Часть 1
10 мая 2019 г. в 05:40
Её первая мысль: «Что-то не так с какао».
— Что с тобой, милая? — спрашивает Киллиан, и её внутренний детектор лжи настойчиво звенит — его обеспокоенность настолько фальшивая, что в это невозможно поверить. Он с трудом скрывает усмешку.
— Думаю, меня чем-то опоили, — говорит она, хотя на самом деле хотела сказать «Ничего». К её желудку подкатывает тошнота, и Киллиан улыбается ещё шире, сверкая белыми зубами. — Что ты сделал? — спрашивает она. Это не может повториться, не здесь, не сейчас.
— Расслабься, любовь моя, это просто немного сыворотки правды. Ничего плохого, — говорит Киллиан, поднимая руки (ну, руку и крюк, мысленно поправляет себя Эмма). — Это просто чтобы помочь тебе открыться мне.
Эти же слова сказал и он. Шестнадцать лет, её первый алкоголь. «Это просто поможет тебе открыться мне», — сказал он, и она подумала, что он милый, поэтому выпила и проснулась на незнакомом диване в одиночестве и вся разбитая. Логически она понимает, что это не то же самое, но это вторжение, покушение на её свободную волю, и она ощущает, как холод той ночи пронизывает кости.
Эмма ударяет его кулаком, получая мрачное удовлетворение от вида головы Крюка, стукнувшейся о заднюю часть кабины, и крови, вытекающей из его носа, после чего бежит прочь. Её рвёт в канаву перед закусочной, она пытается очистить свой организм от какао. Она не в состоянии вести машину. У неё дрожат ноги, и она чувствует, как начинается паническая атака. Спотыкаясь, она пересекает дорогу, направляясь к участку, запирает двери, закрывает жалюзи и садится на пол, прислонившись спиной к столу, делая глубокие, судорожные вдохи.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Когда волна паники отступает, звонит телефон. Она не обращает на него внимания. Он звонит снова. И снова.
— Что? — рявкает в трубку Эмма.
— Что случилось? — Это Снежка. — Руби рассказала мне об инциденте в закусочной. С тобой всё в порядке?
— Я… я… — она чувствует, как из неё рвётся истина. — Крюк опоил меня. Какое-то зелье правды. Я не в порядке.
Когда Снежка заговаривает, в её голосе звучит сталь.
— Дай мне пять минут.
Прибыв в участок, Снежка притаскивает с собой Дэвида, и он открывает двери, что хорошо, потому что Эмма ещё не готова встать, ещё нет.
— Подержи Нила, — говорит Снежка, передавая ребёнка Дэвиду, который берёт своего сына и держит его в руках, хотя его взгляд устремлён на Эмму. Она сосредотачивается на глазах отца — они спокойные и мягкие, и смотрят на неё с такой любовью и заботой.
Вместо «Привет» Эмма вдруг ловит себя на том, что произносит:
— Жаль, что ты не спросила меня, прежде чем так его назвать. — И она вздрагивает. Ей невыносимо это принуждение говорить правду, ненавистно отсутствие контроля.
— О, дорогая, — говорит Снежка, покачивая её в своих объятиях, и Эмма старается сдержать себя и не отшатнуться. Они продвинулись так далеко вперёд в отношениях, а Крюк испортил всё это своим дурацким принудительным зельем.
— Думаю, нам нужна помощь Реджины.
Эмма не видела Реджину с того ужина, на который она сама притащила Мэриан, и увидела, как Миллс сломалась, как её губы приоткрылись в безмолвном ужасе, а глаза наполнились слезами. Она не хочет сейчас быть с ней рядом, не тогда, когда разрывается между страданием за неё и безумной надеждой, что, возможно, в конце концов, Робин не должен был быть её счастливой судьбой, что, возможно, вместо него ею должна стать Эмма.
— Я не хочу, чтобы она видела меня такой.
— У неё есть противоядие, — возражает Снежка. — Она может помочь.
— Она меня ненавидит, — говорит Эмма. — А я так сильно переживаю за неё, и это меня убивает. — Она пинает диван. — Чёрт.
— Дэвид, пойди и найди Крюка. Приведи его сюда. Это, должно быть, противозаконно, — говорит Снежка, не показывая, что она удивлена откровениям Эммы, хотя это то, что Свон до сих пор скрывала в самых глубоких тайниках своего разума. — Эмма, садись в чёртову машину.
— Нет. — Эмма встаёт, возвышаясь над матерью, и скрещивает руки на груди. — Ты не можешь заставить меня сесть в твою машину.
— Ладно, — шипит Снежка, забирая ребёнка у Дэвида, и пулей вылетает из участка.
— Она пошла звонить Реджине, не так ли? — спрашивает Эмма отца, в её голосе слышится смирение. Она может пойти за Снежкой и остановить её, помешать её плану, но знает, что всё закончится по тому же сценарию. С Реджиной.
— Возможно, — отвечает он, пожимая плечами. — Ты в порядке, малыш?
— Нет, — говорит Эмма и стискивает зубы. — Могут ли люди перестать задавать мне вопросы? Я не хочу говорить, а эта сыворотка заставляет меня терять контроль.
Дэвид притягивает её в объятия, и Эмма плачет, вцепившись в воротник его рубашки и заливая плечо солёными слезами. Рука Дэвида растирает круги на её спине, и этот жест успокаивает. Она представляет, как он мог бы делать нечто подобное, когда она была маленькой девочкой и ей снились кошмары.
— Дэвид, — вернувшись, говорит Снежка. — Крюк. Прежде чем он скроется от нас.
Дэвид высвобождается из объятий Эммы и нежно целует её в лоб.
— Люблю тебя, малышка.
В тот момент, когда дверь за ним закрывается, появляется облако фиолетового дыма и вместе с ним Реджина.
— Снежка, мисс Свон, — коротко кивает она. — Итак, мисс Свон. Мне нужно будет задать вам несколько вопросов, чтобы выяснить, что именно подсунул вам Крюк.
— Пожалуйста, называй меня Эммой, — говорит Свон, её плечи трясутся от усилий, которые она прилагает, чтобы сдержать слёзы.
— Очень хорошо, Эмма, — соглашается Реджина, её лицо смягчается, когда она видит Эмму. Она, должно быть, выглядит ужасно: следы слёз на лице, синяки на костяшках пальцев, губы красные и ободранные. — Снежка, оставь нас.
Снежка хмурится.
— Я не хочу оставлять Эмму.
— Я хочу, чтобы ты ушла, — говорит Эмма. — Извини. — Достаточно того, что Реджина собирается заставить её отвечать на вопросы, так не хватало ещё, чтобы её мать услышала те откровения, к которым её хочет принудить Миллс. Так что Снежка уходит, на прощание крепко сжав плечо Эммы, и та остаётся наедине с Реджиной.
— Я хочу кое-что проверить. Обычно заклинания правды заставляют человека говорить. Если ты не хочешь раскрывать информацию, достаточно просто сказать: «Я не хочу тебе этого говорить», — произносит Реджина. — Что тебе снилось прошлой ночью?
Эмма краснеет.
— Я… не хочу тебе этого говорить.
Не могло бы быть сказано более правдивых слов, потому что прошлой ночью Эмма видела во сне Реджину. В её сознании всплывают руки, сжимающие тёмные волосы, запах соли и секса, громкие, необузданные крики… Эти сны приходили к ней с того дня, как вернулась её память, и первым человеком, которого она увидела, была Реджина, и с тех пор их интенсивность возрастала.
— Хорошая девочка. — В её голосе слышится одобрение, но от этих слов Эмму тошнит.
— Не называй меня так, — говорит Эмма. — Просто не надо.
Реджина кивает.
— Я не буду спрашивать почему.
— Спасибо, — выдыхает Эмма. Так называл её один из приёмных отцов, а ей никогда не нравилось, как он смотрел на неё, постоянно оглядывая её шею. Хватит с неё разворошённых воспоминаний на сегодня.
Реджина мгновение взирает на неё.
— Что произошло в закусочной?
— Крюк купил мне какао. В нём что-то было. Он назвал это сывороткой правды. Я ударила его.
Реджина ругается. Мягкое слово «ублюдок» так неуместно звучит в её устах, что Эмма не может удержаться от смеха, и это приносит облегчение всему её телу.
— Что-то смешное? — спрашивает Реджина, поднимая бровь.
— Ты такая милая, когда ругаешься, — отвечает Эмма и краснеет.
— Что ж, ладно, — произносит Реджина, и как бы дерьмово это ни было, всегда приятно видеть её смущённой. — Как ты узнала, что что-то не так?
— Почувствовала вкус, — объясняет Эмма. — Типа, горьковатый, как мыло. Не сильный, но он ощущался. И потом, он так открыто говорил о том, что сделал это, вроде как разрушил мои стены и заставил меня говорить правду, и что это хорошо, словно я должна быть благодарна ему.
— Это похоже на сыворотку, которую я раньше делала, — говорит Реджина, и Эмма пытается не зацикливаться на том, что та готовила сыворотку правды, потому что Миллс больше не Злая Королева. — Я смогу приготовить противоядие. Хочешь пойти со мной?
Эмма кивает.
— Мне нужно знать, что будет происходить.
— Прекрасно понимаю, — соглашается Реджина, и их окутывает фиолетовый дым, после чего они оказываются в мастерской Миллс под склепом её отца.
Эмма сидит, подперев подбородок руками, пока Реджина варит зелье. Это напоминает ей уроки химии в средней школе. Ей нравилась химия, хотя она ей никогда не давалась. Цвета, которые у них получались в итоге опытов, были красивыми, и в этом было что-то приятно математическое. Эмма всегда лучше разбиралась в цифрах, чем в словах. Реджина рассказывает ей по ходу процесса, объясняя каждый ингредиент, когда добавляет его, и Эмма чувствует, что тугая спираль тревоги в её животе ослабевает.
— Теперь его нужно варить полчаса, — говорит Реджина, ставя мензурку на треногу над бунзеновской горелкой на медленный огонь, пламя отсвечивает золотым блеском.
— Извини меня, — произносит Эмма, ковыряя кутикулу и получая наслаждение от боли, когда заходит слишком далеко на указательном пальце левой руки.
— Это Крюк должен извиняться, — отвечает Реджина, её глаза вспыхивают тёмной яростью.
— Не за это, — возражает Эмма. — За Мэриан и Робина. Я не жалею, что спасла её, но я хотела бы, чтобы это произошло не в ущерб тебе.
— Спасибо, — говорит Реджина. Она сидит, поигрывая стеклянной мензуркой и опустив глаза. — Я не была в него влюблена, раз уж такое дело. Со временем, возможно, и полюбила бы.
— Я рада, — произносит Эмма. Её телефон жужжит, оповещая о сообщении от Дэвида. Мы нашли Крюка. Он под замком. Завтра обсудим. Она выключает телефон, потому что звонок от Снежки неизбежен, а она не хочет общаться с ней сейчас, пока к ней снова не вернулся контроль.
— Почему? — с любопытством спрашивает Реджина.
— Я не хочу отвечать на этот вопрос, — говорит Эмма, уставившись на свои руки.
— О? — удивляется Реджина, поднимая бровь. — О чём же ты тогда хочешь поговорить?
— Я не хочу говорить, — отвечает Эмма. — Я просто хочу, чтобы меня обняли, — она краснеет.
Она не ожидает, что Реджина возьмёт на себя эту работу, но та делает это, садясь рядом с Эммой на диван и обнимая её за талию.
— Прислонись ко мне, — говорит она.
— Ты так добра, — замечает Эмма. — Я этого не заслуживаю.
— Очевидно, что ты пострадала от всего этого, — отвечает Реджина, гладя её по волосам. — И ты действительно заслуживаешь заботы.
И Эмма снова начинает плакать.
— Не заслуживаю, — всхлипывает она. — Я правда не заслуживаю. Не от тебя.
Из-за того, что Эмма хочет вернуться с Генри в Нью-Йорк, и потому что позволяла Крюку целовать себя, а также потому что в течение последних недель была такой скотиной по отношению к Реджине и снова и снова не верила ей.
Миллс шикает на неё.
— Хватит болтать. Просто позволь себя обнимать.
Так что Эмма прижимается к Реджине и постепенно успокаивается. И когда на телефоне последней звенит таймер, Эмма осознаёт, что она спокойна.
— Готово, — говорит Реджина, переливая жидкость в чистый стакан. — Вкус может быть неприятным.
Эмма держит маленький стакан между пальцами и поднимает его.
— Пока стены снова не поднялись, — произносит она. — Я просто хочу сказать…
— Сначала выпей, — резко командует Реджина.
Эмма пьёт, чувствуя, как начинает работать противоядие, ощущая, что её разум проясняется. Однако она всё же необъяснимо хочет закончить своё предложение.
— Я просто хочу сказать, что хочу быть частью твоего счастья, — бормочет она.
Глаза Реджины начинают светиться, и она улыбается так, как, на памяти Эммы, улыбалась только Генри.
— Я бы тоже этого хотела, — говорит она и берёт Эмму за руку.