Я хочу тебя обнять

— Рози, как ты себя чувствуешь? Светлые волосы молодой девушки были сальными, растрёпанными, неухоженными. Глаза, ещё недавно полные света, помрачнели и потухли, как старый гейзер. Весь вид источал апатию и томленье.  — Как ты думаешь, как я могу сейчас себя чувствовать? — едко спросила Роза. Джуль дёрнула плечом. Ей не нравилось, что с ней говорят в таком тоне.  — Сбавь обороты, солнце.  — А иначе что? — прошипели в ответ. — Ты же её альфа! Истинная! Почему ты не почувствовала ничего? Почему?! Мягкий голос едва не сорвался. Тёмные глаза Джуль потемнели.  — Потому что я с тобой, а не с ней. Нора для меня ничего не значит.  — А я?! А я для тебя что-нибудь значу?! — взвыла Роза. — Она моя сестра!  — Тогда ты уж определись, милая, — фыркнула Джуль. — То ты говоришь, чтобы я не смотрела в её сторону, то утверждаешь, что я обязана была следить за твоей непутёвой сестричкой.  — Не смей так её называть! Норе сейчас плохо! Альфа сжала кулаки и побледнела.  — Тогда и возись с ней, а не мне на мозги капай. Позвонишь, как остынешь, — процедила Джуль. Девушка вышла из квартиры, хлопнув дверью. Глаза Розы наполнились слезами.  — Ну и катись! — рявкнула в пустоту она. Тихие всхлипы Розы нарушились звоном часов-кукушек. Постаравшись успокоиться, девушка умыла лицо холодной водой, и, собравшись с духом, зашла в комнату сестры. Нора лежала на диване, лицом упираясь в мягкую спинку. Она съёжилась, закуталась в одеяло, была тише воды, ниже травы. Сердце Розы болезненно сжалась. В голове ещё был свеж образ сестры, когда она вернулась домой поздно вечером, трясясь, как осиновый лист, почти голая. А в её глазах — дикий ужас, граничивший с безумием. Роза хотела погладить Нору по плечу, но та дёрнулась, не успела девушка её коснуться.  — Не прикасайся. Голос Норы был тихим, хриплым, сломанным. Сколько она кричала и не докричалась?  — Прости, — прошептала Роза. — Прости. Если я понадоблюсь, я буду на кухне. Нора промолчала. Сестра без лишних звуков вышла из комнаты. Девушка прислушивалась, как на кухне щёлкнул чайник, и начала кипеть вода. Роза чем-то зашуршала, наверное, сахар из пакетиков, которых дают в кафе, сыпет в кружку. Ещё минуту назад в квартире витал острый аромат цитруса и ссоры. Джуль и Роза ругались именно из-за неё, Норы — она это знала. Однако никак не реагировала. Всё, что ей хотелось — спать, спать и спать. Убежать от проблем. От воспоминаний. Ей мерещились чьи-то грязные руки на себе. Чьё-то противное, пьяное дыхание. Чьи-то булькающие стоны и кряхтение. Ей было мерзко и противно. А ещё — до невозможности больно, каждой клеточкой. Её испачкали, воспользовались, сломали. Всё, что происходило, слилось в огромный жгут нескончаемого ужаса и адской боли. Ей никто не помог. Никто не спас. Любое прикосновение стало выражением агрессии. Нора не могла терпеть, если её хоть кто-то тронет. Ей было страшно. Словно каждое прикосновение — бомба замедленного действия. Она не хотела никого слышать и видеть. Только уткнуться в диван, стараться заснуть, чтобы ничего не чувствовать. И как назло, рядом вечно крутилась Роза со своей жалостью. При виде беспокойной сестры хотелось разрыдаться — только не получалось. Комок подскакивал к горлу, затруднял дыхание, и Нора задыхалась — а слёз не было. Тихо шуршала на кухне Роза, изредка всхлипывая. Мерно отстукивали время часы-кукушки. Нора медленно засыпала.

***

Покой нарушил звонок в дверь. Роза — Нора слышала сквозь дрёму — вышла из кухни, открыла дверь, долго молчала. Потом в квартиру кто-то зашёл, направившись прямо в комнату тихой омеги.  — Нора? Голос Чарльза. Вокруг распространился дурманящий запах шоколадных конфет — его запах. К другу на встречу в тот вечер она так и не попала — а про школу даже и не думала.  — Как ты себя чувствуешь? Девушка молчала. Как объяснить ему, что она себя чувствует никак? Только ломит тело, а так — в душе пусто. Всё стало безразличным, неважным. И эмоций тоже не было, словно она выгорела в тот день, не докричавшись.  — Я принёс мармелад. Роза говорила, что ты его любишь. В ответ — тишина.  — Я посижу здесь, хорошо? Я не буду мешать? Чарльзу никто не ответил, поэтому он как можно тише подвинул табуретку к дивану и сел. А в какой-то момент решил ободрить — протянул руку, легонько погладил по плечу…  — НЕ ПРИКАСАЙСЯ! Нора вскочила, неловко забилась в угол диванчика, безумно-испугано тараща на парня серые глаза. Её била крупная дрожь: ещё немного, и начнётся истерика.  — Прости, я не хотел… — растеряно извинился Чар, не зная, как загладить вину. Положение спасла прибежавшая на шум Роза. Она тихо, мелодичным голосом успокаивала несчастную сестру, не дотрагиваясь до неё. Упросила лечь, полежать, отдохнуть. Нора в забытьи повиновалась мягкому голосу, и даже задремала. Всё это время Чар, не мигая, глядел на Розу. Та перевела взгляд на него, поджала губы.  — Я думаю, тебе лучше уйти. Нора боится. Парень перевёл взгляд на девушку, медленно кивнул. А потом спросил у Розы:  — Мне нравится твой запах.  — У меня есть девушка, — отрезала Розетта. — И даже несмотря на то, что ты — мой истинный, я её люблю. Прости. Чар помотал головой.  — Конечно. Я понимаю. Прости, это было глупо.  — Проводить до двери? — грубо ляпнула Роза, расстроенная неприятным разговором.  — Сам дойду. Удачи, Роза. Я ещё как-нибудь зайду к Норе. Чарльз вышел из квартиры, направился к себе домой. На душе у него было паршиво — больно осознавать, что не успел прийти на помощь другу, который сейчас на грани депрессии. И резкий отказ — обоснованный, но оттого не менее печальный — давил на грудь. Он шёл по улицам, вглядываясь в лица прохожих. На секунду он замер — зрачок сузился, а в сердце жгуче заболело. Прохожий, ещё несколько секунд имевший черты старшего брата, стал совсем другим, непохожим на него. Тяжесть надавила, но Чар старался не поддаваться дурному настроению: толк, если уже ничего не исправишь? Парень зашёл в свой подъезд только через полчаса. Вернулся в квартиру, положил ключи на тумбочку, сел на кухне, ставя чайник. Дома было тихо и пусто. Мама — на работе, сестра — гуляет в парке. Чар сделал чай, сильно его посахарил, с тяжёлым вздохом стал пить, неотрывно глядя на повешенную на стену фотографию старшего брата. В левом нижнем уголке простиралась чёрная лента — символ смерти. Прихожая дверь скрипнула, в коридоре послышались знакомые шаги. Через минуту на кухню зашла сестра: невысокая, с нежно-зелёными короткими волосами и тёмно-серыми глазами. В её руках была флейта.  — Привет, братец.  — Привет, Эстер.