***
За долгие годы работы в ФБР Скалли сумела отточить умение вести странные задушевные разговоры с незнакомцами. Сама Гретта Карлайл, впрочем, кажется немного менее странной, чем другие обитатели этого городка. Она складывает бананы в плетеную корзину, а потом наливает им обеим чай. – Агнес – единственная, кому мы рассказали, – говорит Гретта. – Мои бабушка и дедушка и его родители… Если они когда-то и замечали что-то необычное в наших отношениях, то не давали об этом знать. А больше сообщать нам было некому. Когда мы были маленькими и подружились, это не имело особого значения. К тому моменту, как мы перешли в среднюю школу, я научилась «слушать» мысли Фредерика избирательно. Я не хотела влезать в его личную жизнь. А к тому времени, как мы окончили школу, мне совсем не хотелось влезать в его личную жизнь. Он никогда не намекал на то, что ему это мешает, но порой мне самой было некомфортно. Он казался таким уязвимым. – В каком плане? – спрашивает Скалли. – Не думаю, что в этом он отличается от большинства людей. На самом деле я почти уверена, что он абсолютно нормальный, как и все его эмоции и мысли – и спутанные, и ясные, и счастливые, и печальные, и безумные. То, что он думал, не волновало меня так сильно, как тот факт, что у него не было от меня защиты. – Вы думаете, что могли как-то ему навредить? Повлиять на ход его мысли? Гретта подходит к маленькой плитке позади кассы и, сняв чайник с конфорки, доливает кипяток в чашки. – Не думаю, что я представляла для него опасность. Нет, – говорит она. – Просто это нечестно по отношению к нему. У меня всегда было преимущество. Скалли внимательно смотрит на Гретту. Определенно, в ее признании что-то не так. – Вы уверены, что преимущество было у вас? – спрашивает она осторожно. – То есть? – Не отрывая взгляда от чашки, Гретта наливает в чай молоко и размешивает его. – Вы научились не «слышать» все его мысли, блокировать их. Не возникло ли в результате какого-то побочного эффекта? Гретта отпивает из чашки. – Я долгие годы страдала от головных болей, но они очень редко превращались в мигрени. Однако постепенно мне становились все хуже и хуже. – И в конце концов вы разошлись из-за этого? – Он не знал, что эти боли начинались только после моих попыток не «слушать» его. – Она делает паузу, а потом тихо добавляет: – Это дало мне оправдание. – Оправдание? Снаружи, с невидимых ветвей где-то высоко над крышей лавки, падают листья, словно стекая с деревьев тонкой струйкой. – Я влюбилась в него. – О, – говорит Скалли удивленно и после паузы решается задать вопрос: – Не взаимно? – Думаю, что нет. Сквозящая в словах Гретты боль заставляет Скалли поморщиться. Она знает, что должна спросить о шрамах от вживленных чипов и огнях в небе, но ей очевидно, что Гретта не страдает от того же синдрома, что большинство похищенных. И вообще чего-то достаточного инопланетного, чтобы это стоило их внимания. Но ей очень хочется узнать, как «звучали» мысли, которые «слышала» Гретта. («Что «слышал» Малдер во мне?» – думает она.) – Когда вы впервые встретились? – спрашивает Скалли. Гретта рассказывает свою историю – спокойно, без слез. («Мои мысли «звучали» так же?» – задумывается Скалли. Она думает о Малдере, о том, как он возвышается над ней, когда находится сверху, как смотрит на нее, как ее ноги обхватывают его бедра. «Он “слушал” меня, – думает она. – Он “слушал”».)***
Мальчишка, которого, кажется, зовут Робби, ест сэндвич с яичным салатом и машет Малдеру так, словно они старые друзья, которые не виделись целую вечность. – Я вас знаю! – заявляет Робби. – Правда? – спрашивает Малдер, подходя к пластиковому столу. Он кивает мужчине, который как раз протягивает Робби салфетку. – Вы Фредерик Робертс? – Мистер Малдер, – кивает ему Фредерик. – Да, мне сказали, что вы можете прояснить, чем занимается Ассоциация искусств Уиспервуда в лесу. Фредерик улыбается. – Вы говорили с «Уиспервудской четверкой»? – Кем? – Лоренсом, Гейбом, Юэном и Дорином. Они в последнее время распускают особенно много слухов. Ничего нового в этом нет, но обычно они хотя бы сплетничают о тех, кого знают, а не о незнакомцах. – Вы слышали про людей без лица? – Люди без лица – отчасти моя заслуга. – Фредерик, подняв Робби из-за стола, ставит его на землю, и мальчишка начинает нарезать круги по полю. – Если его стошнит, я убью свою сестру, – почти шепотом говорит он. А, увидев озадаченный взгляд Малдера, поясняет: – Наша Ассоциация снимала там короткометражку. Что-то вроде страшилки для детей. Это планировалось как предварительное знакомство с курсом, который Ассоциация собирается запустить зимой: основы техники киносъемки, создание костюмов, грим. – А люди без лица… – Это Хай Аллен и Рэнди Рэк, управляющие ссудо-сберегательного союза на Пятой улице. Мы покрыли их плотным слоем «штукатурки», надели им на голову старые колготки, а потом добавили еще немного грима. Получилось довольно жутко. Результат нам очень понравился. Кроме того, активное вовлечение в процесс местных жителей –всегда большой плюс. – Разумеется, – соглашается Малдер. Робби, отдуваясь, бежит к ним. – Он был в лавке, – сообщает Робби Фредерику. – Когда мы навещали Гретту. Вы купили тыкву? – громко спрашивает он у Малдера. – Нет, к сожалению, нет. – Ничего страшного, – говорит Робби с важным видом. – И не надо покупать ее слишком рано. Тогда она сгниет и все такое. – Точно. – Робби, почему бы тебе не пойти домой и не разбудить маму? Она будет не против. – Фредерик потирает пальцами виски. – Ладно. – У меня мастер-класс в девять утра. Где, вы сказали, вы работаете? Я с удовольствием отвечу на ваши вопросы, – говорит Фредерик. – Да, на самом деле у меня есть еще один вопрос, – задумчиво произносит Малдер.***
– Погодите-ка, – говорит Скалли. – Что? – спрашивает Гретта. – Вы не позволяли себе «слушать» его целых… сколько лет? Гретта не отвечает, только прикусывает губу. – Откуда же вам знать, что он чувствовал на самом деле? Разве вы не «слышали», если так можно выразиться, урезанную версию его мыслей? Скалли переводит взгляд на дверь, и ее глаза широко распахиваются от удивления. Гретта тоже поворачивается. Там стоят двое мужчин. Один незнакомый, а другой – знакомый, родной. Она ощущает прилив чувств – такой яркий, словно все цвета осени, переливаясь, слились в единое целое и обрушились на нее стремительным потоком. – Добрый день, – говорит Фредерик. – Мы можем войти?***
Скалли и Малдер рефлекторно тянутся друг к другу. Их разговор заключен в молчании. А тишина между Греттой и Фредериком – давно расставшимися и вновь оказавшимися рядом друзьями, – кажется оглушительно громкой. Малдер видит, как они оба едва заметно пытаются коснуться другого, но сразу отстраняются. Ему хочется подтолкнуть их друг к другу, чтобы они обнялись и «затаились» в этих объятиях, как дети, нашедшие укрытие от непогоды в страшном волшебном лесу. – Что ж… – говорит Гретта, а потом обращается к Скалли: – И кто это? – Мисс Карлайл, – официальным тоном произносит Скалли, – это мой напарник, агент Малдер. – Агент? – спрашивает Фредерик, и его брови взмывают вверх. – Агент чего? – ФБР, – говорит Гретта. Фредерик изумленно моргает. – Нас что, в чем-то подозревают? – Уже нет, – отвечает Малдер. Скалли пытается поймать его взгляд, но тот прикован к полу. Гретта и Фредерик начинают понемногу обмениваться репликами – это полный страха и неловкости разговор ни о чем, полностью исключающий Малдера и Скалли. «Дальше будет проще», – думает Малдер и невольно спрашивает себя: может ли Гретта, хочет ли она «слышать» все мысли Фредерика так же легко, как раньше? Он украдкой глядит на Скалли, наблюдающую за этой парой с улыбкой на лице. «Боже, как я хочу «услышать» тебя», думает он, мысленно обращаясь к Скалли. Она поворачивается и надолго задерживает на нем взгляд. А потом мягко проводит пальцами по его затылку – там, где заживает шрам.***
– Тебе необязательно было закрываться так рано, Гретта. Я мог подождать. – Все нормально, – говорит она, открывая входную дверь. Они остаются наедине в ее гостиной, и весь остальной мир уносится прочь. – Так что это за агенты ФБР? Гретта улыбается. – Понятия не имею. Что… Как… Ммм… Как тот, который говорил с тобой, узнал, кто ты такой? – Она смущенно улыбается. – Думаю, он подслушал Агнес и Робби. Или просто Робби. – О чем он тебя спрашивал? – Если честно, он задавал по большей части те же самые вопросы, которыми мучила нас Агнес, когда мы ей рассказали. – «Вы ведь всё врете?» «Гретта беременна?» «Доказать сможешь, придурок?» – с улыбкой спрашивает Гретта. – По большей части! Я же сказал: «по большей части». – Фредерик ухмыляется. – Он хотел узнать, когда это началось и почему я поверил тебе. Нравилось ли мне то, что ты «слышишь» каждую мою мысль. Что происходило, когда мы не были вместе. И не случалось ли у тебя побочных эффектов. – Он берет Гретту за руку. – Он спросил меня, причиняло ли тебе боль – физическую боль – «слышать» меня. Глаза Гретты наполняются слезами. – Нет. Мне никогда не было больно читать твои мысли. Только наоборот. Фредерик долго смотрит ей в глаза. – Когда ты научилась не «слышать» меня? – Давно. Много лет назад. Он выглядит подавленным. – Прости, – говорит Гретта. – Я должна была рассказать. – Нет, это я должен был… Гретта, мне следовало быть более внимательным. Я… Я позволил тебе думать… Я… Ты думала, а я нет… Я был таким… Я должен был спорить с тобой до потери голоса. Названивать тебе по телефону, засыпать нелепыми открытками. И я не должен был пропадать на целый год. – Ты ничем мне не обязан. Ты заслуживал хорошей жизни, и мне казалось… Ты мой друг, я не хотела нарушать твое личное пространство, мешать. Не хотела влезать в твою жизнь. – Нет, – говорит он с улыбкой, – во всей этой жизни ты была самым прекрасным и удивительным открытием. Ты была и остаешься человеком, который знает меня лучше всех. – Его улыбка пропадает. – Просто я думал, что ты наконец поняла: тебе никогда не хватит того, что я смогу тебе дать. Она судорожно вдыхает и качает головой. – Я повела себя ужасно. Оттолкнула тебя. Это моя вина, и… – Нет. Просто послушай, – говорит он, поочередно целуя ее веки и сжимая лицо Гретты в своих руках. – Ты слышишь? Я… – Он замолкает, а потом шепчет: – Ты «слышишь»? Его слова и мысли проникают в нее, впитываются в нее, как воздух: пылкие, объемные, яркие, разноцветные, как стеклышки калейдоскопа. Первобытные, страстные, горячие. Прекрасные. Она целует Фредерика и сжимает его пальцы. – Я «слышу», – говорит Гретта. Гостиную оглашает их громкий смех. А потом Фредерик обнимает ее – так, что становится ясно: он больше никогда ее не отпустит. Гретта знает, что невозможно ответить на эти чувства словами. Она ведет его в спальню и снимает с него одежду, а он раздевает ее. Ее тело открывается навстречу ему – по-новому, как никогда раньше. Самые ценные слова звучат в тишине.***
По дороге домой Скалли ощущает, что ее нервы на пределе. Неожиданная гроза вызывает турбулентность, но Малдер и бровью не ведет, даже когда самолет проваливается не то в ямы, не то в пузыри – как бы стюарды ни называли эти неровности. Впрочем, Скалли не жалуется на его спокойствие. Он сидит у иллюминатора и проводит весь полет, глядя на затянутое тучами небо. Его пальцы вяло переплетены с ее. Он ничего не говорит, а Скалли не знает, как еще достучаться до него. Чувствует ли он себя точно так же? Его отражение в темном стекле остается призрачным и неуловимым.***
Он тихо шуршит чем-то в ее ванной. Она битый час бесцельно слоняется из угла в угол, успев собрать грязное и поменять белье (ночлежки, в которой они спали во время расследования, хватило ей с головой). А потом вдруг замечает ангела. – Малдер? Он высовывает голову. – Да? – Откуда это? – У деревянного ангела, стоящего на кухонной стойке, – крылья из кованого железа, проволочный нимб и маленький фонарик на посохе. – Какой красивый. – Ассоциация в Уиспервуде продавала такие. – Спасибо, он очень милый. Малдер быстро входит в спальню и прислоняется к стене. – Эй, – говорит она. – Почему бы тебе не поспать? Малдер? Она поглаживает его руку и пробует еще раз: – Малдер? Поговори со мной. Он закрывает глаза. – Ты представляешь хоть немного, Скалли, как сильно, черт возьми, я боюсь все испортить? – Она подходит ближе. – Потерять тебя из-за какой-нибудь глупой ошибки или еще хуже – потому что однажды я приеду к тебе слишком поздно или не приеду вовсе? – Спасать меня – не твой священный долг, Малдер, – с досадой говорит она. – Ты мой друг, моя напарница, так что да, черт возьми, мой долг – хотя бы попытаться. Я должен быть способен помочь, когда тебе больно, я должен заботиться о тебе, когда ты в этом нуждаешься. Не больше, но уж точно не меньше. У меня нет намерения узурпировать твою независимость, или преуменьшать твою силу воли, или пренебрегать твоими правами, но, Скалли… – Он трет левый глаз основанием ладони. Она нежно убирает его руку и проводит большим пальцем по линии ресниц. Притихшим голосом Малдер заканчивает: – Я не могу потерять тебя. – Знаю. – Скалли садится на край кровати и тянет его за рукав. Он садится рядом, и она говорит: – Я чувствую то же самое, но не думаю, что все дело в этом. Он качает головой. – О чем ты? – Малдер, ты завидуешь Гретте Карлайл? – Нет, – говорит он, пораженный ее вопросом. – Я знаю, последние несколько недель были ужасными, – сдавленным голосом говорит она. – У нас много работы. И еще больше работы впереди. – Скалли, – произносит он на выдохе. – Я… «Слышать» твои мысли, твои чувства… Это было как… Как самый драгоценный… Он вдруг замечает, что ее голубые глаза блестят, и убирает прядь волос с ее лица. – Я никогда не любил никого так сильно, как тебя. – Малдер касается ее лба подушечкой большого пальца. – Из-за меня тебе столько раз причиняли боль, ты столько потеряла. С чего тебе доверять мне? Почему я должен думать, что ты хочешь оставаться моим другом? И дело не только в нас, Скалли. Дело в том, что ты видела в Африке, что ты там узнала. Твоя вера не менее важна, чем моя. Но никакая вера не важна так, как мы с тобой – мы вместе. – Малдер, все наладится. Без всяких сомнений. Но если я буду пытаться вымучить какое-то решение, ничего не выйдет. Я должна быть с тобой сейчас. Я должна вернуться к прежней себе, да, но сделать это правильно. Каждый раз, когда я думаю, что моя вера больше мне не нужна, я обретаю ее снова и верю еще сильнее, чем раньше. Мне нужно снова стать сильной, и я приму любую помощь. – Меньше всего мне хотелось, чтобы ты проходила через все это. – Знаю. – Ее правая ладонь ложится на грудь Малдера, и Скалли легонько целует его. – Я доверяю тебе свою жизнь. Ты ведь веришь тому, что «слышал» во мне? Он кивает, коснувшись лбом ее лба, а она обхватывает его за шею одной рукой. – Все, что тебе нужно сделать, – не скрывать от меня своих чувств, – шепчет она. – И бороться вместе со мной, а не только за меня. Хорошо? Он целует ее, чувствуя, как все мучившие его мысли о том, как мир горит и рушится за окном, вылетают из его головы. В их сегодняшнем сексе нет никакой нежности. Этот секс – жадный и страстный, медленный и грубый, вдумчивый и напряженный. Каждая эмоция, каждая мысль громко отдаются в сердце в ритм стучащему в висках пульсу, заглушая все остальные звуки. Они не произносят ни слова и после. За окном воет ветер. Их руки продолжают свои ласки. Они слушают. Они слышат.