***
Мегатрон делает глоток сухого, красного и прикрывает глаза. Когда маленькая девочка вышла из ванны, когда неуклюже, краснея и запинаясь, просила фен, чтобы высушить свои крашеные в розовый волосы, когда босыми ногами шлепала по плитке, тогда-то он все для себя решил. Под шум фена мужчина достает телефон, печатает Алану и только после этого кидает мобильник на кровать. Мико выходит вся красная, запыхавшаяся, а из ванной комнаты ползёт белый пар. — Ты там в кипятке мылась что ли? — актер удивлённо вскидывает брови, облокотившись о косяк. — Ну… не совсем. — Спать будешь на кровати, а я займу диван. — это было сказано слишком буднично, слишком просто и от этого становилось невыносимо дышать и двигать пальцами. Мико казалось, что все — ужасно глупая шутка, которую вынести она не в силах. Ночь застигает их как-то врасплох за пролистыванием сценария, просмотром фильма и распитием напитков. Запах вина и сладкого чая уже въелся в разбросанные подушки и клетчатый плед. Девочка обхватывает пальчиками горячую кружку, закусывает губу и наблюдает за игрой актёров. Это старая кинокартина, которую так любят ее родители и которую актриса пересматривает уже пятый раз. Мегатрон мешает вино со льдом, наблюдая, как полупрозрачные холодные кубики утопают в алой терпкой жидкости. — Мико, почему кино? — задает он вопрос, который вертится на языке уже минут пятнадцать. На самом деле актер пьян: в глазах мутный омут, а голова слишком тяжёлая, чтобы вести конструктивные диалоги, но он пытается. — Почему? — она отвлекается от просмотра. — Мама всегда говорила, что мечта — это самое важное, это то, что помогает человеку идти куда-то. Если нет мечты — нет цели, значит, ты идёшь в никуда, в пустоту. Когда нам в школе задавали писать сочинения… ну знаешь, кем ты хочешь стать или как ты видишь свое будущее, я сдавала пустой лист. — Мико заметила, как актер запрокинул голову на диван (сидели они на полу) и как прикусил губу. — И? Почему кино? — Потому что я увидела тебя. — Накадаи отвернулась, чтобы скрыть непрошенный румянец. — Меня? Человека, играющего пьяниц, убийц, насильников и… — И принца. Это был не фильм, а пьеса. — на фоне гудел телевизор: Мегатрон сделал звук тише и повернулся к девочке. Ее худые плечи были напряжены, влажные волосы непривычно вились маленькими смешными кудряшками, а пальцы нервно теребили плед. — Принца? А, это было давно и неправда. — он снова глотнул вина и посмотрел в окно. Набегали грозовые тучи, ветер усилился и уже вдалеке были видны вспышки молний. — Но именно тогда я поняла, что хочу на сцену, хочу в кадр. А ты? Почему кино? — Мико повернулась к нему, покрасневшая, с блестящими от интереса и чего-то еще глазами и с остывшим чаем с лимоном. — Ха! Спроси что попроще. — он хмыкает и, пошатываясь, встаёт с пола. Пустая бутылка с вином остается где-то за диваном (собственно там же телефон и сигареты). — Пошли спать.***
Мико проснулась от того, что задыхалась от табачного серого дыма. Она быстро вскочила с кровати: несмотря на то что в квартире были открыты окна, свежего воздуха не хватало. Девочка в одной ночной рубашке вылетает в зал, где на диване сидит Мегатрон. Точнее то, что от него осталось за эту чертову ночь. Между пальцами зажата уже хрен-пойми-какая сигарета (может последняя из новой пачки), рядом полуживой телефон, летавший экраном в стену по меньшей мере раза три. Мужчина заходится в жутком хриплом кашле, смотрит сквозь стену. Губы его потрескались, под глазами залегли темные круги. — Я тебя разбудил? — он спрашивает это тихо и почти задыхалась от собственного горя. И Мико хочется драть себе волосы, орать, делать все, что может вернуть ее в другую (не эту) реальность. Почему она пошла спать? Почему бросила его, когда была нужна? Почему? У девочки голова идет кругом. — Нет. — она еле-еле выговаривает слова. — Его… отключили от аппаратов. Я заплатил столько денег СМИ, чтобы об этом никто не узнал. И что толку? — Кто-нибудь еще знает? — Мать и… ты. — он смотрит на нее с надеждой, которая просто давит Мико, не даёт ей дышать и двигаться. — Что она сказала? — Мегатрон усмехается и протягивает ей телефон, где на экране всего несколько слов, несколько разбивающих все слов. «Ты мне больше не сын.» Мико не произносит это вслух, потому что знает: Мег прочёл это раз двести. На часах около девяти утра, а на небе мёртвым пластом лежат черные облака. — Что ты будешь делать? — Поеду в больницу, мне надо поговорить с Аланом. Тем более… у Томаса сегодня операция. Мико вспоминает ради чего этот человек просто убивает себя и ей хочется наорать на его мать, объяснить ей, что такое правильно, а что такое эгоизм. Но вместо этого Накадаи садится рядом и аккуратно касается его плеча. — Я с тобой.***
На улице воздух холодный, насыщенный, морозящий горло и лёгкие. Porsche плавно сворачивает с основной дороги в сторону больницы, где на парковке с дюжину машин, куча медсестёр мелькает в окнах. — Сейчас часы для посещения. — убитым голосом произносит актер и вываливается из машины. В лицо сразу ударяет ледяной ветер, отрезвляет и, в какой-то степени, ставит мозги на место. До стойки регистрации они шли молча, потому что говорить сейчас что-то было просто бредом. — А, Мегатрон, доброе утро. — Алан удивлённо наблюдает за молодой особой подле актёра. Она вертит головой по сторонам, жадно изучает обстановку, сложив руки в замок. — Ага. Где Томас? — Его готовят к операции, можешь зайти к нему в палату. Я жду тебя в своем кабинете: надо подписать кое-какие документы. — и в который раз Мегатрон убеждается в том, что все врачи со временем становятся слишком безразличными, непохожими на обычных людей — оттого-то и далёкими от всех. В больнице слишком тяжело дышать. За окном накрапывает холодный дождик, затемняя розовый камень парковки. Палата под номером каким-то там — Мико совершенно не запомнила ничего, что было до нее, но отчётливо в памяти отпечатался он. Высокий, почти убитый перед закрытой белой дверью, а потом он играл, на слишком живом и подкожном уровне. Раздирая ее сердце на куски, Мегатрон улыбнулся и открыл дверь. На кровати лежал мальчик лет семи, с чёрными немного вьющимися короткими волосами, с большими блестящими глазами и с книгой в маленьких ручках. — Мег! Мег! П-п-приехал! — он радостно подскочил, выкрикивая сокращенное имя актёра (мальчик был не в состоянии выговорить его полностью). Томас протянул к мужчине ручонки, продолжая говорить о том, как он рад его видеть. — Привет, — Мегатрон трепет его по голове и присаживается на корточки. — Как твои дела? — Х-х-хорошо! — Мико стоит сзади, иногда вздрагивая от чересчур громкого голоса ребенка. Томас сильно заикается, но продолжает задыхаться от радости. — А э-это к-к-кто? — он тычет пальчиком в актрису. — Ой! Я Мико, рада с тобой познакомится. — девочка натянуто улыбается, присаживаясь на кровать. Ребенок с видимым стеснением глядит на нее, а потом тянет к ней ручки. — Р-рад! — в этот момент заходит медсестра с коляской. — Прошу прощения, но Томасу надо на операцию. — и его увозят. Как только белая дверь закрывается, Мег падает в кресло напротив кровати и прикрывает глаза. — Теперь понимаешь, почему он никому не нужен? Все прошлые операции обошлись мне в круглую сумму, плюс реабилитация, с ним надо заниматься. Томас не умеет считать, читает по буквам и заикается. Нужно огромное терпение для всего этого. Люди банально не готовы принимать на себя такую ответственность. — мужчина смотрит на неестественно прямую спину Накадаи, на ее дрожащие руки. — Никому не нужен?! А тебе?! Тебе он нужен?! — она разворачивается к нему слишком резко, со слезами и срывающимся голосом. — Ты видишь, как он на тебя смотрит? — Не начинай, прошу. — убито говорит тот, вставая с кресла и подходя чуть ближе к девочке. — Он любит тебя, а не тех людей. — Мико теряется, потому что его мир для нее слишком сложный, непонятный. — Я подпишу бумаги, и мы поедем, хорошо? — казалось, он игнорирует ее как может. — Хорошо.