Наследие

      Весенний легкий ветер доносил с поля специфичный запах чабреца, горьковатой мяты и сладкий, смешанный из множества дикорастущих цветов. Чем ближе одинокий путник, скрывавший лицо под широким потертым капюшоном, приближался к деревне, тем острее ощущались съестные запахи, бьющие по давно пустующему желудку тупой, но все еще терпимой болью.       Каждая деревня пахла по-особенному: выпечкой, если неподалеку были поля с живой землей; рыбой, если располагалась у водоема. А это небольшое и сравнительно юное поселение пахло металлом. Жители уже успели зарекомендовать себя, как искусные кузнецы, а в силу расползающегося по округе голода, цены на работы были ниже среднего. Лишь бы покупатель был. А также местные мужчины считались отличными воинами, закаленными кровью минувших битв и огнем, пылавшим в кузнях.       Безусловно, странного путника интересовало оружие, как и всех остальных, но не в этот раз. Он целенаправленно шел к единственному на всю деревню постоялому двору. Если обшарпанный двухэтажный дом из сруба можно было так назвать. На трещащем крыльце гость остановился. Он скинул капюшон и, пригладив рукой тяжелые черные волосы, доходившие до плеч, нахмурился при скором взгляде на небо, — еще недавно ласково светившее солнце медленно пожиралось свинцовыми тучами. Это означало, что остановиться на ночлег все же придется. Впрочем, маячившая перспектива отужинать не могла не радовать желудок, начавший сжиматься от одного лишь запаха, пробивавшегося из-за двери.       Смачно сплюнув, путник пробормотал что-то себе под нос и вошел внутрь. Меньше всего он хотел привлекать к себе внимание. Поэтому, стянув с плеча нечто отдаленно напоминавшее торбу и усевшись в самый темный угол, он вежливо стал ждать, пока у него примут заказ. В отличие от других посетителей он принялся рассматривать стену, что была покрыта непонятным конденсатом: то ли от вечной сырости, присущей данной местности, то ли от обилия любителей горячительных напитков. Дышалось тут тяжело. Хотелось стянуть опостылевшую накидку, предоставив хоть немного больше доступа воздуха к телу. Только вот, к сожалению, это было бы опрометчивым решением.       Наконец рядом вспорхнула совсем юная девчушка. Белый платок покрывал голову и шею, оставляя лишь круглое детское личико. По пестрой коже можно было догадаться о цвете ее волос. Рыжие встречались довольно редко в этих местах, поэтому жаловаться на отсутствие внимания девушка явно не могла. По тому, как присутствующие в заведении мужчины нервно сглатывали слюну при одном взгляде на нее, но никоим образом не позволяли себе большего, было понятно, что с большой вероятностью девчонка являлась дочерью владельца. При одном взгляде на безмятежную и наивную улыбку, не сходившую с лица юной особы, путник напрягся и еще больше, вопреки духоте, поднял ворот плаща, скрывая лицо.       — Могу предложить крепчайший шнапс и свежую свиную вырезку с овощами, — быстро прощебетала девушка. — Ах, простите, меня зовут Мадлен, — добавила она, заметив все же недовольство гостя. Впрочем, Мадлен не особо это заботило, судя по отрешенному взгляду, все той же улыбке и периодическому заигрывающему смешку.       — Обойдусь супом и вырезкой. — Гость хлопнул по столу ладонью, оставив на нем несколько золотых.       Маленький ротик Мадлен округлился, изображая букву «о», и тут же захлопнулся. В ее глазах вспыхнули странные эмоции, походившие на жгучее желание. Она быстро спрятала деньги в кармашек на по-прежнему белоснежном передничке и, пообещав управиться как можно скорее, исчезла, оставив гостя в комфортном для него одиночестве. Он же лишь едва заметно покачал головой, думая про себя о вечной власти денег и предстоящем ужине.       — А потом она плюнула на моего пса и тот превратился в пень! — донесся отрывок хвастливого рассказа явно не местного мужчины. — Тогда я схватил две палки и, сделав из них крест, пошел на эту старуху. — Удивленные и заворожённые слушатели, коих становилось все больше по мере нагнетания рассказчиком атмосферы, замолчали, выжидая. — Она закряхтела и хотела броситься на меня, но отскакивала, как пуля от камня. Но я не растерялся! — приободрившись, продолжил хвастаться мужчина.       Он явно купался в славе, наблюдая из-под нахлобученной широкополой шляпы за скопившимися возле него зеваками, и, главным образом, за веснушчатой девчушкой. Она же, все также маневрируя между гостями, то и дело бросала пылкие взгляды на молодого и крепкого рассказчика. И, возможно, он и провел бы довольно бурную ночь с дочерью хозяина таверны…       — Им не страшны самодельные кресты, — гулкий бас разрезал помещение, и все невольно повернули головы в его направлении, пытаясь распознать рискнувшего прервать столь увлекательную историю. — Лишь освященные и благословлённые церковью и сделанные по особым правилам. Так что, будь это действительно ведьма, ты давно был бы мертв.       — А тебе откуда знать? — с вызовом рассказчик расправил плечи, совершенно точно намереваясь отстаивать навранное. — Я своими глазами видел все это. И вот этими руками лично покончил с той нечистью. Мне потом вся деревня благодарна была! А еще…       — Ты самый обычный лгун, который убегает, обмочив штаны, самым первым. Стоит только услышать о присутствии ведьмы. Да какой там ведьмы! — Путник, нехотя покинувший свое уединенное местечко, медленно направлялся к хвастуну, чье тело напоминало натянутую струну, а побагровевшее лицо начинало покрываться белыми точками, выражая гнев и смятение. Путник же, подойдя почти вплотную и выпрямившись, смотрел уже на него сверху вниз.       — Да кто ты такой, чтобы упрекать меня в клевете? — дрогнувшим голосом, все еще стараясь не терять лица, произнес хвастун. — Сам небось только по книгам все знаешь, если вообще читать обучен! — Раздался одобрительный смех, придавший уверенности.       Губы путника растянулись в странной улыбке. Теперь, когда он наконец вышел из полутьмы, можно было разглядеть его угрюмое и видавшее виды лицо, покрытое как давно зажившими, так и вполне свежими шрамами. Самым заметным из них было круглое отверстие в левой щеке. Также приковывал взгляд небольшой серебряный крест, болтавшийся на серьге, пронзившей правую бровь.       Путник явно превосходил размерами рассказчика и, понимая проигрышное положение, тому оставалось лишь выжидать, надеясь, что при начавшейся драке успеет поскорее где-либо укрыться. Его трусоватый мозг уже успел к этому времени просчитать все ходы отступления.       — Я планировал, признаюсь, сперва отужинать. Но раз вы начали этот разговор, не могу не поучаствовать. — Безмятежно он придвинул высокий стул и уселся, отчего дерево протяжно заскрипело под весом. — Плачу тысячу золотых тому, кто согласится стать моим новым помощником. — Путник с насмешкой посмотрел на хвастуна, безошибочно выцепив его взглядом из-за спин двух зевак. В таверне тут же повисло странное и томительное молчание. Некоторые, самые догадливые, перешептывались, начиная продвигаться к выходу.       — Помощник в чем? — наконец спросил юнец с широкими бровями, что придавали ему суровый вид и смотрелись довольно несуразно в сочетании со звонким голосом.       После небольшой паузы, сделанной намеренно, путник едва заметно выдохнул. Затем, хлопнув себя по коленям, изучающе медленно осмотрел всех присутствующих, выуживая нужную ему информацию.       — Моя фамилия Линдеманн. Я послан отцом Лоренсом из Святого Братства уничтожать черные силы в этих землях. — Голос звучал в абсолютной тишине.       Все присутствующие замерли, прекрасно осознавая, кто именно явился в их тихую деревушку. Никто не решался ответить что-либо Орудию Братства, как прозвали герра Линдеманна. Его появление всегда несло за собой лишь одно — смерть.       Тилль, совершенно не обращая ни на кого внимания, достал из-за пазухи сложенное письмо и небрежно бросил его на стол перед собой. Один паренек, самый любопытный, чутка помедлив, принялся разворачивать его и читать:       — Сим Святое Братство, в лице отца-настоятеля Восточной Церкви Кристиана сына Лоренца, назначает уважаемого герра Линдеманна младшего, именуемого Тиллем, ответственным за уничтожение ведьм, организовавших неугодную Братству деятельность на территории восточных поселений и прилегающих к ним территориям при необходимости. Также даем наставление принять мужа в помощники и выделяем пособие на прием в размере двух тысяч золотых. — Голос чтеца срывался от напряжения. Было понятно, что даже рекомендации Братства нарушать не следовало, что уж говорить о наставлениях.       — И от себя добавлю, что на поиски времени у меня нет. Поэтому решайте поскорее. Утром я вас покину. — Линдеманн выдернул из влажных и дрожащих рук паренька письмо от Братства и убрал на прежнее место, хлопнув по груди ладонью. Разговаривать дальше и обсуждать что-либо он не желал. К тому же, на его столе уже красовался обещанный ужин.       — Там написано две тысячи золотых, — донесся из толпы сдержанный мужской голос, когда Тилль уже устроился за своим столом и едва успел осушить кружку вина, отдававшего перебродившими ягодами. — А ты сказал, что тысяча. — Вперед вышел светловолосый парень. На фоне того же рассказчика-хвастуна, успевшего к этому времени сбежать из таверны, он выглядел довольно щуплым и слабым. И едва доходил многим до плеч.       — Сказал так, как посчитал нужным, — пробасил Линдеманн, отставляя кружку. Аппетит от алкоголя разыгрался еще больше, и Тилль хотел лишь поскорее избавиться от нежеланного собеседника. В это время остальные посетители таверны медленно расходились по своим местам.       — Но обещание Братства было… — Парень, наглейшим образом, усевшийся напротив Тилля, явно не желал отступать.       — Да мне плевать на Братство и их указания, — процедил Линдеманн, нагнувшись ближе к парню. Он нервно сглотнул, но выдержал тяжелый взгляд Тилля.       — Я хочу стать помощником, — неуверенно заявил парень и постарался зачем-то улыбнуться. Но вместо этого лишь искривил губы.       Линдеманн откинулся на стуле, зажав переносицу пальцами. Парню на вид было не больше девятнадцати лет: он смотрел на Тилля с плохо скрываемым волнением и даже страхом. Но решительность, с которой парень подошел, Линдеманн не мог пропустить. Таких мальчишек, жаждущих сбежать из дома в поисках приключений и заработка, Тилль повидал достаточно. Все они кидались в омут с головой, были готовы на подвиги… Но ни один еще не вернулся домой после задания. Однако за все время своей работы Линдеманн успел очерстветь к таким вещам.       — Мое имя Пауль, — он попытался сделать голос грубее, стараясь выглядеть хоть чуточку мужественнее. Но это вызвало лишь усмешку у Тилля.       — Не думаю, что запомню, — буркнул Линдеманн, но заметив непонимание Пауля, добавил: — Держи, ты принят. — Он достал увесистый мешочек и кинул своему новоиспеченному помощнику. Тот ойкнул, удар пришелся прямиком в грудь. Монеты Братства явно принесут ему не одно повреждение. — Желаю, чтобы этот синяк был большим из увечий.       Пауль откашлялся и крепко сжал золото. Они договорились, что выезжают на рассвете. Тилль, как ни в чем не бывало, продолжил уничтожать сочную отбивную под пристальными взглядами оставшихся посетителей. Пауль же поспешил спрятать мешок понадежнее и помчался домой.       — Ма! Завтра езжай в город и покупай корову и кур, как ты мечтала! — заскочив в обветшалую хибару закричал Пауль. Он крепко обнял растерявшуюся седовласую женщину в измазанном сажей переднике и плюхнулся за стол, вывалив на него здоровый кусок свинины. От этого вида он сам чуть не подавился слюной, а его глаза горели, как у обезумевшего. Гордость и счастье переполняли юного Пауля. — Ладно, ма, я завтра уезжаю. И по возможности привезу еще золота. — После этих слов он зажал в руке пораженной матери мешочек.       — Скажи, куда ты хоть уезжаешь? — спросила она, придя в себя, когда Пауль почти скрылся в одной из комнат. Ее влажные глаза едва заметно блестели при тусклом свете лучины.       — Это не так важно. Главное, что вы с сестрой больше не будете ни в чем нуждаться. — Пауль растянулся в улыбке и, широко зевнув, отправился спать. Из вещей ему брать было практически нечего, кроме одной рубашки, штанов, а также охотничьего ножа, принадлежащего еще его отцу.       Мать, сдерживая слезы, неторопливо убрала мясо в прохладное место, завернув его в ткань. И села перед тлеющей лучиной. Ее сердце недаром колотилось быстрее обычного, а тревога, поселившаяся в душе, тянула тяжелым камнем. Но вскоре усталость за день и переживания затащили и ее сознание в царство снов.       Именно в этот подходящий момент в комнату Пауля тихо пробралась его сестра. Герда прекрасно слышала о появлении в их деревне герра Линдеманна. И несложно было догадаться, откуда у брата появились деньги. Но допустить, чтобы ее любимый брат шел на верную смерть она не могла. В отличие от ее самой, жизнь которой зависела лишь от удачного брака, Пауль был способным и талантливым подмастерьем именитого кузнеца. После обучения он мог обеспечить дальнейшее безбедное проживание матери, завести свою семью…       — Живи счастливо, братишка. И прости меня за все, — прошептала Герда, осторожно целуя Пауля в лоб. Взяв с собой мужскую одежду и нож, она все также незаметно покинула дом.       Внутри клокотала решимость и, спрятавшись за пустующим сараем, Герда взмахнула острием и ее вьющиеся светлые волосы тяжелыми прядями упали на землю. Нарастающий дождь смешал их с грязью, не давая ветру раскидать их по округе. Дрожащей от возбуждения рукой Герда провела по несуразно торчащим волосам и скрыла их капюшоном. Теперь оставалось лишь дождаться герра Линдеманна в таверне и надеяться успеть убраться из деревни до того, как ее хватятся. Это было последним продуманным пунктом в ее плане, но отступать она не собиралась.