Кусок пластика

Ричард аккуратно и медленно, будто боится чего-то, стаскивает с Гэвина футболку. Рид еле сдерживает стон, когда тот проводит пальцами по рёбрам. Но когда Рич кидает футболку на пол, где уже лежит его куртка, и повторно касается ребра чуть сильнее, не выдерживает и недовольно фырчит: — Поосторожней нельзя? Мне их, кажется, сломали. — Надо было в больницу ехать тогда. Но ты же отказался. — Ага, они закроют недели на две, не меньше, дай только волю, — Гэвин осторожно проводит языком по зубам, вроде все на месте, и то хорошо. — А мне некогда отлёживаться. — Ну так к нашим обратился бы, они понимающие. И нет, рёбра у тебя все целые, не переживай. — А ты мне на что тогда? Сейчас быстренько осмотришь, повязки наложишь или что там ещё нужно. Ты же можешь вот это всё? — Да, конечно, обязательная часть программы. — Вот и хорошо. Аптечка на кухне, там же найдёшь всё, что надо. Ричард выходит из комнаты, но на пороге оборачивается и говорит: — Ты бы на диван перелёг, удобней будет. Гэвин не без труда поднялся с кресла и переместился на диван. Улечься так, чтоб ничего не болело и не давило, было той ещё задачей. Да, давненько с ним такого не было. Немного утешало то, что другим досталось не меньше. Но едва он устроился более-менее удобно и настроился немного подремать в тишине, как вернулся Рич. По шуму Гэвин понял, что тот расставляет какие-то предметы на столике рядом. — Так, прежде всего, выпей вот это, — приоткрыв глаза, Рид увидел в одной руке Ричарда несколько таблеток, а в другой — стакан с водой. — Что это? — Гэвин приподнимается и забирает стакан с таблетками. — Обезболивающее. Беглый осмотр показал, что некоторые повреждения у тебя достаточно серьёзные и болезненные. — Это я и сам знаю, — Гэвин делает глубокий вдох и хочет уже продолжить жаловаться на боль и сопутствующие неудобства, но Рич ловким движением подсовывает под спину подушки. Как раз так, как нужно. Да, это подсказки программы, но всё-равно чертовски приятно, когда о тебе заботятся. Поэтому он молча принимает таблетки и выжидательно смотрит на своего «врача». Ричард смачивает полотенце в тёплой воде и вытирает уже успевшую подсохнуть кровь. Теперь ситуация не выглядит такой страшной, так что он может и сам справиться. Каждый раз, когда Рич прикасается к нему, Гэвин сдавленно шипит. Но не только из-за боли, как мог подумать Ричард. Рациональная часть его сознания пыталась найти хоть какое-то пояснение этому. Ему даже почти удалось убедить себя, что вот эти нежные, практически невесомые и слегка щекотные прикосновения ему приятны только потому, что постепенно приносят избавление от боли. Но та часть сознания, которая уже подвержена действию обезболивающего и потому не может адекватно воспринимать действительность (да, только поэтому, других причин нет), всё-таки допускает мысль, что в какой-то мере Гэвину это может просто нравиться. Очевидно, Ричард выбрал какие-то сильнодействующие таблетки, раз уж вся эта ситуация Рида совершенно не смущает сейчас. Может, из-за того, что он никогда не определял его как особь мужского пола? Ну, андроид, ну откликается на мужское имя Ричард, но что там определять? Были они как-то по служебный делам в компании, которая их производит. Там одни бесполые и безликие манекены. Это потом уже по желанию заказчика можно немного модернизировать модель. Но зачем это полицейским? Гэвин уже перестал следить и анализировать, что именно делает Рич, полностью доверив ему заботу о своём состоянии. Рид пытался снова задремать, но не давала покоя уже другая мысль — а он то зачем это делает? Только потому, что Гэвин его попросил? Мог же ещё там, в баре, не послушать его и отвезти в больницу. Или в его девиантном процессоре что-то снова перещёлкнуло, но теперь уже в отношении него, Рида? Как понять по этому почти всегда такому спокойному и безэмоциональному андроиду, что он на самом деле чувствует? Что движет им — простое желание помочь напарнику или нечто большее? С одной стороны та чуткость, с которой он осматривал Гэвина и обрабатывал порезы, царапины и просто синяки, наталкивала на мысль, что для Рича это тоже могло что-то значить. Эта мысль почему-то радовала и старательно вытесняла даже малейшее предположение о том, что Ричард мог просто выполнять команды, заложенные программой по оказанию медицинской помощи. Обрабатывая очередной порез — единственный достаточной серьёзный, хоть в этом Риду повезло — Ричард надавливает пальцами чуть сильнее, чем следовало, и Гэвин не сдерживается от злобного вскрика, ведь больно же, резко приподнимается и ощущает боль чуть ли не в каждой клеточке своего тела. Рич растерянно пытается понять, что он сделал не так и как это исправить, и в этот момент Гэвин осознаёт две вещи. Первое — Ричард прилагал все усилия, чтоб сделать всё максимально безболезненно. И второе — руководствовался он отнюдь не программой. — Извини, я не специально. Гэвин радуется, что появился повод хоть ненадолго отвлечься от нового витка размышлений, поэтому отвечает уже намного спокойней: — Ты здесь ни при чём. Сам нарвался, сам и получил. — А я предлагал пойти в другое место, обошлось бы без этого всего, — Рич критически осматривает обработанную ссадину, потом сам себе кивает, видимо, подтверждая, что здесь всё сделано как надо, и переходит к следующей. — Да, но тогда бы мы его ещё долго искали, а так, можно сказать, сам к нам в руки пришёл, — Гэвин послушно поворачивается на бок чуть сильнее, чувствуя, что пальцы Ричарда осторожно перемещаются всё ближе к спине. — Но ты же не из-за этого начал. Ты зачем в драку полез вообще? Рид задумывается, а действительно, зачем? Ведь он не сразу узнал в человеке, сидящем за соседним столиком, того, кого они уже давно искали по подозрению в ряде преступлений. Вернее, не узнал вообще, это чуть позже выяснилось уже в участке, когда кто-то обнаружил едва заметное сходство с ориентировкой и сверил отпечатки пальцев. В баре же Гэвина прежде всего возмутили его неоднозначные высказывания в адрес андроидов. Да, можно было пропустить мимо ушей, потому что таких вот недовольных по-прежнему было ещё достаточно много, и остались ещё заведения, где андроидам не очень уж и рады. Они специально выбрали то, которое позиционировало себя как «дружественное ко всем». — А ты слышал, что он говорил? — Конечно, и не только я. Если бы не ты, его охрана успокоила. Ты же знаешь, что с принятием нового закона к такому относятся очень серьёзно. — Да, знаю-знаю, — Гэвин нехотя соглашается, понимая, что объективные причины на этом закончились. — Ну так всё же, почему? — Ричард повторяет свой вопрос и, не дожидаясь ответа, добавляет, — Так, на спине у тебя только один ушиб незначительный, но я всё же рекомендовал бы смазать его мазью, на всякий случай. — Да делай ты, что хочешь, надо мазать — пожалуйста, — Рид ворчит больше для виду, понимая, что это неизбежно. И, несмотря на обстоятельства, в равной степени приятно для них обоих. Поэтому, немного подумав всё же добавляет: — Он тебя куском пластика назвал. — И что? Ты сам сколько раз меня так называл? — Ричард набирает из баночки немного зеленоватой мази, но, услышав ответ, ненадолго замирает, обдумывая полученную информацию. — Вот именно. Ты — мой кусок пластика, — даже удивительно, как просто сейчас всё сложилось в достаточно ясную картинку. Остались, конечно, ещё моменты, требующие прояснения, но последняя высказанная вслух фраза стала для Гэвина тем недостающим кусочком паззла, после которого головоломку сложить намного проще. Гэвин хотел ещё что-то сказать, но ощущает прохладу мази и тепло пальцев, за последний час ставших уже почти родными, и понимает, что иногда любые слова — лишние, потому что не могут передать всё, что чувствуешь. Тем более, когда сам ещё не до конца во всём разобрался. Но у них будет ещё время обсудить, если это потребуется, а пока он может себе позволить немного расслабиться (прежде всего в лечебных целях, конечно же) и насладиться лечебным массажем, который, кажется, скоро рискует стать совсем не лечебным.