Новый рассвет

В страхе и мучительном беспокойстве Сичэнь провел около пяти минут; каждое мгновение без вестей от лекаря и Лань Чжаня казалось ему вечностью. Он нервно поглаживал живот, пытаясь бороться с навязчивыми мыслями и передать ребёнку хоть капельку своего тепла. Лань Хуань понимал, что малышу в полной мере передаётся его волнение, но не мог прекратить переживать. Как можно было оставаться спокойным, когда от тебя самого ничего не зависит, а исход событий решит лишь случайность? От отчаяния он готов был биться головой о стены. Душевная боль плотной пеленой застилала остатки ясного разума. И как бы смог он простить себя, если бы с его крохой что-то случилось? — Маленький мой, прости папочку, — прошептал Сичэнь, — я обещаю защищать тебя, малыш. Ты же знаешь, что я очень-очень тебя люблю? Именно сейчас Лань Хуань осознал, насколько хрупкими были его прежние жизненные установки. Лишь попав в подобную ситуацию, он понял, что на самом деле испытывают отцы и матери, предчувствуя угрозу для своего чада. Ни одно правило, ни единый истинный духовный путь не могли заставить его пожертвовать ребёнком. Пусть беременность и привела его душу в состояние смуты, Сичэнь без лишних раздумий готов был принести в жертву весь накопленный заклинательский опыт. Только бы с его маленьким всё было в порядке… Внезапно его размышления прервал внезапно вошедший Лань Чжань. Сердце Лань Хуаня на несколько секунд, кажется, перестало стучать. Он даже не успел разглядеть лицо брата; ладони сразу вспотели, дыхание спёрло, а голова закружилась сильнее. Как назло, Ванцзи ничего не сказал и, видимо, даже не собирался начинать разговор, лишь сел напротив и с нечитаемой эмоцией на лице посмотрел вперёд. Этот взгляд красноречивее любых слов сообщил Сичэню о том, что произошло нечто непоправимое. — Что с моим малышом, А-Чжань? — голос предательски задрожал и охрип — говорить было слишком больно и тяжело. Лань Хуань не знал, желает ли он на самом деле услышать правдивый ответ. — Ты переутомился, — Ванцзи выглядел совершенно спокойным, но это спокойствие пугало сильнее криков и слёз. Как он может вести себя так спокойно даже сейчас? Сичэня не успокаивало и то, что нрав Лань Чжаня он знал очень хорошо. В такой ситуации столь безразличное выражение на лице брата ранило сильнее любого оружия. — Лекарь разрешил тебе поесть. Поесть? Неужели Ванцзи думал, что голод хоть как-то беспокоит Лань Хуаня в такой момент? Как можно было есть после всего произошедшего? И разрешение поесть… Неужели давно знакомый лекарь Ордена Не настолько изменился за какие-то несколько месяцев? Почему так легкомысленно отнёсся к его проблеме? А вдруг с малышом действительно случилось нечто серьёзное, и его жизни грозит опасность? Энергия не может столь сильно измениться от стресса, это и самому безнадёжному глупцу понятно, чего уж говорить о лучшем лекаре в Цинхэ? Но он всегда находился в хороших отношениях с Лань Хуанем и мог отвечать за свои слова, верно? Тем более общее самочувствие не было уж очень плохим, а ограничивалось лишь лёгким недомоганием… Лекарь прошёл с ним достаточно испытаний в попытке помочь зачать ребёнка: и утешал после очередной неудачной попытки, и советовал, как поступить лучше; смысла в каких-либо подлых действиях с его стороны не было. В буйстве тревог мысль о завтраке показалась ему настолько отвратительной, что тошнота усилилась в несколько раз, вызывая в пустом желудке сильный спазм. Сичэнь мысленно благодарил Судьбу за то, что он так и не успел коснуться чего-то съестного. Но, несмотря на свою неприязнь и усталость, Лань Хуань понимал, что ему стоит правильно и регулярно питаться, набираться сил и терпеть хотя бы ради ребёнка, нуждающегося в полезных веществах. Сглотнув и прокашлявшись, Сичэнь пытался настроить себя на светлые эмоции по отношению к еде. Он был бы не против позавтракать локвой или чем-нибудь сладким. Стоило признать, что блюда в Цинхэ всегда были очень сытными и вкусными, и этот факт значительно скрашивал ситуацию. Как же малыш будет расти, если его папочка предпочтёт вечно голодать? Не Минцзюэ уже бы точно хорошенько надавал по голове за такие глупости. Минцзюэ… Сичэнь вздохнул, стараясь унять мечущиеся в голове мысли. Ему не следовало переживать, когда здоровье крохи зависело от его спокойствия. Малыш, явно одобрив такое решение, легонько толкнулся, заставив Лань Хуаня вздохнуть с облегчением. — Я принесу завтрак, — Ванцзи ещё раз взглянул на Сичэня и, поняв, что он, наконец, стал чувствовать себя лучше, покинул покои. Стоило Лань Чжаню переступить порог комнаты, как беспокойство Лань Хуаня вновь начало брать верх. Как бы ему ни хотелось верить в свои силы и навыки, сейчас он находился в совершенно беспомощном и уязвимом состоянии. Иллюзия былой мощи поддерживалась лишь присутствием рядом по-прежнему умелого заклинателя в лице любимого брата, готового в любой момент пожертвовать всем ради него и ребёнка. Но, оставшись наедине со страхом и горестной правдой, Лань Хуань осознал, насколько слабым и немощным сделала его беременность. Она была желанной и долгожданной, но не признать очевидного было нельзя. Из сильнейшего заклинателя в Гусу он превратился в капризное, располневшее и глупое существо, отчаянно нуждающееся во внимании. Ребёнок забирал все его силы и жизненные ресурсы, поэтому мириться с его нахождением внутри собственного живота было тяжело. Сичэнь любил своего малыша, но вынашивание ребёнка выматывало и вызывало полнейшую апатию к жизни. Тревожность возросла во много раз, поэтому любая мысль, приходящая в голову, превращалась в навязчивость. Лань Хуань не представлял, как бороться с этим, какие пить снадобья, какой режим дня соблюдать, чтобы всё это закончилось. Он мечтал как можно скорее доносить своего кроху до нужного срока, разрешиться и вздохнуть полной грудью. Почувствовав, что Сичэнь думает о нём плохо, малыш недовольно пнул папочку под ребра, вызвав у него тихий стон. — Тише, хороший мой, — Лань Хуань улыбнулся и погладил живот кончиком пальца. — Я всё ещё очень-очень тебя люблю. Почему в его голову закрались такие мысли? С чего он вдруг стал размышлять о том, как сильно страдает от своей беременности? Сичэнь действительно отдал бы жизнь за своего любимого ребёнка. Он готов был просить помощи у Лань Чжаня, искать у него защиты и мириться со всеми тяготами своего положения. Почему же..? На сердце было тревожно. В атмосфере вокруг покоев было что-то не так. Но что? Его размышления прервал навязчивый стук в дверь. После разрешения войти на пороге появился Джеминг, державший в руке небольшую пиалу со снадобьем. — Цзэу-цзюнь, лекарь просил приготовить снадобье для Вас, — мужчина переминался с ноги на ногу, стоя в проходе. — Здесь только одобренные им травы. — Проходи, — Сичэнь старался не смотреть в лицо Джемингу: уж слишком неприятным и тяжёлым был его взгляд. Молодой заклинатель прошёл вглубь комнаты и, поклонившись, передал пиалу прямиком в руки Лань Хуаня. — Уже не горячее, — Джеминг уставился на Сичэня, ожидая, когда тот попробует приготовленный отвар. — Благодарю. Тёплая пиала приятно грела руки, но доносящийся из неё запах был просто омерзительным. Сичэню казалось, что снадобье состояло из чьих-то залежавшихся испражнений и плесени. Ни в Гусу, ни в Цинхэ до этого он не чувствовал подобной вони от успокаивающих отваров. Не все из них были приятны на вкус, но аромат всегда оставался терпимым, а иногда — приятным и ненавязчивым. Может, Джеминг просто ошибся в пропорциях? Или рецепт успел измениться за такой короткий промежуток времени? В положении Сичэня любая неточность могла стать фатальной, поэтому испить предложенное снадобье он не решился. — Что-то не так, Цзэу-цзюнь? — Джеминг приподнял бровь и подошёл ближе к нахмурившемуся Лань Хуаню. — Или снадобье, приготовленное таким ничтожеством, как я, не заслуживает Вашего внимания? — Я лишь хочу убедиться, что всё приготовлено верно, — удивленный такой наглостью слуги Ордена Не, Сичэнь не смог сразу подобрать нужные слова. — Вы сомневаетесь в моих способностях, Цзэу-цзюнь, — Джеминг вздохнул и почти вплотную подошёл к кровати Лань Хуаня, — как же я буду жить с таким позором? Сичэнь потянулся за мечом, но Джеминг перехватил его руку и с силой сжал тонкое запястье. От боли и неожиданности действий слуги у Лань Хуаня затуманился рассудок, и он не мог быстро среагировать на происходящее. Что же делать? Лань Чжань... — Сейчас же отпусти меня, — Сичэнь старался говорить твёрдо, но голос предательски дрожал. — А тебе было нормально уводить у меня мужчину? — Джеминг явно был на пределе и вот-вот мог сорваться. Его рука сжалась на запястье Лань Хуаня вдвое сильнее. — Чего? — недоумевал Сичэнь, чувствуя, как по телу разливалась волна страха. Мужчина обезумел или перепутал его с кем-то ещё? — Отпусти мою руку. Привыкший к спокойствию и размеренности общения в Гусу Лань Хуань не умел вести разговор на повышенных тонах, а появившаяся во время беременности эмоциональная неустойчивость ставила в тупик. Если с малышом что-то случится из-за его растерянности… Что он будет делать? Почему тело отказывается слушаться? — Не помнишь, да? — Джеминг истерически засмеялся, глядя на Сичэня. — Зато я помню! Ли с силой схватил Лань Хуаня за волосы и потянул на себя. — Ты разрушил мою жизнь и смеешь делать вид, что ничего не помнишь?! С помощью магии Сичэнь попытался оттолкнуть от себя разъяренного Джеминга, но у него ничего не вышло. Только сейчас он заметил, что в этом помещении его заклинательские силы не поддавались контролю. Простая гостевая комната? Как же… — Ты увёл у меня Минцзюэ! — голос мужчины дрогнул, а из его глаз полились горячие слёзы. — Если бы не ты, он был бы жив и счастлив! Минцзюэ? Неужели их с Джемингом связывали не только деловые отношения? О личной жизни друг друга Лань Хуань и его супруг никогда не говорили. Сичэнь считал ревность и такие вопросы бестактными и неуместными, а Чифэн-цзунь был полностью уверен в том, что он был у мужа первым и единственным. — Почему?! — Джеминг дал Лань Хуаню пощёчину и ещё крепче схватил его за волосы и запястье. — Почему твой ребенок имеет право жить, когда мой был бесчеловечно убит?.. Сичэнь поднял на Джеминга глаза. Несмотря на сильный испуг, он увидел во взгляде мужчины не бескрайнюю злобу, а полнейшее разочарование, боль и обиду. Просить его о чем-либо было глупо и бессмысленно. Скорбь Джеминга была столь сильна, что тёмная аура вокруг него сгущалась с каждым мгновением. Он не имел возможности слышать то, о чём говорит человек напротив. — Почему мой малыш… Почему ты думаешь, что можешь лишить меня счастья? — мужчина ослабил хватку, а Лань Хуань, воспользовавшись моментом, вырвался из его рук и отошёл на безопасное расстояние. Находиться в поле действия ауры Джеминга было слишком тяжело и для него, и для малыша, потоки энергии которого вновь ощущались прерывисто. — Джеминг, послушай меня, — мягко и доброжелательно произнес Сичэнь. Несмотря на то, что он опасался поведения слуги и испытывал к нему глубокое внутреннее отторжение, злиться на него не получалось. Сейчас всё внимание Лань Хуаня занимал малыш и его безопасность. Действовать слишком активно без помощи Лань Чжаня также не хотелось, поэтому он избрал для себя другую тактику. Дар красноречия редко подводил Сичэня, поэтому попытка поговорить с Джемингом и отвлечь его от злобы не казалась глупой. — Я не желаю ничего слышать! — В Лань Хуаня полетела пиала с отваром, от которой он успешно увернулся. — Ни от тебя, ни о тебе! Где же Лань Чжань.? Или хотя бы охрана? Находиться в одной комнате с Джемингом без возможности использовать свои силы было страшно и неприятно. Каждая минута превращалась в пытку. — Почему твой ребенок имеет право на жизнь? — мужчина срывался на плач и с трудом контролировал свои рыдания. — Чем мой малыш был хуже? Чем… Он ничего не сделал! О каком ребенке говорил Джеминг? Сичэнь был уверен, что никогда в жизни не убивал невинных, а на дитя его рука и вовсе бы не поднялась.  — Какой малыш, Джеминг? — ненавязчиво поинтересовался Лань Хуань, глядя в затуманенные слезами глаза напротив. — Мой… Наш с Минцзюэ малыш, он… — Прости..? — шок, который испытал Сичэнь нельзя было передать словами. Джеминг издевается над ним? — Я не хотел избавляться от ребенка! — Джеминг осторожно опустился на кровать и взялся за голову. Тёмное наводнение отступило, а ситуация постепенно начала проясняться. — Но был ли у меня выбор, Лань Хуань? Почему Джеминг, так желавший навредить Сичэню и его малышу, сейчас говорил с ним, как с давним другом? Что же творилось в душе у этого человека? Что заставило его пойти на это? Он выглядел таким нежным и беззащитным, что верить в его плохие намерения не хотелось. Неужели он готов был пойти на это из-за страшной обиды на себя и на жизнь? Расслабляться было нельзя, поэтому Лань Хуань не стал подходить ближе к мужчине. Вместо этого он смотрел на содрогающегося в рыданиях Джеминга и не находил нужных слов. — Я так ждал этого малыша, — Ли с силой сжал свои волосы и издал странный звук, похожий то ли на стон, то ли на тихий скулеж. — Зачем он попросил меня избавиться от него? Я же так хотел… — Что? — Сичэнь не мог поверить в услышанное. — Минцзюэ сказал тебе избавиться от ребенка? — Он толком не объяснил мне ничего, — Джеминг вытирал слезы, которые вновь и вновь появились на глазах. — А потом я увидел вас вместе. Он даже не пришёл поддержать меня, когда я лежал без сил совсем один. Лань Хуань не понимал: был Джеминг настолько хорошим актёром или всё, что он говорил, происходило на самом деле. Голова кружилась от обилия мыслей. История звучала просто ужасающе. Его любимый А-Цзюэ, сожалеющий о безуспешных попытках зачать малыша, в прошлом заставил омегу избавиться от родного ребенка? Неужели он мог поступить так? — Если бы я знал, что дело лишь в этом, то я бы никогда! Но моего крохи уже не было. Я до сих пор не могу простить себя за это, — Джеминг посмотрел Сичэню прямо в глаза. Сейчас в его взгляде не было той подлости и ненависти, которая отпугнула Лань Хуаня при первой встрече. Будто раскаяние и признание пробудили его душу. — Не вини себя, Джеминг, — Сичэнь всё же решился и подошёл ближе к плачущему омеге. Он осторожно взял его руку в свою и, не почувствовав присутствия тёмной энергии или недобрых помыслов, крепко сжал её. — И не злись на меня. Я понимаю твою обиду и боль, но… Пойми, и ты меня, как омега омегу. Мой малыш…он ведь тоже не виноват в том, что случилось с тобой. Разве будет лучше, если и он, и я будем страдать? Твоя боль не уменьшится, если её станет больше у меня. Просто знай, что я всегда готов тебе помочь. Лань Хуань тепло улыбнулся и поправил небрежно свисающую прядь волос Джеминга. На его руках осталась едва ощутимая влага чужих слёз.