холодноватого ветра. Пробирает, чёрт. Он бродит по улицам не так давно, но уже порядком устал, подыскивая безопасное место для пребывания на ближайшие пять-шесть часов. Возможен дождь. Да и, возвращаясь к той же теме школы, чёрт бы побрал тех, кто придумал вставать в восемь утра ради получения знаний! Половина людей на работу поднимаются только ближе к обеду, а школьники — при том ещё и систематически прогуливающие, к слову — обязаны вставать ни свет ни заря, чтобы переться в какое-то там здание, где, по сути своей, заключенных-малолеток содержат, и сидеть там до ранее упоминаемого обеда, вылезая из кожи вон ради оценок, в то время как дико хочется спать или выйти в окно этажа так с девятого, но никак не получать чёртовы знания. Светловолосый непроизвольно начал бубнить себе под нос проклятия в сторону российского образования, крепче сжимая томик «Сочинений» Рене Декарта, так что он не сразу заметил появившегося из ниоткуда мутного типа, — а никак иначе его и не назовёшь — который явно шёл к Гоголю и никуда иначе. — Слышь, пацан, — хамоватое начало уже насторожило голубоглазого, потому что ну никаким боком в его планы не входили внезапные авантюры и все вытекающие из этого проблемы. А всё начнётся с «безобидного» знакомства, классика жанра, куда ж без этого, ну правда. — Давай дружить? Бинго. Так и получается. Кстати говоря, одарённый берёт свои слова назад, это никакой не «мутный тип», это самая настоящая ходячая катастрофа. Таких предложений мир не слышал уже лет десять. Кто-нибудь объяснит этому ноунейму, что так знакомятся только мелкие ребятки из детского сада? А вот этот незнакомец вообще не похож на мелкого, он что, недалёкий? Или просто пипец наивный? Школьник внимательно осмотрел внезапного «приятеля». Одет весьма прилично: белая выглаженная рубашка, тёмные брюки со стрелками, как и подобает ученику, туфли — по последнему слову моды, наверное, но Коля в этом не разбирается, так что наверняка сказать не может — и галстук насыщенного зелёного цвета. Правда последний слегка съехал, но в общем и целом вид был опрятный. Единственное, что смущало книголюба — лысина, которую даже при всём желании нельзя не заметить. Нет, Коля не против отсутствия волос, это дело личное, но вот именно этот индивид выглядит как сбежавший из тюряги заключённый и не дай боже он выкинет что-то подозрительное. Парнишка вопросительно вскинул бровь, прожигая собеседника взглядом, который так и спрашивает: «Ну и в чём подвох, собственно?» Не любит блондин такие знакомства, ох как не любит. — Хорошо, допустим, что я согласился. Тебе это нафига? — одарённый всё же нехотя ответил, чувствуя, что накрылся медным тазом план о спокойной прогулочке. Ну не может левый тип не ввязать тебя в какое-то несусветное дерьмо. Это вам местный клоун заявляет. А ещё это отношения, связи, которых нужно избегать. Вот была полноценная семья — нет семьи, а друзья предать могут, зачем оно вообще надо? — Отлично, — незнакомец давит лыбу, протягивая руку для пожатия. От этого выражения на пухлом лице бросает в дрожь, но это даже как-то… Интересно и в новиночку, что-ли. — Меня звать Сашкой. По фамилии Пушкин. А ты кто, Златовласка потерявшаяся? От такого обращения Гоголь хмурится, вспоминая, что его, вообще-то, избитая тема «Длинные волосы для девушек, ты что, голубой?» и все подобные ей конкретно достали, а ведь блондину всего-ничего пятнадцать, то-то ещё будет на старости лет. Он не собирается расставаться со своей прической, а уже сейчас едва удерживается, чтобы не уйти или дать этому нахалу по лицу. Но всё же решил попробовать продолжить разговор, пересилив себя и мысленно отмечая, что «Пушкин-то Пушкин, а вот на пушинку вообще не похож, гад злосчастный». С чего тут пушинка взялась? Первая ассоциация. — Если знаешь, что я Златовласка, то зачем спрашиваешь? — прогульщик отвечает вопросом на вопрос максимально спокойно, но нотки обиды в этой фразе всё-таки улавливаются. И именуемый Пушкиным, судя по всему, быстро схватывает, что к чему. Какой смышлёный, небось реально подружиться решил, сволочь. — Виноват, не хотел обидеть, — пухловатый мальчик улыбается с нотками извинения, а голубоглазый уже успел придумать пару сотен обидных прозвищ для этого мальца. Так, в качестве мести. — Ну так? Как тебя зовут? Эспер некоторое время мнётся, решая, отвечать или нет. Всё это так странно и непривычно, какая-то дружба и мальчуган из подворотни. Стоит ли вообще втягивать себя в это? Но всё же протягивает руку и пожимает чужую. Ну всё, фиг выпутаешься теперь. — Коля, — ладно, чёрт с ним, так и быть. К тому же недоверие потихоньку исчезало, раз уж пухляш решил извиниться, да и вечный читатель был как-то не против какой-никакой компании. — Коля Гоголь. — Отлично, — Пушкин развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл в неизвестном направлении. Блондин опешил, не понимая, что, собственно, происходит, но поспешил за новым знакомым, прижимая драгоценную книгу к худощавому телу. Типичный сценарий традиционного знакомства в голове разрушился, так что парнишка остался в непонятках. Нет, правда, какой кретин воспитал этого странного человека? — Эй, что за дела? — он выглядел рассерженным таким неожиданным поведением со стороны нового «друга» и желал выяснить всё прямо здесь и сейчас. Это нужно остановить. И пояснить, желательно, как нужно вести разговоры. Хотя, признаться, такой подход весьма оригинален. — Мы идём в нашу секретную штаб-квартиру, — шёпотом сообщил Саша, шагая как ни в чём не бывало. Вот это да, вот это номер. — Ты же тоже прогуливаешь занятия, верно? — Ну да, — до голубоглазого, кажется, дошла суть такого вот поведения со стороны собеседника, поэтому он расслабился и выпрямился. Что ж, если его не хотят изнасиловать в лесу, то убежище не будет лишним. На улицах могут быть учителя, у которых сейчас методический день, а они уж точно спалят директору — тот ещё скандал будет! Но, в общем-то, даже в таком случае можно найти отговорки. А вот от непогоды фиг скроешься на улице. — Тогда спасибо. — Тогда спасибо, — передразнил лысый, усмехнувшись. А он не так уж плох, этот Пушкин-нифига-не-пушинка. Что-то в нём есть особенное, не такое банальное, увлекающее за собой, что ли. — Лучше веди себя естественно и упоминай штаб только шёпотом. Эта таинственность зачаровывала. Коленька всегда любил мечтать о друге, с которым у него будут секретные места и свои шифры, с кем можно было бы поделиться любой тайной и обсуждать всё на свете, но такого найти было невозможно. И сейчас это новое знакомство даёт надежду на что-то радостно-необычное в жизни подростка. Они идут мимо центрального парка, сейчас такого грустного и безлюдного, серые мрачные тучи нагоняют тоску, а ветер нещадно морозит. И блондину понравились бы эта погода и это состояние, если бы не одно «но»: он не в тепле и не в своей комнате. Одарённый знает эти улицы наизусть. Каждый поворот, каждую улочку, каждый магазинчик. Но город предстаёт в новом виде, когда Сашка ведёт его через скопление поворотов, на незнакомую улицу. Домов здесь мало и они нежилые, выбиты лампочки в фонарях, зачахли растения и почти нет людей. Парочка прохожих от силы. — Никогда здесь не был, — удивлённо признаётся Гоголь, осматриваясь. Кое-где во дворах стоят деревья, почему-то могучие и абсолютно здоровые, высокие и с пышной кроной. Местной шпаны тут не наблюдалось, так что это место можно спокойно назвать Раем. — Ё моё, здесь круто. — Ага, — с неприкрытой гордостью произносит Пушкин, довольно лыбясь. Он же не похож на непослушного типа в стиле Гоголя, как он умудрился отыскать это чудо? — Этот район брошен из-за «привидений», но на самом деле здесь просто непригодная для посевов земля, вот жители и переехали либо в новые дома, либо в другие города. Я недавно нашёл тут классное здание, к нему мы и идём. — Он и будет нашей штаб-квартирой? — голубоглазому не особо-то нравится идея существовать в каком-то старом доме. Дело не в слухах о живых неживых, а в небезопасности такой затеи. Это же бред. — Может не надо? — спутник остановился и недовольно посмотрел на своего высокого друга; с укором, пронзительно, будто вынуждая забрать свои слова назад. — Что? — Естественно мы идём не в дом! Вдруг там труп валяется? Или мы поранимся? Кто знает, в этом городе все жители с прибамбахом, — пухлый недовольно шагает дальше, мимо домов и заброшенного продуктового магазина. Он, кажется, расстроен недогадливостью Коли, но относится к этому спокойнее, чем можно было ожидать. Значит, мозги у него на месте, это хорошо. Даже отлично. — Придём на место и всё расскажу, иди следом и расскажи что-нибудь о себе. Почему у тебя такие космы, например. — «Космы», — Гоголь недовольно закатил глаза, сжимая книгу в руках. Не выронить бы, потом фиг найдёшь, а она, вообще-то, ценная. — Мама обожала мои волосы. У неё самой они были короткие и не особо густые, так что она любила причёсывать меня и очень жалела, что я не родился девочкой. Вот и вся история. — Звучит жестоко, — отозвался лысый парнишка, перелезая через невысокий забор в какой-то двор. Его спутник лишь пожимает плечами, мол «Я привык». — А почему «обожала»? Что-то случилось? — он помолчал, а потом добавил: — Если личное, то можешь не говорить. Подросток тяжело вздохнул. Мама. С ней было так хорошо, дом был чистый и опрятный, папа улыбался и ходил на работу. У Коли было всё: любовь родителей, вкусная еда, хорошая одежда, тепло и удобство. Поверить только, это всё исчезло в один миг… Мама всегда улыбалась. Со временем некоторые её черты стёрлись из памяти, но улыбку забыть невозможно. Родительница всегда была светлым человеком, внимательным и заботливым, таким она и останется навсегда. — Она ушла, предоставив нас с папой самим себе, — светловолосый грустно улыбнулся, проследовав за приятелем на незнакомую территорию. Некоторые навязчивые мысли вновь всплыли в голове. Хотелось как-то забыть об этой вечной боли, но всё в этом чёртовом городе напоминает о проблемах, о несчастьях и о бедах. Но именно эти печальные вещи являются обязательной частью жизни. Без горя не будет радости, хоть иногда и кажется, что жизнь просто ужасна. — Я скучаю, но надеюсь, что ей сейчас хорошо. — Сочувствую, — Саша похлопал товарища по плечу. Это действительно тяжелая история. Даже для слушателя. — Держись, дружище, жизнь наладится. Нужно лишь немного подождать. Не переставай двигаться вперёд, у нас всё получится, — почему-то от этих слов стало немного легче. Одарённый искренне благодарен своему собеседнику за поддержку, поэтому он, улыбнувшись, тихо произносит «Спасибо». Низкорослый ведёт на задний двор, к относительно небольшому, молодому, но мощному дубу, на ветвях которого расположился домик. Он довольно небольшой, из гладких досок, с пыльными окнами, неплохой дверью и даже небольшой верандой. Конечно, здесь не обойдётся без генеральной уборки, но один факт такой невероятной находки не может не радовать. Пушкин из ниоткуда приносит верёвочную лестницу и стремянку, взбирается ко входу в домик и цепляет средство подъема на крючки. Коля сразу смекает, что орудия труда тот достал из сарая с выбитым замком. Как-то всё подозрительно просто. Оно и к лучшему: такое скрытое место в свободной досягаемости, так и просится на обследование. — Это великолепно, — подаёт голос блондин, на что его сопровождающий жестом приглашает взобраться и посмотреть на само помещение. Надо ли говорить, что приглашение моментально и без лишних вопросов принято. — Ещё кто-то знает об этом? — Не, не думаю, — пухлый забирается следом и удовлетворённо наблюдает за реакцией новоиспечённого приятеля. Без конкретного взлома открыть замок на двери в домик на дереве было очень муторно и тяжело, но Сашка справился и сразу же пошёл искать себе шизанутого друга по своим личным вкусам и представлениям. Вот теперь думай, кто из этой парочки более чокнутый. — Круто, скажи же? На полу был расстелен мягкий, но, правда, слегка пыльный ковёр, была полка под книги и прочую мелочь, парочка кресел-мешков и даже журнальный столик. Так же в углу стоял ящик, который у прошлых хозяев, вероятнее всего, служил местом хранения еды. Что ж, можно будет сделать так же, раз тут придется коротать время уроков. Другой вопрос — где достать еду. Равномерное шуршание листов и соответствующий запах подсказали о том, что пошёл дождь. Пушкин достал из кармана тряпку и протёр три окна, затем приоткрыл их, чтобы проветрить помещение, бросил ткань вниз, на землю, и с чувством выполненного долга перед Родиной плюхнулся в кресло-мешок. Голубоглазый последовал его примеру. — Почему я? — задал волнующий вопрос Гоголь, глядя оппоненту прямо в глаза. Если честно, лысый выглядит как человек, у которого много друзей-заучек, но не как тот, кто водит знакомства с прогульщиками. Но это вслух озвучить нельзя — грубо. К тому же такие стереотипы обычно обманчивы, потому что по виду человека очень сложно оценить его характер и личность в целом. — Есть же куча других пацанов, есть учёба. Почему именно так? — Так я тоже прогуливаю, ты что, забыл? — верно, он же уже об этом говорил, чёрт. Но… Тоже прогульщик? Почему в школьной форме? Это же так неудобно. — Сегодня физику отменили, вот я и свалил под шумок, — ох, так просто? Даже не верится, что можно так легко прогуливать. — А то делать больше нечего. Кстати, я из твоей параллели, но лично мы не знакомы. У голубоглазого округлились глаза, а сам он опешил от такого заявления, потому что учитель по физике у них был мягко говоря залётным старикашкой. Многие говорили, что это на него так старческий маразм влияет, но Коле как-то не доводилось это проверить. Он терпеть не мог этот предмет. Впрочем, точно так же, как и все остальные. Сидеть и слушать что-то про линзы, отражение света и прочую лабуду? Ну уж нет, лучше прогуляться под дождичком, спасибо. Один раз, правда, не повезло: в прошлом месяце светловолосый умудрился угодить на самостоятельную, которую благополучно списал у отличника, но ощущения в духе «Господь, на каком это языке вообще?» и «Легально ли такое объяснять детям?» не давали покоя ещё неделю. — Как ты вообще это любишь? — спросил высокорослый, стараясь отойти от удивления. У каждого своя страсть, что тут такого, в самом деле. Ну занимается физикой и пусть занимается, это же не противозаконное явление. — У меня папа инженер, так что он любит болтать о формулах и расчетах. Он меня по черчению гоняет и с уравнениями помогает. Настоящий гений нашего времени, — было видно, что Саша гордится своим родителем. И правильно. Он у него нормальный, заботливый, работает на хорошей должности. Не бухает целыми сутками и не тратит время впустую, эксплуатируя своего ребёнка. — Это здорово, — весело ответил одарённый, фальшиво улыбаясь. От настоящей улыбки не отличишь, а с болью хоть как-то справляться надо. — У меня нет любимых предметов, так что я частенько прогуливаю. Мой отец об этом не знает и это к лучшему. — Почему ты так раньше не делал? Тебе идёт, — лысый смотрел в окно, но, заметив недопонимающий взгляд своего собеседника, повернулся к последнему и усмехнулся. — Я про улыбку! Ты всю дорогу был таким сдержанным, а тут тебя вдруг на эмоции понесло. Создаёт такой образ… Ну, знаешь, клоунам же не смешно, по сути, но у них работа такая — людей радовать, вот они и улыбаются. «Клоун». Коля задумался над этим. Имидж. Образ. Способ забыться и уйти от проблем, абстрагироваться. А не плохая такая мысль. Притворяясь другим человеком, с другим настроением и мыслями жизнь может стать легче и счастливее. Нужно будет попробовать. — Можешь тусить здесь, прогуливая занятия, окей? — Пушкин улыбнулся, поднимаясь с места, и подошёл к окну, выглянув на улицу. Дождь всё ещё шёл, но не так сильно, как десять минут назад. Внезапно начался — внезапно закончится, что ли? Странная эта погода. — Даже если меня здесь не будет. Но тогда уж лучше зови меня с собой, чтобы не скучать, — он повернулся лицом к оппоненту. — Мы же друзья? Подумать только, подружиться с абсолютно незнакомым человеком, начать тусить с ним на заброшенном домике на дереве в необитаемом районе и всё это меньше чем за чёртов час. Гоголь ошибался насчёт проблем: внезапное знакомство обернулось всего лишь приятной беседой и новой штаб-квартирой для ламповых (или не очень) посиделок. Значит, этому Сашке можно доверять. К тому же он сам, по сути, доверился незнакомому светловолосому парнишке, это достойно уважения как минимум. — Друзья, — голубоглазый улыбнулся. Он искренне рад такому товарищу. — Приятно иметь с вами дело, сэр. Физик недоделанный рассмеялся от такого обращения, понимая, что его приятель наконец-то вылез из своей скорлупы и принял реальность их дружбы как действительность. Это хорошо, теперь можно вести полноценные разговоры. И так скучно не будет, их же теперь двое! — А что с даром? — поинтересовался школьник, не отходя от окна. Так прохладненько, но ещё тепло, просто чудесно. — У тебя есть способность? Гоголь ожидал этого вопроса. Каждый человек, имеющий окружение и заводящий знакомства, просто обязан знать способности людей рядом с ним. Нужно знать, от чего придётся защищаться в случае конфликта. Мальчишки же предпочитают пользоваться способностями друг друга немного в другом ключе: устраивают мелкие шалости, те, что помладше — используют дары в играх, ну, а те, кто не получил никакую особенность просто играют с ними. В дошкольном возрасте особенно выделяется некая «иерархия»: дети с хорошими и полезными способностями — лидеры, дети с менее удобными обществу способностями — приближенные, а без способности — так, подчинённые. Это в большинстве своём нечестно от слова «совсем», но такова реальность детства и желания превосходства. С возрастом такая существенная разница проходит, так что в основном всем плевать, есть у тебя дар или нет. Школьники, правда, любят устраивать мелкие аферы с участием одарённых и, грех таить, Коля иногда баловался такими штуками. В те случаи, когда ну очень хотелось есть, а денег так и не прибавлялось — способность Гоголя как нельзя полезна. — Есть. Она позволяет мне связывать пространство близ меня с помощью моей одежды, — блондин сунул руку в рукав и ей же тыкнул оппонента в щёку, наглядно продемонстрировав свою особенность. — Было бы удобнее иметь кофту на замке или плащ, но не судьба, — парнишка пожал плечами, умолчав о том, что его денежное состояние оставляет желать лучшего и не позволяет приобрести нужные предметы гардероба. — А у тебя как обстоят дела с даром? — У меня способность бандита, — с отвращением произнёс Пушкин, изобразив кислую рожицу. После способности длинноволосого он, верно, впечатлён, но у каждого дара есть свои минусы. — Я могу заражать тела двух людей вирусом, который будет убивать их. Его можно обезопасить только в трёх случаях: а, по моему собственному желанию, когда я отключаю дар; б, убив одного из зараженных; в, с помощью аннулирующей способности, — Сашка чешет затылок и продолжает: — Такого анти-дара я, признаться, ещё не встречал, но вероятность есть. Высокорослый выслушал абсолютно молча. Какая разрушающе-прекрасная способность, аж дух захватывает. Таких смертоносных дарований этот маленький городишко не видел, без преувеличения, никогда. Подумать только, бандиты и впрямь отдали б жизнь за такую прелесть. Но, к счастью, этого не случится. — Любая способность прекрасна, — возразил школьник, мельком вслушиваясь в шелест листвы. Как спокойно, безмятежно и тихо, сравнивая с этим разговором. Кажется, что можно так сидеть и кайфовать целую вечность. — Меня волнует вот что: как ты вообще открыл эту способность? — Протестировал на двух подравшихся бродячих кошках, — пухлый пожал плечами, мол «Ничего такого, всё законно, хоть немного и мерзко. Люди в порядке, не переживай». Но даже такой тест звучит ужасно. Бедные животные. — Это вышло случайно, если честно. Я ещё пару недель тогда был в полном шоке от этого открытия, даже родителям до сих пор не рассказал. — Спасибо за доверие, — ух ты, у них уже появляются общие секреты. Как легко, оказывается, можно найти себе друга: всего за один, мать его, день! — Тогда это будет наша тайна. Учителя не знают, что я могу пользоваться способностью, так что… Лысый согласно кивнул, залезая в карманы брюк. Он возился с этим какое-то время, вытаскивая обёртки от конфет, бумажки, скрепки и прочую мелкую ерунду, а потом достал часы и, деловито глядя на циферблат, озвучил время. — Без двадцати час, — Пушкин посмотрел в окно, убрав часы обратно в карман; дождь теперь был мелким и практически неощутимым. Коля, кажется, догадался, к чему это эспер клонит, и поддержал затею. Дело в том, что школьное время подходит к концу, пора возвращаться домой и как можно быстрее, чтобы не сильно промокнуть. Кажется, родители у Саши так же не знают о его прогулах, — оно и к лучшему — так что действовать надо быстро и так, чтобы не заметили. — Ну что, вперёд и с песней? Гоголь утвердительно кивнул и спустился по верёвочной лестнице вниз, на землю, полной грудью вдыхая свежий от дождя воздух и наслаждаясь пьянящим ощущением безграничной свободы. К этому легко привыкнуть и, если честно, очень хочется, чтобы так продолжалось до конца жизни. Только представишь, что придётся в лучшем случае торчать круглые сутки в офисе, а в худшем — под мостом в роли бездомного, то сразу как-то не хочется учиться (что и так выполняется, по сути) и взрослеть, но умереть в одиночестве, пожалуй, намного лучше, чем торчать у себя дома с отцом, выполняя все домашние обязательства. Тащить на себе тяжкий груз ответственности становится всё сложнее и сложнее. Низкорослый спустился следом и открепил лестницу, убрал её и стремянку обратно в дальний угол сарая и вернулся к другу с благоговейной улыбочкой на лице. Хорошо потусили, ничего не скажешь, но всего хорошего по чуть-чуть. Пора закругляться, к тому же дома ждёт вкусный обед — щи, пюре с котлетами или что-то типа того. Парни переглянулись, в абсолютной тишине рванули с этого дворика, с разбега перепрыгивая через забор и, наслаждаясь каплями, падающими прямо на лицо, да весело смеясь, бежали дальше, по паршивому, неровному асфальту. Изо рта выходил пар, глаза не успевали сфокусироваться на определённом объекте, а такое состояние дикой эйфории было новым и… приятным. Коле нравилось. Когда они выбежали на основную улицу, то наверняка все редкие прохожие подумали что-то вроде «Боже, эти мальчики либо счастливы, либо сумасшедшие». А ведь блондин действительно был счастлив, ощущая какой-то невообразимый прилив сил и энергии. Он даже запамятовал, что оставил книгу в домике на дереве, а все дурные и навязчивые мысли отступили на это короткое мгновение, что ещё утром жизнь казалась сущим Адом и что дружба казалась чем-то далёким, недосягаемым и недоступным. Как же Коля ошибался. — Смотри! — внезапно кричит «Пушинка», останавливаясь около какого-то ларька и глядя вдаль. Высокорослый еле-еле успевает вовремя среагировать и затормозить, так же поднимает глаза, фокусирует взгляд и удивлённо ахает, замечая на его излюбленном холме фасад церкви в готическом стиле. Шатровый купол, заканчивающийся острым шпилем, словно возвышается над городом. Так же из зоны нахождения подростков можно увидеть ещё парочку восточных башен и, о боже, это действительно выглядит великолепно. Вот бы рассмотреть поближе. — Круто, правда? Здесь давным-давно пора было возвести церковь. — Великолепно… — восхищённо произнёс одарённый, не смея отвести от обширного здания взгляд. Теперь город стал выглядеть как-то величественнее и раритетнее. — Но как он тут оказался? Ещё летом ничего такого на холме не было. — В этом вся прелесть, — лысый усмехнулся; голубоглазый сразу понял, что тут намечается либо поток фактов, которых никто ещё не знал, либо куча слухов и сплетен, о которых знают все, кроме самого парня. Так всегда и работает толпа. — Говорят, что в город переезжает пара семей из столицы. Глава одной из них — священник со способностью, которая позволяет выстраивать здания буквально за день! А вот как именно работает дар — никто не знает, — на этом моменте длинноволосый присвистнул. Какая удобная способность: можно выстроить катакомбы или бомбоубежище одним щелчком. Но, если так подумать, вряд ли служители божьи заинтересованы в сооружениях на случай войны. В их интересах этой самой бойни избежать любыми способами. Все ведь помнят заповедь «Не убивай»? — А что касается второй семьи? — оживлённо поинтересовался школьник, выжидающе глядя на приятеля. Тема довольно интересная, к тому же редко предоставится шанс обсудить такие новости с кем-то знакомым. — Что-то известно? — Могу сказать только то, что она связана с первой, — Пушкин пожал плечами. Было понятно, что он больше ничего сказать не может, потому что и сам не знает. Некая интрига, и поэтому Коля чувствовал разочарование. Так много хотелось узнать, а получается, что информации на эту тему нет. Хотя… Вряд ли они в будущем вернутся к теме этих двух неизвестных семей. Но всё равно интересно. — Это всё, что я услышал от родителей. Моя матушка очень уж любит обсуждать всякие новости — и правдивые, и нет. Наслушаешься тут. Гоголь понимающе кивнул. Остаток дороги было решено пройти в спокойном темпе, стараясь отдышаться и параллельно обсуждая всякие обыденные вещи, чтобы не возникались подозрения. Так местный клоун узнал о том, что мать Пушкина раньше была довольно известной моделью из Питера, но вышла замуж за скромного инженера, ох уж эти светские бзики, и переехала с ним в этот маленький городишко, не отмеченный на карте России, ибо слишком мелкий. А отец здесь разгулялся, преподнося жителям новые технологии и обеспечивая ремонт старой рухляди. Живут они в достатке, Сашка — единственный ребёнок в семье, ему достаются все лавры и любовь. О своей семье Коля не умолчал — раскрыл все карты и сразу. Пояснил, что отец из-за, предположительно, глубокой депрессии не работает уже долгое время, что ему точно нужно посетить врача — желательно психолога — и пора бы начать работать, потому что они на грани полного банкротства. — Ужас какой, — парни остановились напротив большого двухэтажного дома с верандой и двумя террасами. Стены были белоснежно-белыми, словно самые чистые облака, а крыша выкрашена в цвет глаз Гоголя — в глубокий васильковый. Сад не был в запустении, виден был газон, но все цветы уже отцвели и были удалены с клумб. Кажется, женщина, живущая здесь, очень любит заниматься садоводством. Низкорослый, тем временем, выглядел обеспокоенным состоянием дел у друга, но последний это усердно игнорировал. — Слушай, я могу тебя накормить. — Не нужно, — Коля через силу улыбнулся, стараясь выглядеть более-менее непринужденно. Ему не очень-то хотелось волновать родителей собеседника и напрашиваться в гости. По крайней мере сейчас. — Как-нибудь в другой раз проявишь радушие. «Пушинка» улыбнулся. В другой раз. Значит они всё-таки друзья и будут вместе гулять. Что ж, это здорово. — Тогда пока, — парень помахал рукой, а затем неторопливо пошёл домой. — Да, пока. Школьник развернулся и медленно пошёл к себе. Людей на улицах стало несколько больше, но Гоголя это уже не волновало. Он медленно брёл к своему жилищу, перематывая в голове первую половину этого дня и разбирая диалоги по фразам. Как-то всё слишком суматошно для обычного дня, но оно и к лучшему, наверное. Виднеющаяся на возвышенности церковь постоянно маячила перед глазами. Длинноволосый думал о том, что теперь, вероятно, не сможет спокойно сидеть и читать на холме. Наверняка будут гнать домой, чтобы не портил имидж или что-то в этом духе. Так всегда и бывало. Но само здание, нужно признать, и правда великолепное, другого такого на улицах не отыскать. Нужно будет заглянуть туда и посмотреть, есть ли цветные витражи и как там вообще всё выглядит изнутри. Расставим все точки над «i»: Коля не особый фанат Бога и религии, потому что слишком уж много в Библии изъянов и неточностей, но открыто ненавидеть православие — собственноручно вырыть себе глубокую такую могилу. Поэтому парнишка придерживался идеи нейтралитета. Только вот это продолжалось ровно до тех пор, пока религию не начинали агрессивно навязывать. Только в этом и ни в каком другом случае можно открыто дискутировать. Но посещать сооружения религиозного характера неверующим, вроде как, не запрещалось, а новые места всегда интересно посещать. Совсем скоро школьник оказался у дома; прошёл мимо покосившегося забора в пустынный двор и обвёл его безразличным взглядом. Пожелтевшая трава и только одна хлипенькая берёза у самых ворот. Да, это место омерзительно-пустое и безжизненное. Подросток прошёл к двери и, сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, открыл её. В нос сразу ударил жуткий запах алкоголя, идущий в разрез со свежим уличным воздухом, но жить на улице не хотелось от слова «вообще» — ночью холодно. Пришлось пересилить себя, чтобы всё же войти внутрь и бесшумно закрыть за собой дверь. Блондин, стараясь особо не скрипеть половицами, заглянул в гостиную, но, заметив спящего отца, поспешил незаметно подняться на второй этаж. Груды бутылок повсюду начали изрядно напрягать, ведь их зона распространения достигла самого верха. В буквальном смысле. Но убрать их пока нельзя: загремишь — разбудишь родителя, а там можно и сваливать из дома, а то мало не покажется. Внезапно проснувшиеся люди страшны, а алкоголики в таком состоянии — в два, а то и в три раза страшнее. Коля остановился перед дверью из акации. Комната матери, в которую никто не заходит с тех самых пор, как она ушла. Сам эспер не решался туда заходить, но сейчас пробила ностальгия, что ли, поэтому он, ненадолго замявшись, всё же повернул ручку двери. Комната осталась точно такой же, исключая небольшой слой пыли. Кровать, аккуратно заправленная, с постельным бельём пёстрой расцветки, чугунным изголовьем и крепкими ножками, большой дубовый шкаф, в который заглядывать Гоголь не станет, столик с ящиками и пара кресел с кофейным столиком, на котором стоит лампа. Последняя была очень старой и досталась маме от её покойной бабушки. Теперь она, наверное, принадлежит её сыну. Одарённый вдохнул, стараясь уловить в воздухе нотки чужого присутствия. В такие моменты он, окутанный воспоминаниями, чувствует себя очень одиноким. — Я по тебе скучаю, мам, — голубоглазый проводит рукой по туалетному столику и его как током бьёт. У неё же осталась здесь косметика, верно? Парень открывает ящик и роется в бумагах, стараясь нащупать ткань косметички. Последняя была аккуратно вытащена и уложена на коленях, а Коля старался найти в ней нужные вещи. Получилось довольно быстро; одарённый уже через минуту сжимал в руке тушь и пудру. В голове крутились слова о том, что клоуны всегда улыбаются. Они никогда не грустят. Если это способ уйти от боли, то почему бы и нет? Можно попробовать, а если не сработает или надоест — прекратить. Это же не очень сложно. Гоголь убрал всё на места и, ещё раз взглянув на комнату матери, тихонько вышел в коридор, закрыв за собой дверь. Он прошёл дальше, к окну, взглянул сквозь слой пыли на смутно виднеющееся в небе солнце и подошёл к своей комнате. Дверь в неё слегка покосилась, но исправить это эспер не мог. Переступив через порог, светловолосый глянул на кровать, которая в последний раз заправлялась чёрт знает когда, на книжную полку, на шкаф из осины и на письменный стол со стопкой учебников, тетрадей и листков. Всё это — учебные принадлежности, коими обитатель данной комнаты пользовался очень редко. На столе так же есть стакан с ручкой и парочкой карандашей, только ластик лежит рядом. Свои находки голубоглазый сложил в ящик под кроватью — эдакий склад полезных мелочей — и сел на стул у окна. Выдержки хватило на пять минут. Подросток резко вскочил с места, забрал из «тайника» тушь и направился в ванную. По коридору он шёл как можно быстрее, но тише — всё ещё нельзя будить отца. Встав перед зеркалом, способностью Коля достал из ящика кисть и, окунув её в чёрную «краску», осмотрел себя. Что ему разрисовать? Щёки впалые, на них фиг что нарисуешь, глаза малевать — для мадам, губы тушью не рисуют. И вообще, зачем девушкам краска на лицо? Они что, все поголовно клоуны? Своим мыслям Гоголь усмехнулся. А потом до него дошла одна любопытная идея; парнишка крепко сжал кисточку в руке и нарисовал вертикальный шрам, пересекающий левый глаз. По скромному мнению Коли выглядело неплохо. Кисточку он прихватил вместе с собой, уходя обратно в комнату. План на ближайшие часов пять был ясен, как день — почитать какую-нибудь художественную литературу и посмотреть курс по физике. А что? Вдруг это и правда интересно?

Ах, и всё же сегодня прекрасный день.