Учтенные потери

      Боль. Боль была постоянным спутником того, кто встал на путь почитания Кроваворукого Бога. Тот, кто переступал двери храма, отрекался от прошлой жизни, превращался в клинок, что разит по чужой воле. Лишь избранные единицы могли заслужить право самим выбирать путь своего клинка. Сейчас же этой боли было слишком много, но мое тело не могло издать и крика.       Голоса, окружавшие меня, доносились словно бы сквозь водную преграду, - искаженные, едва понятные мерзкие звуки монкейской речи. Зрение еще не до конца вернулось, я вижу лишь расплывающиеся силуэты и больше чувствую эфирные эманации их душ, нежели осязаю потоки воздуха, вызванные движениями тел. Голодная Сука настолько сильно осушила мое тело и душу, что я могу ориентироваться и полагаться на чувство душевного голода, вместо зрения, слуха и иных чувств. Кто-то прикасается к моей руке, мой разум сразу же наполняется желанием покалечить, истязать, заставить истекать кровью... убивать.       Неожиданно, я чувствую, как тепло разносится от места прикосновения, а голоса и звуки стали куда отчетливее: - Вы думаете, это поможет? - прозвучал вопрос мон’кея. - Иных способов я не вижу, - прозвучал низкий раскатистый голос, явно искаженный, - нам нужно его стабилизировать. Ваши познания и исследования в анатомии аэлдари, в частности друкари, велики, но здесь важнее оценка жизненных показателей. К нему уже должны возвращаться все рецепторные чувства. - Он явно приходит в себя, - прозвучал голос, принадлежащий женщине аэлдари. - Ты понимаешь готик? - обратился ко мне мужчина на варварском наречии. - Да, - хрип, вырвавшийся из моей глотки, звучал чуждо, будто ветер, дувший из зева сухой и темной пещеры. - Здесь нет гомункула, что насытил бы тебя страданиями через симфонию боли, здесь есть боевые звери, а также орки, подлежащие уничтожению, тебе придется забрать свое у них, - женский голос прозвучал куда мелодичнее. - Дайте… мне… клинок, - я судорожно вздохнул, ибо горло пересохло и нестерпимо болело, - и...я… вырву из них все, что нужно. Времени нет… я дольше не выдержу. - Вы уверены, инквизитор, что это правильное решение? - пробасил голос, исходящий от массивной фигуры. - В случае чего, Ильянир может стать палачом вместо раненого. У тебя есть имя? Вопрос был обращен уже ко мне, но мой разум отказывался давать мне ответы: - Было… но оно не важно. - Чтож… ожидаемо, - был слышен вздох разочарования, - отвезите его прямо на медицинском ложе в одну из закрытых зон для тренировок. Ильянир, а ты будь готова выступить в качестве поддержки.       Меня повезли куда-то. Избавление от слепящего света, заливающего мои глаза, привыкшие к полутьме Проклятого города, было столь неожиданным, что я не сразу понял, что мир не состоит из огромного светящегося шара передо мной. Было холодно. Яркие точки, освещавшие коридоры, были редки, а движение медицинской койки было столь плавным… мне казалось, я парю над полом. Звуки были нечеткими, я отчетливо слышал лишь шаги в тяжелой броне, а также стук каблуков женщины. Мы доехали до лифта, если бы я был в норме, то смог бы оценить скорость спуска или подъема, а также расстояние, на которое мы опустились. Явно опустились. Открывшееся помещение было темным, освещенным лишь лампадами под потолком. - Вставай, - сказала женщина. Я почувствовал, что мои ноги могут шевелиться, даже смог встать на койке, но это произошло будто бы против моей воли, точнее, я не мог понять как это происходит. - Мое тело явно находится в ссоре с моим разумом, - сказал я, опуская ноги на холодный пол. Я мог стоять, но не мог осознать то, как. - Тебе понадобится оружие, если ты хочешь напитать свою душу, - произнесла женщина. Теперь мне были лучше видны очертания ее фигуры. Рыжие волосы, красные глаза, какое-то тряпье, надетое поверх тренированного тела. - Либо клейв, либо ничто. - Клейв тяжелое оружие, - вновь ответила мне женщина. - Если я не смогу поднять клейв, то можете меня пристрелить, ибо я более не инкуб тогда. - Принеси ему его оружие, - сказал мужчина, именуемый инквизитором, эльдарке. - Найатра его принесет, я уже отправила ее за этим клинком. - Предусмотрительно, сир Бертран, вы останетесь приглядеть за обследуемым? - Конечно, - прогрохотала фигура в доспехе. - Я чую запах крови, - это единственный запах, который хоть как-то ощущался сейчас. Хотя я понимал, окружающее пространство было наполнено запахами. Я побрел к центру зала, едва не падая, сбиваясь с шага. Затем, я что-то почувствовал, знакомое ощущение дрожи в руках, спазма сжимающихся пальцев на рукояти моего клэйва.       Клэйв был тяжелый, слишком тяжелый, но это не было препятствием. Инкубов учат драться даже в таком состоянии, когда истинное оружие убийства кажется неподъемным. - Выпускайте их… - мой голос был больше похож теперь не на голос умирающего, а на голос наркомана с Нижней Комморы, что буквально сгорает изнутри от невозможности получить дозу нужного наркотика.       Скрытые в полу шахты лифтов открылись, в нос ударила вонь орочьих тел, звуки бессвязного бормотания и рычания еще более противного чем варварская речь мон’ки. Этот примитивный скот был вооружен лишь грубым оружием. Первый бросился на меня, стоило только его мерзким буркалам нашарить мое тщедушное тело. Замах левой рукой из-за спины, направленный на проламывание преграды перед собой, но преграды не оказывается на пути. Со стороны могло показаться, что я фактически упал вбок, увлекаемый весом клэйва, но это было не так. Резко развернувшись, игнорируя вопящие от боли мышцы, я разворотом всего корпуса запустил клэйв по дуге, отрубая кисть нападающему. Отточенные до рефлексов движения пальцев сами включили силовое поле клинка, руки перехватились за переднюю рукоять, почти у кончика клинка. Повинусь инстинктам хищника, изголодавшегося и наконец нашедшего добычу, я навалился всем телом на клэйв, отсекая покалеченную руку орка у ключицы.        Боль. Теперь она не моя, но и моя одновременно. Жадно вдохнув всей грудью, я ощутил многообразие запахов, наполняющих эту залу. Горящие масла и травы в лампадах, запах пота тех, кто здесь тренировался до меня, свежепролитая кровь пахла букетами и сочетаниями, недоступными ни одному напитку, что я знал в своей прошлой жизни. Упиваясь наслаждением, я едва не забылся и не пропустил удар, оставшейся руки моей добычи.       Орки крепки и выносливы, могут не обращать внимание на боль, отрубленные конечности и выпущенные наружу внутренности. Размашистый удар кулака встретился с шипящим силовым полем, отсекающим сначала кисть, затем локоть, а после и голову создания. В момент совершения удара я вижу окружающий мир словно в быстрой перемотке, успевая разглядеть и среагировать на каждое действие, но стоит только моему клинку коснуться тела жертвы, а каплям крови из раны пролиться, как мое восприятие замедляется. Я словно зачарованный смотрю на вытекающую алую жидкость, как на гроздья какого-то фрукта, освещенного огнями лампад. Брызги крови упали на пол подобно великолепному росчерку кисти художника.       Мое сердце стучит словно бешеное, жизнь потихоньку возвращается ко мне, мир вокруг меня насыщался красками, кожа вновь начала ощущать легкий ветерок, гулявший по залу. Мои глаза широко раскрыты, взор полон безумия и лихорадочно ищет новую жертву. Следующий противник не заставил себя долго ждать, я мог с закрытыми глазами ориентироваться на его рев, грубые взмахи топором, медленные и неуклюжие шаги. Пригнувшись, уходя вбок от его удара, я надрезал самым кончиком клинка, загнутым подобно мясницкому топору, голень, разрезая суставы, заставляя зверя споткнуться и упасть. И вновь я едва не замер на середине акробатического кульбита, наслаждаясь приступами агонии и расплескивающейся кровью. Вместо того, чтобы добить упавшую жертву, я дождался, пока орк встанет, причиняя самому себе боль от очень неприятной раны, оставляя за собой кровавый след. Подволакивая за собой покалеченную ногу, зверь все равно пытался достать меня тем грубым куском железа, что они звали оружием. Совершив отчаянный рывок орк попробовал рассечь меня в районе талии горизонтальным ударом, я сделал лишь шаг назад, уводя за собой клинок, прижимая его к груди. Крутанувшись вслед за траекторией движения орочьего удара, взяв клэйв за главную рукоять, обеими руками дергаю свое оружие вверх, словно пытаясь зацепить ударом потолок. Я не желаю убивать мою жертву сейчас, разрез на его теле плавно огибает руку, вспарывая живот и бок, выпуская наружу окровавленные зеленоватые внутренности. Орк хрипит, его живучесть и выносливость достигает своего предела. В последнем рывке он бросается на меня, расставив руки широко в стороны, будто бы собираясь обхватить и раздавить. Мои удары точны и быстры, едва заметны для взора загнанного животного, сопротивляющегося предсмертной агонии. Уподобляясь заигравшемуся гомункулу, отсекаю одну конечность за другой. Заставляю орка сначала споткнуться из-за обрубленной ноги, затем обе руки продолжают свое движение уже отдельно от тела моего противника, еще до того, как моя жертва коснулась пола. Разрубленный клэйвом орочий череп резко меняет мое настроение. Новые удары наполняются злостью, одержимостью, гневом, я кричу... или рычу, это не имеет значения, имеет значение лишь кусок плоти, кромсаемый в приступе первородной ярости, которая столь ценна для слуги Каэла Менша Кхейна.       Волна наслаждения и ярости схлынула резко, словно снесенная стремительным и холодным порывом ветра. Я окинул взглядом полным замешательства происходящее, словно бы только понял, что уже нахожусь не в палате. За мной пристально наблюдали. Огромный мон’кей в броне белого цвета, украшенной какой-то геральдикой и машинерией. Мон’кей, хорошо одетый, но при этом не убирающий руку с эфеса силового меча, он явно что-то знает обо мне и моих братьях. Сильнее всего меня удивили две женщины друкари, рыжая и золотоволосая. Обе жадно вдыхали испускаемые моими жертвами страдания. Рыжеволосая пахла нереализованной страстью, ее взгляды периодически скользили по мускулам, скрытым роскошными одеяниями так называемого “инквизитора”. Я видел властность в его позе и жестах, видел ясный ум во взгляде. Золотоволосая девушка друкари, наоборот, смотрела только на меня, ее губы приоткрылись в изумлении, а глаза были широко распахнуты, словно бы она боялась упустить малейшую деталь творимого мною жертвоприношения Кроваворукому. - Подойди сюда, ксенос, мне нужно снять показания твоего тела. Я ни за что не поверю, что ты так быстро оправился и вернулся в норму, - пробасил мон’кей, закованный в броню. - Сир Бертран, я могу вас уверить, - рыжеволосая друкари взяла паузу, присматриваясь ко мне, - он более чем в норме, он насытился. Решив проверить слова рыжеволосой, названный Бертраном подошел сам и начал щелкать своими приборами, проводя ими рядом с моим телом. - Очень странно, неожиданно, он почти здоров. - Я здоров… Голодная Сука вместо меня подавилась двумя орками. - Вообще-то… тремя, - заметил именовавшийся “инквизитором”, - тебя обуяла такая ярость, что ты третьего даже не заметил, превратив его буквально в фарш. Я обернулся. Орочьих тел было действительно три. Третье тело было разрублено на мелкие куски, а на полу виднелись оплавленные следы от силового поля моего клэйва. - И что дальше? - я посмотрел в глаза "инквизитору", ища в его взгляде ответ. - Если ты согласишься служить мне, как инкуб, что служит своему господину, то ты будешь жить. - Я согласен. Мой ответ слегка удивил инквизитора, шокировав при этом золотоволосую девушку. - Согласен? Ты уверен? - Да, более чем. Ты обладаешь властью, я это вижу по твоему поведению и общению с остальными. Ты держишь меч у эфеса так, что успел бы выдернуть его из ножен, если бы я набросился, ты опытен как боец. Возможно… даже смог бы отпарировать мой удар. Третье, тебе служат другие друкари, а значит, и мне будет чем заняться. Служение тебе - достойная цель. Я церемониально опустился на колени, развернув клэйв лезвием к себе. - Я принимаю тебя на службу. Ильянир, определи ему келью, на время нашего присутствия здесь, - Инквизитор подошел ко мне, взяв клэйв за центральную рукоять и развернул ее обухом лезвия ко мне, - служи достойно и твой клинок всегда будет обагрен кровью достойных врагов. Я не смог скрыть удивление, произношение мон'кея на эльдарском, было, почти… идеальным. - И Я буду служить.