Как размножаются фиксики

— Вы готовы? — уточняет Павел Павлович. Мы синхронно киваем, и мужчина хлопает в ладоши, а затем разминает пальцы. — Ситуация такая. Сейчас я проведу обряд, после такого Дмитрий захочет спать. Я насколько понял, ты разорвал контакты с близкими. — Да. — Он может лечь спать здесь. После крепкого сна все изменится. — Сколько с меня? — спрашивает Дима и лезет в карман за кошельком. Волшебник фыркает и мотает головой: — Я денег не беру. Я сижу рядом с Димой до последнего, но не выдерживаю и тоже вырубаюсь. Фиксики тоже спят. Это нужно для того, чтобы все наши микросхемы остыли и были готовы к работе, когда наступит новый день. Когда я распахиваю утром глаза, я обнаруживаю себя уже не на спинке дивана, а внизу, на сидении. Я ощущаю чью-то руку на своем животе, поворачиваю голову и изо всех сил удерживаю себя, чтобы не заорать от восторга. Рядом со мной мирно посапывает фиолетовый фиксик. Точно такой, каким он себя рисовал. Я не хочу его будить, но я невольно ерзаю, и он просыпается сам. Сонно хлопает глазами, озирается, глядит на меня. И шокированно уточняет: — Я все еще сплю? — Нет, — я счастливо улыбаюсь, — все реально, Дим… — Симка… — парень подается вперед и утыкается носом мне в шею, от чего я вздрагиваю всем телом, — как же я мечтал об этом! — и сгребает меня в объятия. А я лежу, не в силах пошевелиться, и до сих пор не верю происходящему. Мы это сделали. У нас получилось. — Вы сможете позвонить профессору Чудакову, чтобы он нас забрал? — спрашиваю я у мага, который сонно ковыряется ложкой в своем завтраке. Мы с Димой уже подзарядились и теперь полны сил и энергии. — Я просто даже и понятия не имею, как нам отсюда добраться домой. ПалПалыч пожимает плечами и тянется за телефоном. После недолгого разговора он сообщает нам, что Гений Евгеньевич приедет за нами через час. А пока мы можем что-нибудь починить. — Идем, — я тяну фиолетового фиксика за собой, — заодно узнаем, что ты умеешь. У каждого маленького существа свои способности. Например, Шпуля очень сильная, Игрек умный, Файер может зажечь даже то, что не горит, Верта красивая, Мася мастер-техник, Папус — инженер-спасатель. Меня все называют заучкой, ведь я лучшая ученица класса. Какую же способность получит Дима? — Смотри, — я веду его по недрам сломанной микроволновки, — наша задача — найти поломку и постараться устранить. Минимальные вещи мы можем чинить сами, если уже что-то серьезное, тогда да, тогда уже люди тащат прибор к мастеру. Парень не особо меня слушает, он вертит головой по сторонам, ему все интересно. Вдруг он резко тормозит и тыкает пальцем куда-то наверх: — Симка, смотри, провод отошел. Я поражена, надо сказать. Разглядеть все это в таком полумраке и без фонарика практически невозможно. Зато теперь я знаю, какая у Димыча способность — суперзрение. Умение быстро находить то, что сломалось, это очень выгодный талант. Час пролетает незаметно — мы приводим в порядок почти все приборы в квартире. На вопрос, где же местные фиксики, волшебник поясняет, что от него все отказались. Мол он слишком плохо следит за приборами, потому что знает, что фиксики починят. А на деле — ему просто некогда. Когда приезжает Чудаков, нам заняться уже нечем. Поэтому мы радостно прыгаем к профессору в карман и, поблагодарив мага, покидаем гостеприимную квартиру. — Кто это? — Гений Евгеньевич кидает взгляд на Диму, который, вцепившись в меня, молчит в тряпочку. — Вы не поверите, — смеюсь я. И он по началу действительно не верит. А потом ужасается: — А мама с папой? — Они думают, что я во Владимире, — отмахивается Дима, — да зачем им знать что-то лишнее? Я все равно хотел съехать. — Чем же они тебя так достали? — удивляется Чудаков. Он садится в машину и осторожно пристегивает ремень безопасности, чтобы не передавить нас. Мы вылезаем из кармана и переползаем на торпеду. — Всем, — бурчит Димыч. — Они все в себе. Ругаются, мирятся, все в своих отношениях, а до меня и дела нет последнее время. Раньше не было такого. Раньше играли всей семьей, с папой изобретали что-то, с мамой гуляли вместе… а теперь я отдельно, они отдельно. — Кризис среднего возраста, — констатирует профессор. — И поэтому ты решил уйти? — Не только поэтому, — парень протягивает руку и сжимает мое запястье. Чудаков усмехается и понимающе кивает. А я от души краснею. *** — Дима? — Мася, походу, глазам своим не верит. Парень смущенно смотрит в пол. Я тоже немножко стесняюсь создавшегося положения. И лишь Папус улыбается до улыбается до ушей. — Рад принять в нашу семью нового члена, — смеется он. — Надо же. А так бывает? Кроме Дедуса удивлены все. Верта, всю жизнь влюбленная в Файера, тут же начала строить Диме глазки; Шпуля отнеслась к нему со всей своей добротой, на какую была способна; Игрек пытался рассчитать вероятность возможности подобного исхода. А сам красный фиксик пылал ревностью, притом, непонятно было, кого он больше ревнует — меня или Верту. — Новый член нашего общества будет проходить курс ускоренного обучения, — сообщает Дедус, когда мы все собираемся в классе. — Симка, что он умеет? Или ты еще не проверяла? — Проверяла, — со скромной улыбкой киваю я, — у него отменное зрение и повышенная внимательность, он в полумраке нашел поломку в нерабочей микроволновке за шесть секунд. — Ничего себе, — перешептываются одноклассники. — Хорошая способность, — соглашается дедушка, — давайте поступим так. У Димы есть неделя, чтобы доказать мне, на что он способен. Я помогу ему сделать его обучение гораздо быстрее, чем должно быть, но только в том случае, если он сам этого захочет. — Я хочу, — вставляет мой сосед по парте, и Дедус удовлетворенно улыбается. *** Безумный день подходит к концу, и мне уже хочется выть от бессилия. Дима сцепился с Файером. Вернее это Файер до него докопался, а фиолетовый просто не стал терпеть. Итог — драка, Дедус разнял мальчишек, оба получили по попе и были отправлены чистить стиральную и посудомоечную машины. Каждый в гордом одиночестве. И вот теперь я сижу дома у Димы, наблюдаю за его родителями и думаю о том, что он не зря сбежал. Им даже не интересно, что и как с их ребенком. Прошли сутки с тех пор, как он «уехал», а они даже не написали ему хотя бы смс. Ну и зачем нужны такие родственники? То ли дело моя мама. Мася меня просто заваливает сообщениями. Как я, что со мной, где я. Это удивительно, но мне приятна подобная забота. Дима тоже получил фиксофон. Я достаю свой аппаратик и пишу ему смс: «Как ты там?» И тут же получаю ответ: «Тяжко. Скучно без тебя». Решение приходит мгновенно. Ведь никто же не узнает… Дима чистит противовес — огромную каменную глыбу, не дающую барабану болтаться по машинке. На его лице вселенская скорбь. Когда он видит меня, на его губах расцветает радостная улыбка, он убирает швабру в помогатор и, подойдя ко мне, заключает меня в объятия. Я замираю, забываю, как дышать. Я так долго этого хотела, но сейчас я не знаю, как на все это реагировать. Осторожно я тоже обнимаю парня в ответ и внезапно чувствую губы на своей шее. И вновь этот разряд тока. Меня всю передергивает, и я осторожно отстраняюсь. — Тебе что, неприятно? — Для меня это все в новинку, Дим, — я вздыхаю, — не принимай близко к сердцу. Не могу привыкнуть. Я ни с кем, кроме Нолика или родителей, до этого не обнималась. — А этот твой… Файер? — Он не мой, — я фыркаю, — он — общественное достояние. Я очень жду, когда ему исполнится двадцать, и его отправят работать к кому-нибудь в квартиру. Димыч смеется, и я постепенно расслабляюсь. — Зачем пришла-то? — с лукавой улыбкой спрашивает фиксик. — Ну ты же написал, что тебе скучно… На его щеках играет румянец, а мне приятно, что я вогнала его в краску. А затем уже краснею я, потому что Дима дергает меня на себя, и мы оба валимся на дно стиральной машинки. Руки парня меня обвивают, и я прижимаюсь ближе, потому что безумно хочу этого, хочу прочувствовать его всего без остатка. Три долгих года надежд и желаний! Ну неужели я этого не заслужила? У фиксиков почти все, как у людей. У меня тоже есть грудь, и она оказывается внезапно очень чувствительной, когда Дима сминает ее своими пальцами. А у парня тоже есть определенные органы, которые от прикосновений к ним вызывают у их владельца сдавленные стоны. Эрогенные зоны, мать их… Не знаю, зачем фиксикам сей процесс, потому что дети у нас получаются по-другому, как Мася сказала. Но факт остается фактом — пальцы Димы проникают в такие места, где никто меня доселе не касался, и я извиваюсь и хнычу, и хочу большего… и парень, который в человеческом обличии уже все опробовал, дает мне то, о чем я так давно мечтала… *** — Ты понимаешь, что это неправильно? Я работаю в паре с Файером, и у меня уже взорвался мозг. — Что именно? — цежу я сквозь зубы, зачищая концы оторванного провода. — Ваши отношения с этим… Димой. Да и вообще его появление в нашей жизни. И тут я понимаю, что он до сих пор не догадался. — Это тот самый мальчик, в чьей квартире я живу, — объясняю я, закатив глаза. Красный фиксик меняется в лице, а затем восклицает: — Да ладно. Врешь! — Ни разу, — фыркаю я, — да и вообще, какая тебе разница? Ты свое упустил. — Да больно ты мне нужна, — выплевывает Файер и возвращается к своей работе. До самого конца мы трудимся молча. Когда мы расходимся по домам, он со мной не прощается. А мне все равно, у меня одна мысль — побыстрее оказаться рядом с Димой. — Тебе не кажется, что вам еще рано жить отдельной семьей? — Мне шестнадцать, ему почти восемнадцать, — я пожимаю плечами, — Мась, сколько тебе было, когда вы с папой познакомились? — Мы были знакомы с рождения, — мама закатывает глаза и мечтательно улыбается, — когда мне было тринадцать, он подарил мне первую гаечку. Когда мне исполнилось шестнадцать, Папус предложил мне встречаться официально… — Вот именно, — я усмехаюсь, — так какие ко мне претензии? Я Диму знаю много лет. — Ты знаешь Диму-человека, — вздыхает мама, — он сейчас будет меняться. Просто имей это в виду. Настроение, поведение… не факт, что тебе это понравится. — Я уверена в нем. — Тогда потом не плачь. Я фыркаю и ухожу спать. Дима сидит на лежаке и копается в фиксофоне. Я подхожу, усаживаюсь рядом и заглядываю в экран. «У меня все хорошо. Работаю», — пишет парень и отправляет. И поясняет мне: — Маме. Она сподобилась мне написать на е-мэил. — С ума бы не сойти, — улыбаюсь я, — мишки в лесу передохли. — Вот я о том же думаю. Телефон пищит, Дима открывает пришедшую смс. «Это твой новый номер? Я записала, ок. Рада, что все в порядке». — И все? — фиксик меняется в лице. — Мда. Я ожидал большего. Возможно, что я все же не зря свалил. Я глажу его по руке, и он одаривает меня грустной улыбкой. — Тут я тебе не советчик, — вздыхаю я, — я не знаю, что это такое, когда родители так игнорируют. Мася для меня все сделает, в лепешку расшибется. И Папус тоже. — Да у фиксиков вообще все по-другому, — качает головой парень. — Люди они такие… вы правильно делаете, что нам не показываетесь… — Теперь ты один из нас, — напоминаю я, и его улыбка теплеет. — Нолик, зайка мой, поможешь мне? — Шпуля лучезарно улыбается, и синие щеки моего брата стремительно становятся фиолетовыми. Нолик влюблен в мою одноклассницу до потери пульса и готов ей помогать двадцать четыре часа семь дней в неделю триста шестьдесят пять дней в году. А подросшая блондинка этим успешно пользуется, хоть и без фанатизма. Я провожаю брата взглядом и закатываю глаза. Вряд ли конечно у них что-то получится, но если повезет, я буду за них очень рада. — Симка! — на стол профессора опускается Игрек, и вид у него очень запыхавшийся. — Там Файер с Димой опять дерутся! Я тихо ругаюсь матом и достаю из помогатора борд. Как они меня достали! Ни одного дня не проходит без стычки! Мы уже неделю живем с Димой вместе, и каждый божий день они обязательно либо орут друг на друга, либо дерутся. Приземляюсь в механической части лаборатории и сразу вижу пинающих друг друга Фиксиков. Рядом с ними Верта, Минус (наш новый одноклассник, с прошлого года) и Троечка, его младшая сестренка. Их родителей отправили работать в квартиру к соседям ДимДимыча, а они сами автоматически попали в нашу школу. Верта охает и ахает, но никак не пытается разнять мальчишек. — Ну-ка хватит! — кричу я и стучу обоих бордом по головам. Парни отскакивают друг от друга и осоловело смотрят на меня. Я гневно сдвигаю брови и мрачно велю: — А ну быстро объяснили, что у вас приключилось! — Какая разница?! — фыркает Файер. — Ноги больше моей не будет в вашей долбанной школе. Сегодня же попрошу маму переехать подальше отсюда. И уходит, гордо вскинув голову. Дима трет щеку, на которой виднеется царапина. — Больно? — тихо спрашиваю я. — Нет, — отмахивается парень, — у людей болевые ощущения куда сильнее, чем у вас. Я хмыкаю и иду за ним в сторону нашей «комнаты отдыха». — И что произошло? — спрашиваю я, когда мы оказываемся в заветном закутке. — А ты у Минуса спроси или Троечки. А лучше у Верты, — бросает Димыч и падает на лежак, — еще раз эта шерстетутка ко мне подойдет, я не посмотрю, что она девчонка, и влеплю ей пощечину. — Мм? — я вскидываю брови. — Целоваться ко мне полезла. На глазах у Файера. Я пытаюсь с ним хоть как-то контакт наладить, но эта Верта вроде как теперь его девушка, и она все испортила! Я просто в тихом шоке. Что у этой дуры на уме? — Ясно, — тяну я и, развернувшись, иду на выход. — Ты куда? — спрашивает Дима. — Верте лицо бить. — Ребята, ну вы что, все с ума посходили? — Дедус хватается за голову. Мы сидим вряд все четверо — я, Дима, Верта и Файер. По бокам от нас наши родители (без Диминых конечно). Мама красного фиксика Лайта глядит на меня угрюмо, а на Димыча бросает оценивающие взгляды. Предки Верты, Колер и Мирта, мрачные, но им явно стыдно за дочь. Мои же родители просто шокированы происходящим. — Слушайте, я понимаю, подростковые гормоны и все такое, но надо же держать себя в руках! Две драки за сутки! — восклицает дедушка, и я тяжело вздыхаю. Я виновата, что не смогла держать себя в руках. Но какова Верта! Прикинулась невинной овечкой! Я, блин, на нее напала без причины! А то, что она пыталась моего парня засосать, это ничего! — Ты сейчас взорвешься, — шепчет мне на ухо Дима, и я мгновенно остываю. В отличие от всех остальных, фиолетовый фиксик абсолютно спокоен. Конечно, на него не смотрят осуждающе его родители! — Давайте вы сейчас разберетесь между собой без драк, чтобы ваши скандалы закончились раз и навсегда, — говорит Дедус уже более спокойно. Мы все вчетвером переглядываемся и синхронно киваем. — Симка, тебе слово, — кивает мне дедушка. — Ты всегда отличалась благоразумием. Так что же оно тебя сейчас покинуло? — У меня есть только одно объяснение, — вздыхаю я. — Ревность. Старый фиксик усмехается себе в бороду и цокает языком: — Так-то оно так. Только ревность — человеческое чувство. — Кто это сказал? — подает голос Мася, и я удивленно поворачиваюсь к ней. — Я бы вот сейчас тоже голову любой оторвала, кто осмелится к Папусу подойти. — Да за такого мужика грех не драться, — смеется Лайта. — А если серьезно, я тоже считаю, что фиксики могут ревновать. Ведь мы же можем любить. А ревность — одна из составляющих любви. Дедус поднимает руки вверх, признавая поражение. — Ладно, это все вода, — говорит он с тяжким вздохом, — дети, решите уже, кто и кого любит, и мы пойдем по своим делам. — Я встречаюсь с Димой, — произношу я уверенно и внимательно смотрю на Верту и Файера, которые косятся друг на друга, но молчат. — Милый, — Лайта зовет сына, и тот опускает плечи и расслабляется. — Я… — красного фиксика я первый раз таким неуверенным вижу. — Я вообще давно предложил встречаться Верте, но… — Слушай, девочка моя, — Колер мрачно сдвигает брови, — либо ты с ним будешь, либо мы переедем. Зеленая вздрагивает и молча кивает. Родителей она боится. — На том и порешали, — удовлетворенно кивает Дедус. — Имейте в виду, еще одна разборка, и я вас в разные школы учиться отправлю. Мне не нужны скандалы. — Мы тебя поняли, — вздыхают все присутствующие хором. *** Три года спустя. — Папус, — шепчу я, — кажется, началось… Когда фиксик женского пола становится готов завести ребенка, он обменивается энергией с фиксиком-мужчиной, и они вместе создают электрон, который по прошествии месяца отделяется от маминого организма и становится отдельным организмом, фиксиком-малышом. Отделение нового члена общества от материнской энергии тяжкое, очень энергозатратное, а по ощущениям не уступает человеческим родам. В этот момент отцу приходит смс, и я бы лопнула от любопытства, если бы меня не потрясывало от накатывающих разрядов тока. Но Папус комментирует вслух: — От Колера. У Верты тоже началось. Идея стать родителями пришла в голову Диме еще полгода назад. Мы тогда с ним спорили до хрипоты. Я орала, что мы еще сами дети и мы не готовы, парень же настаивал, мол, нам пора уже остепениться. И отстоял свою позицию. Правда, чуть в лоб не получил… А на следующий день мы встретились с Вертой, и она пожаловалась, что ей тоже было «весело». Чуть позже мы узнали, что парни поспорили, кто быстрее уломает свою вторую половинку… Сейчас Дима и Файер на работе, и к Дедусу нас везут отцы. Папус бережно поддерживает меня на двухместном борде, потому что от каждого сотрясающего меня разряда тока я пытаюсь куда-нибудь завалиться. — Жуть, — бормочет отец, с трудом удерживая меня в вертикальном положении. Разряды передаются и ему, и он изо всех сил сдерживается, чтобы не отдернуть руку от меня после каждого раза. Наконец, невероятно долгий путь до механической части лаборатории заканчивается, и мы приземляемся недалеко от школы. Дедус видит нас сверху и немедленно спускается. — Она… это… того… — Папус теряет свое красноречие, но дедушка и так все понимает и, осторожно беря под руку, ведет меня к стабилизатору напряжения. Раньше фиксики делали это без вспомогательных приборов, и это было настолько больно, что многие женщины теряли сознание во время процесса. — Берись за провод, — командует Дедус, и я послушно выполняю его приказ. Все как в тумане, ноги подкашиваются, и мне хочется выть промахнувшимся на охоте волком. Дедушка нажимает кнопку, и я чувствую, как разряды тока стихают. Будто энергия уползает из меня мощными, но безболезненными толчками. — Жди, — шепчет старший фиксик. И я жду. А что еще остается? *** — Так вот как размножаются фиксики… Я держу в руках посапывающий и попискивающий сверток и не могу наглядеться на нее. На нашу с Димой дочь. А у Верты и Файера родился сын. Моя Тоника бордовая, даже темнее Маси, а у них Соник изумрудного оттенка. Мы с Вертой вроде как даже подружились, теперь вместе гуляем с детьми в свободное время. А наши мужчины работают в паре. И все равно я иногда просыпаюсь ночью, поворачиваю голову налево, где похрапывает Дима, потом смотрю направо в кроватку, где спит дочка, и размышляю о том, как же так все получилось. Конец.