Когда отвар начал действовать, боль оставила Лань Хуаня и не возвращалась уже пять дней. Он чувствовал себя как никогда свежим и бодрым и даже успел переделать почти все обязательные дела, наслаждаясь хорошим самочувствием. Его энергии хватало и на проведение бесед с подрастающими адептами, и на активный отдых, который он с чистой совестью мог себе позволить.
Лань Чжань старался не оставлять брата одного на слишком долгое время, постоянно беспокоясь о его состоянии, и, хотя сейчас всё было достаточно спокойно, он не упускал возможности провести вечер в компании Сичэня. Тот, кажется, стал ещё более нежным и мягким, отчего хотелось дарить ему больше внимания и заботы. Для Ванцзи любимым занятием стало ночное блуждание по территории Гусу в поисках ягод, фруктов и «чего-нибудь очень-очень сладкого, А-Чжань, пожалуйста». Для любимого Лань Хуаня он готов был отыскать любые деликатесы, любые сочетания вкусов и ароматов, ведь вид его счастливой улыбки воодушевлял и сразу же заставлял забыть о былом дискомфорте.
В одну из ночей Сичэнь никак не мог заснуть и ворочался с боку на бок, пытаясь занять удобное положение. Он перебрал почти все известные позы йоги, пока, наконец, восторженно не сказал: «А-Чжань, я ужасно хочу вина!». Что делать с таким заявлением, Ванцзи не знал. Где в третьем часу ночи он мог отыскать хорошее вино? И можно ли было пить спиртное беременному омеге?
«Ванцзи, я не выдержу», «Ванцзи, прости меня», «Ванцзи, я такой никудышный», — и вывод пришёл в голову естественным путём: вино непременно нужно найти. Иначе случится что-то похуже невинной просьбы.
На самом деле, долго искать не пришлось, но для надёжности он немного походил по ночной улице. А алкоголь принёс из своих же покоев. Радости Лань Хуаня не было предела; он буквально вцепился в сосуд «Улыбки императора» и, открыв его, сделал глубокий вдох, наслаждаясь ароматом качественного вина. О том, чтобы выпить много, не могло быть и речи, поэтому Сичэнь сделал лишь небольшой глоток, затем вновь передав кувшин Лань Чжаню.
Ванцзи было достаточно этого действия, чтобы воспоминания накрыли его с головой.
Ночь.
«Улыбка императора».
Человек, стоящий нарушенных правил.
Он тяжело сглотнул, гоня прочь навязчивые мысли. Голова будто хотела взорваться. Первая встреча, первый взгляд душа в душу; буря эмоций и раз и навсегда перевёрнутый мир. И это всего за пару секунд.
Лань Хуань заметил сразу и уже, кажется, винил себя в несдержанности, ведь это он напомнил, заставил идти за этим ненавистным напитком, вскрыл старую рану так бесчувственно, с улыбкой на губах. Ему же ничего не стоило промолчать, перетерпеть и не вынуждать Ванцзи чувствовать то же, что и тогда. Страшная опрометчивость…
Но сам Лань Чжань винил во всём лишь одного человека: себя. Он сам не удержал, не остановил, не смог спасти. Позволил всему случиться.
— А-Чжань, — робко начал Лань Хуань, — спасибо большое.
— Мгм.
— Если ты хочешь, мы можем поговорить…
— Нет нужды, — Ванцзи поднялся с места и, прижимая к груди сосуд с «Улыбкой императора», вышел из цзинши.
В глубине души он надеялся, что Сичэнь всё поймёт и не осудит за такой грубый уход, но в то же время догадывался, что брата терзает обида и острое чувство вины. Но остаться наедине с собой было не просто нужно, а крайне необходимо, ведь с дурной, забитой мыслями головой можно было наговорить чего-то лишнего, колкого и злого. Даже любимому Лань Хуаню.
Бессмыслица.
Лань Чжань посмотрел вверх, пытаясь разглядеть звёздное небо сквозь пелену облаков; ему очень хотелось, чтобы на землю обрушился ливень и воздух сделался свежее и чище.
Но, несмотря на лёгкую дымку, осадков не планировалось.
Он сам не заметил, как стал плавно покачивать лежащий в руках кувшин, словно младенца. Будто всю жизнь держал в руках сосуд с вином и не разлучался с ним ни на миг. Если бы
тот самый сейчас оказался рядом, посмотрел бы на него своим насмешливым взглядом, то и дождь бы стал не нужен, и звёзды. Он, привычно холодный для всех Второй господин Лань, почувствовал бы себя последним дураком и сам бы начал смеяться где-то внутри, по центру груди, среди рёбер и прочего. Где-то в районе сердца.
И в ответ бы ему не тишина открывала объятия, а самые тёплые, нежные и такие привычные руки. Прямо как у брата, когда тот в детстве поправлял выбившиеся из-под ленты пряди волос.
Лань Чжань пустым взглядом сверлил под собой пол. Когда-то по этим землям ходил и
он, а после этого на них, кажется не ступала нога человека. И в душе его творилось то же самое.
Ванцзи точно знал, что если жечь опад на плодородной земле, то много лет на ней лишь с трудом будет всходить новая жизнь. А то и вовсе не будет.
Запах вина кружил голову и казалось, что вот-вот ноги перестанут держать его вертикально. Но упасть хотелось лишь в
те объятия, от которых пьянеешь сильнее, чем от лучшего алкоголя.
Лань Чжань тяжело вздохнул и замер: за спиной послышались шаги.
— Ванцзи, — прошептал Лань Хуань, — мне неловко, что ты тут один.
Лань Чжань обернулся и всмотрелся в лицо старшего брата; тот выглядел уставшим и поникшим, но, несмотря на это, явно старался сохранять бодрый вид.
— Мгм, — Ванцзи кивнул, будто в очередной раз приветствуя брата, — я скоро подойду.
— Если я действительно сказал что-то не то, — Сичэнь замялся, подбирая слова, — мне правда жаль, А-Чжань. Я хочу всё исправить.
— Тебе не стоит тревожиться о таком, — Лань Чжань слегка приобнял Лань Хуаня за плечи, почувствовав дуновение прохладного ветра. — И о прочем. Поспи.
— Не хочется, — Сичэнь посмотрел на руку Ванцзи, лежащую на его плече. — Спасибо, А-Чжань. Но, на самом деле, нам обоим лучше вернуться в цзинши.
— Я подойду.
Лань Хуань нехотя кивнул и вернулся в свои покои. Лань Чжаню не хотелось доставлять брату проблемы и нервировать его в и так непростом положении, но мысль о том, чтобы продолжать смотреть на Сичэня со скорбью в глазах, была ему противна.
Лань Хуань заслуживал только лучшего: тёплых взглядов, спокойствия и поддержки. Сейчас же Ванцзи представлял собой наполненное душевными тяготами облако, хмурое и мрачное. Недостойное. И держаться от глаз улыбающегося в лицо всем невзгодам брата стоило подальше.
Подождав, когда буря в душе уляжется, Лань Чжань вернулся в цзинши и, как и предполагал, наткнулся на мирно спящего Лань Хуаня. Утром он, скорее всего, будет рассказывать, что вовсе не собирался спать, а оно само вышло из-под контроля. Он всегда оправдывался за досадные мелочи так, будто они стоили слишком многого.
Он раскаивался в том, что не стоило чужой жизни, и Лань Чжаня это ранило.
Потому что он сам так не мог.
Но вид спящего брата казался ему невероятно привлекательным и нежным: во сне его привычно спокойное выражение лица становилось ещё более светлым и возвышенным. Иногда Лань Хуань забавно морщился, чем вызывал внутри Лань Чжаня невероятную теплоту.
Осторожно накрыв Сичэня одеялом, Ванцзи лёг спать, наконец оставляя всё мучившее его наяву позади.
***
Вэй Ин выглядел как всегда чудесно: собирая волосы в высокий хвост, он легонько покачивал бёдрами из стороны в сторону и напевал под нос до боли знакомую мелодию.
Чёрное ханьфу спадало с одного плеча, оголяя светлую кожу в совершенно бесстыдной манере. Кажется, Ванцзи мог разглядеть на любимом красноречивые багровеющие следы.
— Лань Чжань! — со счастливой улыбкой на лице Вэй Ин повернулся к нему и рассмеялся. — Кто из нас бесстыдник теперь?
Слова почему-то застряли в горле и никак не хотели продвинуться: ни сказать, ни забыть не получалось.
— Ты чего молчишь? Или язык проглотил? — шутливо посмеивался Усянь, подходя ближе. — Великий Второй господин Лань совсем разучился разговаривать!
— Вэй Ин…
— Ты вспомнил, как меня зовут? — парень театрально вздохнул, прикрыв лицо ладонью. — Ах, как много у тебя было любовников, что ты с трудом вспоминаешь моё имя…
— Вэй Ин!
Усяня явно забавляла такая реакция, поэтому он продолжал подшучивать над слишком серьёзным Ванцзи.
Подойдя к нему вплотную, Вэй Ин обнял его за крепкие плечи и прошептал:
— А когда мы станем мужьями, и я рожу тебе маленького господина Ланя, ты и его имя забудешь?
Уши Лань Чжаня сразу же покраснели, а лицо замерло в удивлении. Он не сразу услышал шутливую манеру в голосе Усяня, а потому совершенно серьёзно ответил:
— Никогда, — он несколько отодвинулся от любимого и посмотрел в его нахальные серые глаза, — его — никогда.
— Ох, Лань Чжань, я…
У него не нашлось слов, чтобы ответить.
Вэй Ин мягко поцеловал Ванцзи в щёку, а затем внезапно исчез. Не убежал с задорным смехом, как делал это всегда, а буквально испарился в воздухе. Лань Чжань несколько раз встряхнулся, пытаясь отогнать навязчивую иллюзию, но она никак не хотела оставить его.
Усяня не было.
И не было его, как бы он, Ванцзи, не кричал, как бы ни звал его всеми возможными именами.
Не было.
***
Лань Чжань метался по кровати и судорожно шептал короткое, едва различимое «Вэй Ин». Лань Хуань, проснувшийся раньше обычного, сразу же подскочил к нему и принялся будить, надеясь облегчить мучения, с которыми столкнулся Ванцзи во сне.
Когда Лань Чжань проснулся, он резко сел на постели, пытаясь перевести дух. Сердце колотилось в груди, дыхание спёрло, а общее состояние было настолько тревожным, что тяжело было усидеть на месте.
— Ванцзи, — Лань Хуань потряс его за плечо, — Ванцзи, смотри на меня, — голос казался таким знакомым, Лань Чжань точно знал, кому он, такой родной и близкий, принадлежал, но всё равно не мог осознать смысл сказанных слов. — Ванцзи.
Интонация была умиротворяющей, но твёрдой. Со стороны Лань Хуаня такое слышалось редко, поэтому его слова несколько отрезвляли.
— Ванцзи, ты делаешь глубокий вдох, — Сичэнь вдохнул, — и выдыхаешь. До конца, — он выдохнул, не переставая смотреть на Лань Чжаня. — Давай.
Послушно следуя указаниям брата, Ванцзи глубоко задышал, наконец приходя в себя. Вэй Ин…
Ушёл.
Навсегда.
Почему воспоминания о нём всплыли именно сейчас, во времена, когда следовало отпустить прошлое и начать жизнь заново? В такой подходящий момент, когда было проще всего отвязать себя от тяжёлого камня, тянущего назад, в те беззаботно счастливые дни, его память сыграла с ним злую шутку.
Даже в воздухе, стоявшем в цзинши, пахло Вэй Ином, и Лань Чжань не мог сказать себе, желает он проветрить и зажечь благовония или никогда не открывать окна и двери.
Он глубоко вдохнул и почувствовал каждой клеточкой тела
его присутствие.
Лань Хуань прижал Ванцзи к груди, поцеловал в макушку и прошептал что-то успокаивающее. Было неясно, почему они с Усянем сейчас настолько похожи, ведь и манеры, и образ жизни, и происхождение их разнились.
Может, дело было в том, что от них обоих пахло родным домом? Домом, где он родился, и домом, в котором он родился заново, обретая оборванные прошлым крылья.
Ванцзи не знал.
Но он точно понимал, что не позволит чему-либо лишить его последнего пристанища.
