мы

солнце жжёт, сушит, высушивает, заставляет смеяться и снимать футболки, топит в этой удушливой духоте и выгоняет на улицу вечером: с балкона смотреть на тень алого заката, потому что самого его за многоэтажками и старыми картонными стенами не видно. баки любит лето. баки любит, когда оно оставляет на лице стива поцелуи-веснушки, когда на пляже можно увидеть кучу людей, которые вдруг почему-то забыли про бедность и невзгоды. баки любит счастливого стива, а тому, вероятно, лето кажется поводом для счастья. стиву только-только исполнилось девятнадцать, он слишком часто болеет, слишком много болтает и слишком хорошо рисует. баки просто пытается быть хорошим человеком или, что ему важнее, быть рядом со стивом. баки сидит на бетонном полу балкона, просунув ноги через перила, и курит, наслаждаясь вечерней прохладой. он смотрит вниз на кричащих людей, узкую улочку, где снова застряла чья-то машина. интересно, откуда в эти трущобы раз за разом заезжают машины? что им тут нужно? он размышляет об этом, крепко задумывается и выкидывает сигарету, не решаясь взять новую. пачки так до конца недели не хватит, если курить постоянно. стиву вообще не нравится, что он курит. баки понимает, вроде как. тяжко это: смотреть, как близкий человек травит себя, а ты вдохнуть лишний раз не можешь и без сигарет. ничего, стив это с лихвой компенсирует бессмысленными драками. рядом раздаётся «шлеп-шлеп» босых ног, и баки хочется дать стиву подзатыльник — снова простудится ведь. барнс не оборачивается, замирает и слушает. чувствуя, как боку становится теплее от чужого тела, он улыбается и привычно кладёт голову на плечо стива, даже не смотря на него. стив, видимо, предвидя ругань, закутался в старый шерстяной плед с дыркой с ладонь семилетнего ребёнка в центре. каждый раз, когда баки в очередной раз говорит об этом и грозится пришить заплатку, стив спрашивает, знает ли он, как выглядит детская ладонь. баки не знает, но, наверное, так. — я бы скоро пришёл, — тихо говорит баки. — я тоже люблю на город смотреть, — стив улыбается и, вытащив руку из своего кокона, показывает на бедные улочки до самого горизонта (который, впрочем, не видно из-за домов). баки ничего не отвечает, только приподнимает голову и, щекоча кожу дыханием, целует стива в нос и линию челюсти, а тот смеется и пихает его локтем в бок. — ты такой влюблённый придурок, — констатирует стив, — а если нас кто-то увидит? — кому мы нужны? баки забавно щурится, обнимает стива одной рукой, прижимая к себе крепко-крепко, и целует его в макушку, вдыхая запах его волос. они пахнут пылью, краской, которую баки подарил стиву на день рождения, и летом, наверное. баки любит лето, и стив должен пахнуть его любимым временем года. они сидят так... долго (у баки с внутренними часами все плохо, когда можно просто взять и вот так обнимать стива), а потом одновременно поднимаются, стукаются головами и улыбаются, как идиоты. баки и стив уходят с балкона на маленькую кухоньку и тут же валятся на пол, нелепо сталкиваясь носами и смеясь. а на балконе остаются лишь прохлада летнего вечера, крики женщины внизу и песня дворовой кошки. а на балконе остаётся лето.