***
Внутренний голос не подвел. Едва только он сумел привести себя в относительный порядок, снова смог сносно самостоятельно передвигаться, как через пять приемов пищи за ним пришли. Раздавшиеся в коридоре звуки не были похожи ни на шаги охранников во время обхода — чуть ленивые, меланхоличные, ни на шаги раздающих еду — тяжелые, неритмичные из-за тяжелой тележки с пищей. Эти шаги были четкими и уверенными, легкими и пружинистыми. Шел явно тренированный человек, хорошо владеющий своим телом, идущий по-хозяйски по самому страшному (исключительно для преступников, разумеется) месту в мире. Почему-то захотелось, чтобы уверенный и тренированный прошел мимо, чутье подсказывало, что обитателям Рафта не стоит ожидать ничего хорошего от посещения таких гостей. Конечно, мирозданию было плевать на желания заключённого № 616. Однако настолько сильной подставы он не ожидал. Дверь с тихим скрежетом открылась, и в камеру хлынул свет. Привыкший к темноте Рамлоу оказался в положении крота, вытащенного из норы, и не сказать, что был таким положением доволен. — На выход, — произнес знакомый голос, и сердце екнуло. — Ты выпущен из Рафта под мою ответственность. — На руках защелкнулись браслеты. — Новая разработка ЩИТа, — ответил на невысказанный вопрос тот же голос, — магнитные наручники со следящим устройством. Специально для тебя встроили еще и взрывчатку. Хочешь остаться без рук? Давай, попробуй снять, ублюдок. Брок, вздернутый на ноги и уверенной рукой направленный в сторону двери, только подумал, что не зря его не оставляли мысли про Зимнего, ох, не зря.***
Стив проснулся среди ночи от острого беспокойства. Машинально потянулся к другому краю кровати, но рука встретила пустоту. Баки снова ушел. С тех пор как реабилитация закончилась, и они смогли вернуться к прежним отношениям, прошло не так много времени. Он все еще был безумно счастлив просто от того, что Баки был рядом, а потому старался закрывать глаза на все странности его поведения, принимая все заскоки и тараканов. Разрешал себе пребывать в счастливом неведении чуточку дольше, чем позволял здравый смысл. Но каждая такая отлучка, каждая бессонная ночь, каждая безосновательная вспышка ярости или внезапный ступор и следующее за ним безропотное подчинение разрушали идеальную картину мира. — Бак? Не спится? — Барнс сидел на подоконнике и смотрел на улицу. Не мечтательным взглядом влюбленного, проведшего бурную ночь, а взглядом убийцы, высматривающего цель. Это пугало и убивало надежду. — Будешь сок? Или давай я заварю тебе ромашковый чай? — Стив, я хочу избавиться от этого: от кошмаров, от чувства беспомощности, от страха неминуемой боли, — голос звучал глухо и тускло, будто из-под той самой маски-намордника, которую носил Солдат. — Я устал жить, опасаясь наказания за каждый неверный взгляд, каждое лишнее слово. — Нужно время, Баки, — Стив подошел к нему и обнял, вкладывая в объятия всю свою нежность и любовь, поглаживая по растрепанным волосам. — Брюс говорит, что новые положительные впечатления в какой-то момент перекроют прошлый отрицательный опыт. — Не нужны мне ваши положительные впечатления, — тот вырвался отворачиваясь. Во всей позе сквозила агрессия, уже почти не сдерживаемая. — Я хочу посмотреть своему страху в глаза, хочу уничтожить его. — Все известные базы Гидры сейчас подвергаются тщательной зачистке. Ты хочешь войти в группу быстрого реагирования? — осторожно уточнил Роджерс, отчаянно не желая, чтобы Баки снова принимал участие в боевых действиях. — Я хочу его! Рамлоу! — Серые глаза лихорадочно блестели, выдавая жгучую, болезненную жажду. — Хочу иметь возможность делать с ним все что угодно. Он ведь преступник! Он заслужил! — Но это неправильно! — Он мучил меня, истязал. Наказывал за любое неправильное действие, и, конечно, правила устанавливал только он. Я всего лишь хочу отплатить ему той же монетой. — Ладно, — после долгих мучительных раздумий выдал Роджерс. Он был совсем не рад кровожадности Баки, но был готов на все, если тому станет легче. — Попробую что-нибудь сделать.***
Присутствие Капитана Америки в его камере было настолько невозможным и несуразным, что Брока охватило какое-то странное безразличие, почти апатия. Он покорно брел за широкой спиной, затянутой в синюю форму, как не раз ходил во время миссий. Посты охраны, проверки, выдача личных вещей и погрузка в джет прошли мимо него. Запомнился только бескрайний океан, служивший последней линией обороны тюрьмы для сверхпреступников, самой лучшей из них. Красиво было, что и говорить. Но запасы равнодушия исчерпались, когда они наконец прилетели на окраину Нью-Йорка. Поэтому Рамлоу глазел по сторонам (особенно на снующих по взлетно-посадочной полосе людей), как подросток, приехавший из глубинки, на первые в своей жизни небоскребы. Отвык он за месяцы в темноте, изредка прерывающиеся на доставку еды или визит в душевые, от скоплений людей, от автомобилей, от ветра, треплющего неровно обрезанные волосы, от солнца, выжигающего отвыкшие глаза, от обилия звуков, набатом оседавших в разом заболевшей голове. Пришел в себя он только от пристального взгляда Роджерса, который, похоже, только сейчас рассмотрел своего пленника. — Что? — усмехнулся он неповрежденным краешком рта. — Внешний вид страшного гидровца теперь соответствует мерзкой внутренней сути? — Ты похудел, — бесстрастно заметил Стив, умалчивая, что «похудел» слишком мягкое слово. Осунулся, истаял, утратил лоск, мягкую кошачью грацию, растерял яркую харизму вместе с привлекательной внешностью. Хотя нет, немного харизмы осталось, потому что в ответ на его слова и ухмылку все еще хотелось улыбнуться, податься ближе, продолжить спор. — Идем, нас ждет машина, объясню тебе правила поведения.***
Район, в который они приехали, не был самым престижным, но и дырой его назвать было нельзя. Роджерс давно продал квартирку, которая была в его собственности в сороковые, слишком многое там напоминало о потерянном возлюбленном, и приобрел жилье побольше и подороже, подсознательно надеясь, что его будет с кем разделить. В прихожей их встретил Баки с перфоратором в руках. Он был странно суетлив и нервозен, здороваясь со Стивом, ничем не напоминая экономного в движениях Зимнего Солдата, но стоило ему увидеть Рамлоу, как он застыл. Сколько бы он ни готовился к этой встрече, сколько бы ни предвкушал ее, все равно в первую минуту не смог справиться с эмоциями. Его разрывало между желанием опустить глаза в пол и подчиниться бывшему хендлеру — и жадно рассмотреть его, прежде чем впечатать металлический кулак в ехидно изгибающиеся губы. Много-много раз, пока вечная саркастичная ухмылка не будет уничтожена. Хотя она уже была уничтожена. Огнем. В воспоминаниях Солдата человек, бывший хендлером, всегда нависал над ним, подавлял, унижал. Сейчас же оказалось, что Брок ниже его на полголовы. И в нем больше не было ничего от того пышущего здоровьем крепкого профессионального бойца. Он был измучен и искалечен. Такому ему не хотелось мстить. Вот только Солдат тоже был измучен и искалечен, но его никто и никогда не щадил, а значит, он не откажется от своих планов, чего бы это ему ни стоило. — Рамлоу, — прошипел он, стараясь найти в себе злость для достойного приветствия. — Здравствуй, Солдат, — машинально ответил Брок, слишком пораженный изменениями, произошедшими в бывшем подопечном, чтобы думать о словах. Если раньше тот выглядел покорной смертоносной куклой, то теперь — сжираемым собственными демонами человеком, почти дошедшим до своего предела, полным ярости и непрошедшей боли, лишенным заботы и опоры. Последнее показалось странным. Неужели Роджерс плохо заботится о своем неразлучнике? — Я больше не Солдат! — проорал Баки, наконец-то пришедший в нужное расположение духа, чтобы начать свое возмездие. — Меня. Зовут. Баки Барнс, — каждое слово он буквально вбивал в своего собеседника, которого схватил за грудки и приподнял над полом. — Баки, Баки, пусти его, — Стив старательно пытался оттащить разошедшегося Барнса от его жертвы. Потому что не мог допустить кровопролития. То есть большого кровопролития. Каким бы наивным он не был, он прекрасно понимал, что Баки будет недостаточно растоптать противника морально, он явно будет изводить его физически. — Не надо, не сейчас. Прошу тебя, Баки, остановись. — Ладно, ладно, — тот резко стряхнул с себя удерживающие руки и ушел на кухню, откуда тут же раздался звон разбитой посуды. — Отложим на вечер. — Буду ждать с нетерпением, — прохрипел пытающийся подняться Брок, до которого постепенно начало доходить ужас его положения. — Ты можешь не задирать его? — спросил Брока Роджерс, аккуратно развешивая куртку на плечиках. — Для твоей же безопасности? — В моем положении только и остается, что… Задирать его. Потому что если вы думаете, что я сложу лапки и позволю лишить себя и голоса, то не дождетесь. А как ты, Святой Роджерс, допустил, что в твоем доме будут мучить человека? Пусть и гидровца? — Брок тихо, задушенно рассмеялся. — Совесть твоя будет спать спокойно? Где-то рядом с помершим уже чувством справедливости? Стив проигнорировал продемонстрированный ему неприличный жест и кивком указал Рамлоу на дверь в ванную. Нужно было пользоваться моментом, пока Баки отвлекся и не лишил их «гостя» самого необходимого.***
Стив нашел Баки в их спальне, прикручивающим к стене очередную металлическую пластину. — Ты в порядке? — он мягко коснулся ладонью живого плеча. — Уверен, что хочешь, чтобы он оставался тут? — Конечно, — отрывисто произнес Барнс, отходя назад и оценивая дело рук своих. — Вроде хорошо получилось. — Крепления для браслетов? — понимающе уточнил Роджерс. — Почему здесь? — А ты хочешь выделить ему отдельную комнату? У нас только две спальни, и во второй твоя студия, пусть ты и рисуешь одну черноту последнее время, не хотелось бы лишать тебя ее. Будет спать на полу, как я в свое время, — он указал на пластины, прикрученные почти у самого пола. — Вкусит все прелести бесправного существования. — Если тебе станет от этого легче, Бак, если тебе от этого станет легче. Они стояли, обнявшись, и молчали, каждый внутренне готовясь к изменениям, которые непременно произойдут из-за наличия третьего жильца с неопределёнными правами, — и опустили руки только после того, как в комнату к ним зашел Рамлоу, обернутый только синим махровым банным полотенцем по бедрам. Одежду, в которой его вытащили из-под завала, можно было только выкинуть. Больничную робу отобрали при выписке, а в Рафт и из него перевозили уже в оранжевой форме заключенного, которая от постоянной носки и редких посещений душевых тоже пришла в негодность. Так что он стоял перед ними не стесняясь, демонстрируя шрамы, занимающие не только левую половину лица и груди, но и спускающиеся по руке до середины предплечья и по ноге до самой стопы. Полотенце, хоть и было небольшим, все-таки оставляло некоторый простор для воображения, и Стив, с удивившим его самого интересом, невольно задумался, насколько же пострадала скрытая область: пах и поджарые ягодицы. Задумался потому, что даже в таком состоянии тело Рамлоу оставалось иррационально притягательным. — Одежду дадите? — складывалось ощущение, что Брок мог читать мысли и был в курсе неприличного интереса к своей персоне, потому что повернулся вокруг своей оси, демонстрируя, что на спине шрамов почти не было. — Или мое наказание начнется с того, что я буду ходить голым? — Сейчас принесу что-нибудь, — засуетился Роджерс, словно его застукали за горячим. — У меня где-то сохранились вещи, которые я купил, еще не разбираясь в современных размерах. Должно было быть что-то, что мне мало́. Пойдем, — властно сказал он в последний момент, слишком явно не желая оставлять их наедине. Но пока они были этому даже рады.***
Вещи были велики. Если бы Брок находился на пике формы, как до падения Трискелиона, все было бы впору. Но сейчас на нем болтались бы даже его собственные вещи, не то что монументального Кэпа. Однако выбирать было не из чего, пришлось идти на кухню в образе бедного родственника, которого приютили из жалости. Неразлучники готовили ужин. Пахло вкусно, но, наверное, для него сейчас запах любой еды был бы прекрасен. Особенно если это было мясо. Он тихонько присел на стул, надеясь, что морить голодом его не будут. Позволили же ему поплескаться в душе, пусть он и не рискнул задержаться там надолго. Но едва он увидел, как варварски Барнс обходится с кусками нежнейшей вырезки, безжалостно пересушивая их при обжарке, как он, внутренне взвыв, бросился к плите. — Не смей уничтожать ужин, безрукий ты идиот! — прорычал он, хватая Баки за руку в попытке отогнать от готовки. — Ты все испортил! Выпороть бы тебя… — Ты, что ли, будешь это делать? — глаза Барнса опасно сузились, он перехватил руки Рамлоу, отводя от сковороды. — Твоя власть кончилась, запомни это. — Металлическая рука продолжала выкручивать предплечье Брока так, что тот побелел от боли. — Не смей… — Баки, ты сломаешь ему руку, — успокаивающе заметил Стив, не спеша, однако, лезть к ним. — Может, он хотел как лучше? — Я не буду выполнять его приказы! — взвился Баки. — Больше никогда не буду! Ты говорил, что я могу не выполнять приказы. — Конечно, Бак, ты можешь поступать по-своему, — примирительно поднял руки тот, показывая, что он ни в коем случае не будет ограничивать его свободу. — Пошли, — бросил Баки и повел свою добычу в комнату, ярость застилала глаза, и он совершенно не обращал внимания, что не ожидавший такого напора Брок запнулся, и его пришлось тащить чуть ли не волоком. — У тебя тут нет никаких прав. И ты не будешь мне указывать что делать. Условия поменялись. — Да, — хмыкнул Рамлоу, стараясь не морщиться от боли, хватка у Зимнего была поистине железной. — Теперь ты у нас большой босс. Каково это иметь власть? Вошел во вкус? — Замолкни! И не смей рот открывать, пока я не скажу! Дотащив несопротивляющегося Брока до спальни, он голосом активировал браслеты, превращая их в магнитные наручники. И понял, что не рассчитал расстояние от пола, когда прикручивал крепления. Прикованный к стене с задранными вверх руками пленник едва-едва доставал пальцами ног до пола. Это было уже слишком! — Черт! — прошептал Барнс, проваливаясь в воспоминания. Каждый день после миссии или тренировки он стоял, прикованный к стене, ожидая наказания. Стоял, стараясь не переминаться с ноги на ногу, выдавая свою нервозность. Ему давно пора было избавиться от нее, ведь наказание было неотвратимо, но он каждый раз надеялся. Особенно с тех пор, как появился он — новый хендлер, который хотя бы снизил количество унизительных и болезненных процедур до самого минимума. Но от наказаний не отказался, раз за разом погружая Солдата в бездну боли и беспомощности, зная, что повреждения заживут уже к утру. — На первый раз простоишь здесь, пока мы со Стивом не поужинаем, — сказал он, стараясь отогнать чувство вины от того, что, пока он путешествовал по прошлому, руки Рамлоу уже затекли в неудобном положении, сдавленные наручниками, и явно причиняли сильную боль. Все-таки тот никогда не приковывал его таким образом. — В следующий раз простоишь всю ночь. Голодным! И сбежал, опасаясь своего желания постоять рядом, наслаждаясь страданиями бывшего мучителя (но он ведь — не они, его палачи из Гидры, он же — за справедливость!), — и от желания освободить пленника и растереть пострадавшие руки. Красивые руки с длинными, сильными пальцами, на которые, еще будучи Солдатом, Барнс обратил внимание и любовался не раз.