Ты помнишь?

Неужели она так сильно изменилась? Я смотрю на Машу и просто не могу поверить своим глазам. Отталкиваю от себя размалёванную девку, которая за каким-то чертом полезла ко мне целоваться. Бегу на другую сторону моста, зажимая уши, чтобы не слышать этот болезненный крик и окончательно не сойти с ума. — Эй, ты куда? — обиженно кричит незнакомка мне в спину. Я жестом показываю ей валить. Маша стоит на ограждении и я не сразу замечаю её прикид. Из головы не выходит мысль, что ещё чуть-чуть и девушка наклонится слишком сильно и полетит вниз. Я просто смотрю ей в спину и не могу ничего с собой сделать. Такая красивая… Волосы развиваются на ветру; тело, обтянутое какими-то через чур развратными вещами, кажется слишком худым; ноги портят блядские колготы и ботильоны на огромном каблуке. Перила достаточно широкие, поэтому девушка ещё не упала. Это меня успокаивает. В какой-то момент этот жуткий крик затихает и я слишком поздно это осознаю, чтобы подойти и обнять Машу сзади. Она наклоняется и мне лишь остаётся дёрнуть ее за руку. — Ну ты и дура, — выплёвываю, не подумав, потому что мне, черт возьми, не жить, если она умрет. Даже представлять не хочу мир, в котором нет этой курносой заразы. Я морщусь, когда вижу ненависть в её глазах. И злюсь, когда замечаю глубокий вырез на груди. Сколько парней перетрахало ее за этот год? — Зачем ты это сделал? — Маша спрашивает с нескрываемой агрессией и мне становится ещё хуже. Я отворачиваюсь, чтобы не показывать свои эмоции. Мало ей, что последний год я не вылезал из запоя? Мало ей, что все это время я трахал только свой кулак, смотря на ее фотографии? Мало, блять? А она, похоже, времени не теряла. И от этого становится так плохо, что я могу лишь попробовать причинить ей всю ту боль, что я испытывал этот год, чтобы она поняла… Поняла, насколько это все херово. — Не знаю, — я пожал плечами. — Просто стало интересно, как ты отреагируешь на то, что я сорвал твои планы на суицид, — бросил я так же равнодушно, как бросила она помолвочное кольцо год назад, — а сейчас понял, что ты ничуть не изменилась, поэтому во второй раз мешать не буду. Уже неинтересно. Я заметил то, как она буквально впилась ногтями в перила, чтобы не… разреветься? Быстро провёл по её фигуре взглядом, отмечая, что она кардинально поменяла стиль не в лучшую сторону. Глаза зацепились за торчащие из кармана кожаной куртки сигареты. Чуть улыбнулся, когда понял, что это мои любимые. — Ты помнишь нас? Нашу любовь? — спросил, надеясь, что она ответит положительно, чтобы в ту же секунду я сгрёб ее в объятия, шепча на ухо, что я тоже все помню и не хочу забывать. — Нет, не помню, — так убедительно и безапелляционно, что в груди начала образовываться черная дыра. Я чуть не схватился за сердце, чувствуя, как оно медленно умирает. Было больно. Опять. — Я тоже, — говорю, чтобы посмотреть на ее реакцию. Не увидел ничего, кроме равнодушного взгляда в мою сторону и закусанной губы. Злюсь. Хочется взять и сломать что-то или кого-то. Не знаю, чем думал тогда, но мне так хотелось сделать ей больно. Мне так хотелось отомстить за все свои страдания, что я сказал, не подумав:  — Так ты будешь прыгать или нет? И я увидел. Увидел такую же боль, как и у меня, плещущуюся в ее глазах. В эту же секунду я пожалел о своих словах. Я пожалел, что ровно год назад даже не пытался вернуть наши отношения, не пытался объяснить ей, что никогда не изменял. Не пытался выловить в библиотеке, где она засиживалась допоздна каждый день и сказать, что люблю больше жизни. — Буду, — я ничего не смог сделать. Просто не успел. Маша быстро забралась на перила и прыгнула вниз, не раздумывая ни секунды. А я просто смотрел на то, как она бултыхается в холодной воде, медленно идя ко дну. На счету было каждое мгновение, поэтому я скинул на асфальт джинсовую куртку и кроссовки, залезая на ограждение и прыгая вслед за Машей. Вода была ледяная. Настолько, что в первые секунды мои ноги свело в судороге и я сам чуть не начал тонуть. Я, захлёбываясь, плыл к девушке. Маша пыталась стащить с себя ботильоны, чтобы хоть как-то удержаться на поверхности. Она размахивала руками, вертелась, высматривая меня. А когда заметила мое раскрасневшееся лицо, заплакала, выпуская воздух из легких. Были бы у меня силы, я бы обматерил ее, но мне только осталось негодующе сжать губы. Маша, как я и предполагал, наглоталась воды и теперь камнем шла ко дну. Она, мать его, отключилась. Я ласточкой нырнул в воду, пытаясь разглядеть хоть что-то. Девушка, закрыв глаза, будто парила в невесомости. Белые волосы в свете луны, чуть подпорченные грязной водой казались светло-серыми; ноги и руки были раскинуты в разные стороны; изо рта пузырьками выходил последний кислород. Я сделал один рывок и, подхватив Машу, вынырнул.