Новый рассвет

Проснулся Сичэнь от доносящегося до него приятного запаха. Открыв глаза, Лань Хуань сразу увидел перед собой брата, держащего в руке небольшую миску риса и пару плодов мушмулы. От вида по-настоящему осточертевшей еды захотелось спрятаться под кровать и не высовываться, пока повара Гусу Лань не приготовят чего-нибудь менее пресного. — Я попросил для тебя, — Ванцзи с сочувствием посмотрел на проснувшегося Сичэня, — поешь хотя бы немного. — Спасибо, А-Чжань, — Лань Хуань, потянувшись, сел на кровати и любезно принял принесённый братом обед, — дядя сказал что-нибудь? В ответ Лань Чжань лишь помахал головой и ушёл в другую часть цзинши за чаем. О том, что Цижэнь в который раз был возмущен столь грубым и бессовестным нарушением правил, Сичэню знать не стоило. Лишний стресс беременному омеге противопоказан, а при желании дядя мог поговорить с племянником без ненужных посредников. Покончив с тягостной трапезой и ещё раз поблагодарив брата за заботу, Сичэнь поднялся с кровати. Не ощутив былой усталости и слабости в ногах, он довольно улыбнулся и потянулся к своим сапогам. Лань Чжань, подоспевший именно в этот момент, быстро отставил в сторону чашу теплого чая и наклонился к ногам брата. — А-Чжань, не стоит, — немного растерянно проговорил Сичэнь, — когда живот подрастет, я буду очень благодарен тебе за такую помощь. — Тебе нельзя перенапрягаться, — произнес Лань Чжань, уже натягивая сапоги на ноги брата. Спорить Сичэнь не стал. Не стал главным образом потому, что вспомнил их далекое детство. Вспомнил, как они, двое совсем маленьких, ещё не получивших во владение мечи, сорванцов, постоянно пытались друг другу помочь. Как он, старший наследник Ордена Гусу Лань, оставшись наедине с любимым братишкой, объяснял ему, почему птицы могут летать и почему они не живут в пруду. Как под недовольный голосок Лань Чжаня, уверяющего, что он взрослый и сам способен на такую мелочь, натягивал на маленькие ножки такие же крошечные белые сапожки. Лань Хуань невольно улыбнулся своим воспоминаниям и поблагодарил брата вежливым поклоном. Ничто на всем белом свете не могло сравниться с его чистой, братской любовью. Лань Чжань чувствовал это и всей душой проникался теплотой и трепетом, исходящими от Сичэня с двойной силой. — Я пойду в библиотеку, — Лань Хуань собрал лежащие неподалёку книги в ровную стопку, — если буду нужен, ищи меня там. — Я донесу, — Ванцзи поднял предусмотрительно сложенные рукописи и покинул цзинши. Сичэнь совсем не хотел чувствовать себя слабым или беспомощным, но забота брата была для него глотком свежего воздуха, попыткой выгрызти у судьбы свой островок счастья и обрести новый, совершенно иной, смысл жизни. Со смертью Не Минцзюэ его существование обесцветилось, превратилось в каждодневные рутинные ритуалы, отложившиеся в памяти как основа основ. Во всей карусели опустошенности и отчаяния брат оставался для него священным символом грядущих перемен. Он не думал нагружать Лань Чжаня лишней работой, желая лишь проводить с ним свободные минуты, но понимал, что сейчас его помощь была просто необходима. Если сам Сичэнь мог справиться с любыми трудностями и не сломиться под их натиском, то малыш, которого он носил под сердцем, был ещё совсем хрупким и уязвимым. Любое неосторожное действие со стороны папы или травмирующее событие могло стоить ему здоровья и жизни, поэтому Лань Хуань, уже проникшийся отцовскими чувствами к будущему ребенку, решил не рисковать и поступиться своей гордостью. Все принципы и былые желания меркли перед перспективой стать хорошим отцом для своего любимого сына и сберечь маленькое существо, которое так сильно нуждалось в его защите. Сичэнь, всё ещё восхищённый заботой Ванцзи, направился вслед за ним, испытывая чувство настоящей братской гордости за его воспитание. Если уважение к омегам, женщинам и старикам было привито не только любовью, но и тысячами правил, то Лань Хуань готов был простить им их излишнюю строгость. В библиотеке Сичэнь застал брата, расставляющего прочтенные книги по местам. В его руках он заметил небольшой сборник рукописей и, заинтересовавшись, подошёл ближе. — Тоже решил почитать на досуге? — Сичэнь взял из рук брата книгу и, увидев её название, замер. — Это… — Давно хотел взять. Интересно, — произнес Ванцзи, держа в руках такое желаемое для Лань Хуаня пособие по мужской беременности. Ценнейшее и единственное на десяток пособий по беременности женщин. — Я прекрасно тебя понимаю, — Сичэнь доброжелательно улыбнулся и позволил брату закончить с расстановкой рукописей по местам. — И спасибо за помощь, А-Чжань. — Мгм, — Ванцзи кивнул и, когда в его руках осталась лишь одна книга, отошёл от полок. — А-Чжань, а ты мог бы позволить мне первому узнать содержание? — будто невзначай поинтересовался Сичэнь. — Я ещё в прошлый раз её заметил, но дядя… — Конечно, — Лань Чжань по первой же просьбе передал книгу в руки Сичэня. — Если хочешь, почитаем вместе. Ты не обижаешься? Ванцзи молчаливо согласился и, закончив дела, покинул библиотеку вместе с братом. Почти у самого входа в цзинши Лань Хуаня их окликнул знакомый голос. У Сичэня по телу побежали мурашки. — Рад видеть тебя в добром здравии, Сичэнь, — с неодобрением во всем своем виде произнес Лань Цижэнь. — Добрый день, дядя, — Лань Хуань вежливо поклонился и почувствовал, как сердце нещадно ускоряет свой ритм. — Я жду объяснений. — Позволь мне, — произнес Лань Чжань, обращаясь к дяде. — Брат не рассчитал свои силы, пытаясь восстановить утраченную форму, и ему нездоровилось. Он оправится и немедленно приступит к своим обязанностям. Цижэнь недоверчиво взглянул на кивнувшего Сичэня и чересчур разговорчивого Лань Чжаня. Одарив их многозначительным вздохом, дядя удалился. Братья были уверены, что стена их общего секрета вскоре будет разрушена. В цзинши Сичэнь вошёл, будучи полностью опустошенным. Лань Чжань, сразу заметив неладное, приблизился к брату и коснулся его запястья, без слов сообщая: я рядом. — Даже половина срока не прошла, а я уже утомлен до невозможности, — со вздохом пробормотал Сичэнь, осторожно присаживаясь на край кровати. — А когда появится живот… — Я буду рядом. — Даже когда я буду очень злым или плаксивым? — усмехнулся Сичэнь. — И когда буду бросаться книгами и посудой в неистовстве? — Всегда. Сичэнь завороженно уставился на брата; Ванцзи говорил столь сильные слова без тени сомнения. На глазах выступили непрошенные слезы, но Лань Хуань тут же утёр их рукавом: плакать при Лань Чжане не хотелось. Сичэнь не сразу заметил, как белая ткань одежд стала всё больше и больше пропитываться солёной влагой. Когда поток слёз было уже не остановить, он сдался перед напористым порывом эмоций и впервые за долгое время позволил себе по-детски расплакаться. Ванцзи, опешивший от такого резкого изменения обстановки, присел перед братом, обняв его колени. Плечи Сичэня почти непрерывно вздрагивали от рвущихся наружу рыданий, заставляя что-то внутри Лань Чжаня болезненно царапать душу. Больнее вида слёз самого родного человека было лишь осознание того, что он, тот, на кого Сичэнь рассчитывал больше всего, был не в силах ему помочь. — Прости, А-Чжань, — сквозь всхлипы дрожащим и спотыкающимся голосом прошептал Сичэнь, — прости, я не знаю, что нашло… — Тшшш, — Ванцзи крепче сжал дрожащие колени Лань Хуаня, надеясь хоть как-то унять его боль. — А-Чжань, за что я тебе такой? — Сичэнь рыдал в голос, сжимая в ослабевших пальцах одежды брата. Лань Чжань не знал. Не знал, как показать брату его значимость, как словами или без слов заставить поверить в счастливое будущее без скорбей, где будут только они и их общий малыш. В будущее, где они втроём будут ходить по улицам Гусу, скупать на рынке сладкие плоды мушмулы и иногда — тихо-тихо, вдали от дядиных глаз — нарушать строгие правила. В будущее, в котором Лань Чжань никому не позволит разрушить их семейное счастье. — Самый важный, — прошептал Ванцзи в макушку Лань Хуаня. От падающих на его кожу горячих слёз брата на душе было горько. Всхлипы стали постепенно стихать, и Лань Чжань позволил себе облегчённо выдохнуть. Если ураган в душе брата улёгся, то ему не о чем было переживать. На место хаосу всегда приходит гармония.