Мы здесь

— Не мог бы ты повторить, для чего нам это? — Осторожно попросил Стив. Тони закатил глаза. Тони вздохнул. Тони рассказал о всех своих планах, предположениях и мыслях. Они пришлись по вкусу всей команде (Наташа сказала, что это невозможно, а Стив — что слишком опасно) и они принялись за работу. Эксперимент, проводившийся здесь, на улице Нью-Йорка, где вокруг беспристрастно шагали люди, быстро проезжали машины и горели вывески магазинов, был важен. — Чтобы доказать мою правоту, — Уверенно заявил Старк. — Готовы? — Только не убей нас, — Ухмыльнулась Романова, поймав на себе серьёзный, волнительный взгляд Роджерса. — Мы уже делали это. — Сказала она ему. — Правда, не специально. — О, мне стало легче! — Вы слышали это? — Весело произнёс Старк. — Стив познаёт сарказм. Очень хорошо, Кэп! — Ладно, приступим. — Оборвала его Наташа. — Не время для шуток. Всё снова завертелось. С тех пор, как споры кончились, а отношения между тремя были восстановлены, Старк желал, мечтал, планировал совершить это. Он понял, что может контролировать энергию и перерабатывать её, разумеется, при наличии достаточно сильного источника. В случае, произошедшим ранее, прежнем источником оказалась Романова — так он чуть не убил её, но на данный момент, он не уверен в том, что случилось. Поэтому, когда ему представилась возможность сделать это опять, он поспешил убедить в этом других. Мало того, что с приливом надежды его не волновали неминуемые последствия подобных игр, он даже и слышать о них не хотел. У них есть, как он и думал, козырь — Роджерс. Эта энергия, переливающаяся разом с камнями бесконечностями, просто обязана была, хоть каким-либо процентом передаться им. И того — Наташа, завладевшая камнем души, Стив, обладающий камнем времени, и Старк, якобы, можно сказать, последняя инстанция — скопление всего безумия. У них есть лишь они сами, и никто больше — ни с того, ни с другого мира, не спасёт их. Только их души властвуют здесь. Он смутно представлял, как именно всё должно случиться, но знал — если это случится, они будут дома совсем скоро. Невзирая на равнодушное спокойствие Романовой, которая больше не боялась смерти, и на смирение Роджерса, который прожил хорошую жизнь, и считал, что она окончена, Старк с головой укутался в свой хлыщущий альтруизм и слепо бросался в крайности планов, чтобы отыскать ту самую золотую середину. В конечном итоге, решив, что времени у них предостаточно, и, раз ничто не сковывает их в определенных рамках, они могут потратить его на эксперименты. Едва ли он верил в них, едва ли думал, что его ожидания оправдаются, но едва ли он хотел мыслить негативно, особенно в такой непростой, казалось бы, безвыходной, нереальной ситуации. Итак, суть сего деяние заключала в себе действительную возможность покинуть осточертевшую башню и вернуться туда, где их ждут. Или, по крайней мере, где за ними скучают. Где их помнят. Любят. Думая об этом, Тони не предоставлял себе сладость нафантазировать о том, как у них всё получается, и они мгновенно оказываются в Нью-Йорке. Только не в этом, беззлобном и мирном, облучённым не ведающими о будущем людьми, а в настоящем, спасённом и угнетённом, но оттого не менее живым, не менее прекрасном Нью-Йорке. Подобная тюремная камера в собственных мыслях приводила его в бешенство, в необузданную ярость. В какой момент он не уследил за ходом вещей, и допустил кучу таких болезненных событий? Концентрируя печаль и гнев, позволяя им прорываться сквозь него настолько сильно, что всё тело казалось безвольным, онемевшим мясом, Тони наслаждался силой, предпочитая считать её даром, подаренным ему для спасения друзей. Произошло почти то, что однажды случилось с ним и Наташей: его стопы оторвались от поверхности, а картинка перед глазами замигала. Он видел, как сменялось время вокруг него, как, будто в быстрой перемотке, мимо пролетали люди, как длилась война, и как горит высокая башня, как она распадается от взрыва, затем перестраивается. Всё, что окружало их до сих пор меркло на фоне тех неопределённых чувств, застилающих его сознание. «- Может, стоило воспользоваться шансом? — Звучит настойчивый голос Романовой». Но он смотрит на неё, а она молчит, и, вроде бы, сосредоточила всю свою силу на понимание происходящего. Её глаза сияют каким-то необъяснимым восхищением и восторгом. Старк не понимает, что именно вызвало в ней подобные эмоции, ведь сам он ощущал только тревогу и чувство, невероятно близкое к страху. А она глядит на то замирающую, то снова ускользающую из глаз картинку, и, должно быть, удивляется всему, что видит. «- Если когда-нибудь тебе представится выбор, — Её тихий голос засел в его разуме. — Моя жизнь, или возвращение, выбирай второе». Что-то кольнуло его в сердце. Думает ли она сейчас о смерти? Связан ли этот её восторженный взгляд с мыслями о скорой кончине? Она, видимо, знала, что в этот раз он не остановится. Но разве она растворялась? Исчезала, как тогда? Отнюдь. Её силуэт казался самым осязаемым и более чем стойким. Она не умирала, но она, как он видел и знал, хотела этого. Ему было очень жаль её, потому что он хотел вернуть её домой. Он пообещал себе, что вернёт их всех домой. Неужели они этого не стоят? «- Я обещал, что мы сделаем всё вместе, — Послышался хриплый голос Стива, но, посмотрев на него, Тони убедился, что тот не проронил ни слова. — Говорил, что жизнями не разбрасываемся, но…уберечь его мне не удалось». Слова, что и раньше разъедали его изнутри, теперь на повторе звучали в его голове, и уничтожали последние раздумья. Он вспомнил морщинистое, старое, но доброе и искреннее лицо Роджерса и вдруг понял одну лёгкую суть — Стив прожил две жизни. Старк аккуратно коснулся его своим взглядом, чтобы убедиться в его живучести, и столкнулся с его глазами. Удивительно, что, в отличии от Наташи, Капитан рассматривал Тони, с волнением и испугом, застывшем на лице — за Старка. Они все были на голову ниже, стояли поодаль, и думали о своём, но они были здесь, а Тони копался в головоломке своих мыслей, и провальные попытки позволяли ему контролировать то, что творилось вокруг. Призрачный контроль. Иллюзия. Он контролирует это место, или это место контролирует его? Быть может, им не суждено выбраться? Быть может, если выберутся все трое, они будут винить его за упущенный шанс отпустить их на покой? На покой. Это казалось ему таким диким, и диким было даже то, что на их месте он мыслил бы совершенно идентично. Не останься у него близких людей, освободись он от долгов и грехов, хотел бы он возвратиться в реальность? В эту серую, жестокую реальность, где его похоронили, где не осталось бы никого, кто в него верил? Старк всё это время делал вид, что вопрос этот лёгок и глуп, и что ответ на него однозначен — да, жизнь стоит всего. А теперь, за эту минуту, которая являлась для него (для них всех) бесконечно тикающей бомбой, у него нашёлся и другой вопрос — не спокойнее, не проще, не лучше ли, в таком случае, остаться здесь? Он ещё раз посмотрел на них. И он верил, что не в праве думать о подобном. Но он чувствовал, что размышления его правы и точны, а их мысли состоят из того же, что он и осмелился предположить — желания отойти на покой. Но, а вдруг он не прав? Вдруг они всего-навсего не хотят излишне мечтать и надеяться на спасение, считая его невозможным и невыполнимым заданием? В таком случае он не просто лишит их последнего шанса, но и эгоистично пожертвует двумя сильными, хоть и сломленными душами, ради одной — своей. Он медленно спускался. Что-то не так. Он принялся снова отчаянно перекручивать факты. Он балансировал на грани, не был уверен в том, что происходит. Он проходил сквозь множество потерь, и он знал, что рано или поздно сможет оправиться от всего. Начинает ли он убеждать себя в чём-то? Раздался шум ветра. Пульс Тони стал заметно учащённым, и он почувствовал его в своей голове. Перед ним вырисовывался круг, становившийся всё больше и больше, поглощая привычное для их глаз пространство, но открывая новое, то, где им положено быть. Видит ли его кто-нибудь? Старк крикнул, но не услышал ничего, кроме собственного голоса и тихого эхо, последовавшего за ним. Он замер, наблюдая за тем, как портал расширяется, как вокруг остаётся всё меньше того, к чему он привык за всё время, проведённое в своём заточении. Он заворожённо глядел в реальность, в настоящий мир, бушующий за границами блестящей двери между вселенными, и он знал — это его дорога. Ему нужно туда. Весь его путь, вся жизнь, всё время сводилось отныне к одному мгновению — он возвратился с того света. Он цепляется дыханием за оболочку открывающейся свободы, и он не думает ни о чём. То, что так занимало его мысли несколько секунд назад исчезло, и он вспомнил внезапно пришедшие в пустую голову слова — «Лучше живой трус, чем мёртвый храбрец». Трус? Его желания отступили пред здравым смыслом, его рывок на свободу готов был задержаться на несколько минут. Он обернулся, ища глазами Наташу и Стива. Но он никого не нашёл.

***

Солнце уже давно зашло за горизонт, когда Питер неспешно шагал по опустевшему городу. Здесь почти не было света из-за недостачи фонарей, и людей тоже встречалось немного. Он чувствовал себя одиноким, но наконец освобождённым, способным делать всё, что взбредёт в голову. Он закрыл себя в лаборатории, привязал себя к своей идее и позабыл о реальном мире, и вот — стоило вдохнуть свежего воздуха, как он стал немного счастливее. Хотя, он всё же думал, что на данный момент мало чего может сказать о счастье. Мысли по-прежнему были заняты разработкой, а сердце — надеждой, и он чувствовал, как эта надежда подпитывает его, но и в то же время сковывает, не давая возможности заострить внимание на чём-то другом. Неприятный осадок появился и тогда, когда он понял, что обещание непременно спасти своего наставника, гаснет. Он уверен, что готов сделать это, но не думал, что способен. Его разрывало от беспомощности, и он не знал, как избавиться от неё. Возможно, он будет корить себя за это до конца своих дней. Но что бы сказал сам мистер Старк, увидев все терзания Паркера, убедившегося в своей ничтожности? Был бы он разочарован, или, к примеру, огорчён? Питер не знал. «- И не узнаешь» — Пронеслось в мыслях. Он тихо выругался, и, покопавшись в карманах, достал наушники. Меньше всего ему хотелось занимать себя подобными размышлениями. Он и так знал, что постоянно думает об этом, но сегодня — сегодня была столь прекрасная ночь, столь ощутимое наслаждение, и столь яркие звёзды, что разбавить краски способна только музыка. Он прошёл чуть дальше, и уже готов был завернуть за угол здания, полностью завлечённый песней, но почему-то оглянулся. Это вышло непроизвольно, и он не понимал этого внезапного действия. Его глаза наткнулись на тёмный силуэт, стоящий где-то дальше, в немом свете выгнутого месяца. Ему, должно быть, показалось. То, что в такой тишине и черноте можно встретить гуляющего человека — нонсенс. Разве что, ему нужна помощь. Но он всего лишь стоял там, не двигаясь, и ничего не происходило. Питер собирался продолжать путь, но, снова почувствовав что-то, обернулся. — Всё в порядке? — Крикнул он, вытаскивая наушники. Незнакомец, как ему увиделось, тоже обернулся, и странно качнулся. Питеру показалось, что ему довольно трудно устоять на ногах. Он преодолел расстояние между ними в пару шагов, и, лишь приблизившись к человеку вплотную, так, что его образ стал чуть ярче звёзд, Паркер подал ему руку. Их взгляды мгновенно встретились. Питер почувствовал, как его сердце болезненно сжалось, а дыхание, вместе со всеми планируемыми словами, остановилось в горле. Эта слабая ладонь, сжимающая его руку, эти тёмные, будто неживые глаза, и лицо, смотрящее на Питера с каким-то неподдельным горем и недоверием, заставили его осесть на асфальт. Ему было слишком трудно перенести то, что происходит сейчас. — Тони? — Тихо прошептал он, и ощутил, как слёзы готовы вырваться наружу.