Кусок пластика

«Если ты сейчас читаешь это, значит, у меня все же хватило духа осуществить задуманное. А если нет, /часть текста зачёркнута/ этом случае уже не важно. Так вот. Зачем это всё? Я не такой уж храбрый и бесстрашный полицейский, каким мог казаться, хотя и не в моих правилах оставлять прощальных писем, но так дальше продолжаться не может. Очень надеюсь, что дочитав, ты не подумаешь, что я законченный идиот и всё это просто себе придумал. Это будет означать, что я не разбираюсь не только в себе, но и в людях (и в девиантах, что сложнее, но все же), и тогда полицейский из меня откровенно никакой, а это хуже всего. Даже того, что я сомневаюсь в том, что сейчас со мной происходит. С нами. Я запутался. Знаешь, вот многие считают меня таким хладнокровным и расчётливым, неукоснительно идущим к своей цели, стремящимся что-то доказать всему миру и своему брату. На самом деле, я просто не умею и не знаю, как по-другому. Нормально. Общаться с другими, заводить друзей. Жить среди людей. С людьми. Чёрт тебя дери, о какой нормальности может вообще идти речь? Нормальные мужики не влю /сильно перечёркнуто/ не проявляют симпатию к другим мужикам. А тем более андроидам. Видишь, я даже написать это не могу, не то, чтобы признать до конца для себя, а тем более сказать тебе лично. И это после того, что между нами уже было. Нет, не думай, я ни о чём не жалею. /вместо текста дальше несколько строчек занимают разные закорючки/ Ну вот, из прощального письма получается какой-то грёбаный анализ моей никчёмной жизни. Ладно, у меня будет ещё время собраться с мыслями и подобрать правильные слова, но не сейчас, чуть позже. И зачем я всё равно продолжаю это записывать» Рука Рича дрогнула, и лист выпал на стол, он этого даже не заметил, настолько сильным было потрясение. Но почти в тот же момент почувствовал, как кто-то осторожно обнимает его сзади. Не оборачиваясь, он тихо спрашивает: — Когда ты это написал? — А что это? — одного взгляда на лист достаточно, чтобы Рид вспомнил тот вечер, который они провели вместе, долгую бессонную ночь, прошедшую в размышлениях и шаткую решимость порвать со всем тем же утром. — Это так важно? — Для меня — да. — Рич поворачивается к нему и чуть отступает назад, чтоб удобней было смотреть. — После того вечера. Ну, ты понял. — И почему он не выкинул эту бумажку? — То есть, ты тогда всё ещё сомневался? — Глядя на Рида, он понимает не только ответ на свой вопрос, но и кое-что другое, поэтому уже не спрашивает, а утверждает. — Ты и сейчас сомневаешься. — Хочешь сказать, что ты — нет? — Гэвин чуть отходит назад и смотрит прямо в глаза Ричу. Потом осторожно берёт его за руку, тот не одёргивает, но сжимает чуть крепче — хороший знак, значит, он не сердится. Рич молчит некоторое время, потом отвечает уже улыбаясь: — Только не надо снова всё валить на меня, этот твой приёмчик я уже прекрасно изучил. — Да, и не только этот. — Ну так почему тогда? — Потому что у нас даже ссоры все какие-то образцово-показательные, с выяснением отношений, выпуском пара, определением и решением проблем, и, наконец, примирением. Иногда слишком бурным. Да у нас даже всё меньше поводов для ссор находится. — И это плохо потому что?.. — Потому что не бывает всё так практически идеально. — свободной рукой Гэвин находит тот лист бумаги на тумбочке, сминает в комок и не глядя кидает куда-то в сторону, где предположительно стоит мусорная корзина. — То есть ты считаешь наши отношения идеальными? — и снова эта улыбка, слегка нагловатая, но такая тёплая и родная, она просто сводит Гэвина с ума. Но не сейчас, нужно сдержаться, хотя бы ненадолго, хотя бы попытаться сдержаться, но они оба знают, что все попытки бесполезны, поэтому Рид тоже улыбается в ответ. — Я сказал «практически». И не надо применять мои же приёмы на мне. Снова. — Ты боишься, потому что никак не можешь к этому привыкнуть. — Не вопрос, а утверждение, Рич действительно знал его достаточно хорошо. — Да не боюсь я! Но как к такому можно вообще привыкнуть? — А ты просто попробуй поверить. В меня. В нас. В то, что я здесь, с тобой, и никуда не уйду, чтобы ты там ни говорил, потому что знаю, что ты на самом деле чувствуешь. И ты знаешь. — Он подходит к Гэвину и крепко обнимает так, что Рид шепчет ему практически в самое ухо. — Говори так почаще. — Я думал, ты не любишь разговоры. Тебе же по душе больше действия. — Ричард ослабляет объятья, но всё ещё держит Рида в кольце своих крепких и надёжных рук. — С тобой полюбил. И разговоры, и действия. И всё. — А сейчас чего тебе больше хочется? — Честно? Спать. — Да? А у меня был другой вариант… Но раз ты спать хочешь. — Он разжимает руки и Рид от неожиданности чуть пошатывается. — Ну, можно сперва твой вариант, а потом спать. Выходной же. — Нет, сам же сказал, значит всё. — Рич с сожалением разводит руками и направляется к выходу из спальни, но слова Гэвина заставляют его остановиться. — А ты знаешь, что я это писал на работе, но не дописал, потому что тебя увидел? И тогда же понял, что несмотря на сомнения, те все мысли — полная ерунда. Поэтому и запихнул лист между папками, которые потом и забрал домой. А потом и вовсе забыл о нём. — Рид, ты никогда не поменяешься? — Но тебе же этого и не хочется? — Гэвин картинно зевает, ложится в кровать, полностью закутавшись в одеяло. — Ну, спать, так спать. Ни секунды не колеблясь, Рич забирается к нему под одеяло. Выспаться в тот день Гэвину так и не удалось. Но он не особо и возражал.